Укради меня (СИ) - Анель Ромазова
Шагаю из квартиры, с трудом разместив в руках две сумки и три пакета. Лифт гремит, оповещая на табло, что едет вверх. Через две минуты открывается.
Саша, хмуро взглянув, забирает поклажу. Молчит. Я вздыхаю.
В машине распускаюсь трескотней, чтобы ослабить натяжение.
— Саш, представляешь что Рытников… — обрубает и не дает мне закончить.
— Лизу украл. Я знаю, — С утра в его голосе была нежность, теперь в нем сталь. Откуда ему все известно — не переспрашиваю. Догадываюсь из разговора на пляже, что интуиция у Саши сильно развита. Иначе, не работал бы в органах и не получил повышение.
— Что теперь?
— Заявление подпишешь и все, — пробивает так сухо, что чувствую себя пострадавшей в кабинете у следователя.
— Любимый, не злись, — липну к нему. Он отодвигает.
— Лик, лучше не трогай меня, — выражается с угрозой, так и не повернув головы.
Замолкаю. Мои манипуляции и ухищрения, смотрятся как ересь. Саша весь такой в стойке до хрена делового. Вроде и не ругается. Но ведет себя так, что виноватость осознаешь в полной мере, по ужасающей тактике игнора. Тебя исключили из приближенных к царской особе. А как иначе это расценивать.
Заселение престает быть воодушевленно — радостным событием. Меня тупо доставили с места на место.
— Ужин погреть? — спрашиваю по приезду — молчание.
Очень даже обидно, простоять полдня у плиты, чтобы угодить своему мужчине, а он отказывается. Молчит на меня, продавливая суровым взглядом.
Чувствую себя жутко неуютно. И не представляю, как к нему подступиться. Хожу из угла в угол, пока Саша принимает душ. Духота в квартире спирает до тесноты легкие.
Ставлю все окна на проветривание. Саша выходит в полотенце, когда я заканчиваю с последним. Берет со столика пульт и включает кондиционер в спальне. В воображении срабатывает генератор неловких ситуаций. До слез неприятно ощущать себя здесь чужой. Запираю окна. Саша возле шкафа выбирает домашние шорты.
Вдохнув — выдохнув. Снимаю легкое платье и все остальное. Рискую приблизиться. Обнимаю его сзади и прижимаюсь обнаженным телом. Две наших теплых кожи соприкасаются. Ток прошивает искрящей нитью. Он вздрагивает — я тоже.
— Саш, ну прости, пожалуйста, — осторожно прикасаюсь к спине. Массирую скованные мускулы, ускоряя процесс таяния ледников. Скольжу кончиками пальцев по краю махровой ткани. Распускаю уголок и с нажимом трогаю покатые мышцы пресса. Саша, глубоко вдохнув, держит дыхание в себе. — Что мне сделать, чтоб ты меня простил?
— Не знаю, — распечатывает словесный сосуд, чем придает мне смелости.
— Вот так? — спрашиваю и забираю двумя ладонями его орудие. Крепчает. Наливается твердостью стали, стоит только провести от основания к бархатному наконечнику. Кривые вены ощутимо переливаются под пальцами. Сжимаю туже и ритмично двигаюсь. Возбуждение в момент закручивает меня в свое плотное облако, — Тебе хорошо, Саш?
По — моему глупый вопрос. Он дышит с частым промежутком, а его член, покачиваясь увесистой дубинкой, словно оживает на моих руках.
— Да. супер, Кис — все еще сдержано.
— Прощаешь? — выдаю все извинения в вопросе.
— Нет, — смеется. Злится. Но определено, не равнодушно дышит.
— Что же мне сделать? — интересуюсь лукаво и будто бы раздумывая. Опускаюсь на колени. Ногтями процарапываю от его бедер к ягодицам. Сашу волной перестегивает. Разворачивается, я поднимаю на него глаза, прежде чем сфокусироваться на том, что задумала, — Раз, ты, прощать не собираешься. Попробую договориться с ним.
Запечатлев серию коротких поцелуев по всей длине. Играю языком, на потемневшей от наплыва крови, головке. Член соглашается с моим предложением, ныряя кончиком меж губ.
— Ммм…Предатель, — обращаясь к члену, Саша натянуто вырывает звук, покачнувшись вперед. Я приступаю умасливать альтернативный мужской мозг.
Сосу его член как леденец. Самый большой. Самый вкусный в мире горячий леденец. Легкое жжение как от перчика, приправленное вкусом соленой карамели, что растекается от источаемого им мускуса.
Ням! Так необычно.
Вкупе с освежающим древесным ароматом геля для душа, что идет от его распаленного тела. Меня внутри будто опрыскивают зажигательной смесью. Подрагиваю. Чтобы не сбиться, ищу в Саше опору. Хватаюсь и впаиваю пальцы в его поясницу.
Использую подсмотренный в порнушке прием. Закручиваю языком торнадо и одновременно всасываю глубже.
— Киса, что ты… еб. охуеть как хорошо… Я тебе на губки кончу, — сдается полицейский под напором смелых ласк.
— Кончи, Саш. пожалуйста. кончи, — я его практически умоляю.
Глажу руками тяжелый ствол, не давая упругой головке, выскальзывать изо рта. Вбираю треть. И это так волнует, что лоно пульсирует. По моим бедрам растекается смазка. Боже! Я потекла, ну просто до неприличия.
Так увлекаюсь, что закрываю глаза. При этом слух мой обостряется. И вся чувствительность вспыхивает чем-то нереально порочным. Хочу его рычащих стонов, чтоб распознать, что все делаю правильно.
Гладким острием таранит слизистую. Обнимет, обволакивает и крепко держит затылок. Все же чувствую заботу в том, что не скатывается до грубости. Берет мой рот мягко. В высшей степени нежно и в то же время страстно. Местами срывается, перекрывает воздух и я дышу через нос.
Его член замирает, набухает, твердеет. Саша с треском стонет, разразив слуховое пространство одиночным выстрелом. Затем и вовсе оглушает, проливая салют из спермы на язык, в горло. Сглатываю. Он, подняв за подбородок, оставляет часть на моих губах.
С ног до головы покрывает мелкой рябью, словно это я испытала оргазм. Облизываю губы.
— Долижи, Кисунь, — просит сипло и растянуто.
Как прирученная кошка, покорно выдвигаю язык и чисто — начисто смываю все остатки семени на члене. Смахнув несколько капель с уголка губ пальцем, слизываю и их.
Жду похвалы. А точнее, чтобы Саша сжалился и унял ту ноющую боль, что путами сковала низ живота. Я внутри его хочу, но высосала все до капли. Терпеть? Нет. Я не вытерплю и секунды. Саднит внутри безжалостно. Сокращается и требует.
Саша усмехается над тем, как я страдальчески стискиваю бедра руками и втыкаюсь в него покрасневшим лицом.
— Поцеловать? — спрашивает, явно наслаждаясь, как я нетерпеливо лащусь щекой по его прессу. Киваю. От прилива возбуждения, не в силах проронить ни слова.
Собираю терпение, хоть это и кажется невозможным. Укладываюсь на край кровати и маню его к себе.
Саша — любитель поиграть в изуверские игры, но сейчас не томит. Накрывает промежность горячими, как расплавленный воск губами. Пускает в тело жидкий огонь, перекатывая кончиком языка воспаленную горошину. В полном забвении хватаюсь за простыню. Стягиваю и гортанными звуками разрываю горло.
— Саша, ты мой бог…люблю, — выстанываю подобие благодарности за то, что он делает. Как неистово
