Клятва Грейсона (ЛП) - Шеридан Миа

— Кира…, — начал он, но я развернулась и побежала прочь от этих взглядов, от осуждения, от стыда и жгучей боли. Прочь.

Глава 18

Грейсон

Я был идиотом. Ревнивым идиотом. Шейн был прав. Я увидел, как он и Кира обнимаются, и сошел с ума. Я полностью замкнулся в себе после приезда Шейна и Ванессы, даже игнорировал Киру после того, как пришел в ее комнату и пытался требовать ее, как пьяный дурак. Я мог винить только себя, если она пошла искать утешения и общения с Шейном. Шейн, который всегда был непринужденным обаяшкой. Шейн, который никогда никого не разочаровывал.

«Я не хочу тебя. Ты мне совсем не нужен».

Ты никому не нужен. Никому и никогда.

Конечно, она чувствовала себя комфортно и безопасно с Шейном — а кто бы не чувствовал? Еще одно копье ревности пронзило меня, и я стиснул зубы. Никогда в жизни не впадал в ревнивую ярость из-за женщины, но собственничество, которое я почувствовал, увидев Киру в объятиях Шейна, вывело меня за грань. Я наблюдал за ними в течение последней недели, видел, как они прогуливаются по территории, разговаривают, даже смеются. В моей груди поднялось нечто, близкое к отчаянию. Господи, мне нужно было взять себя в руки. К чему я вообще ревновал? Она была готова прийти ко мне в постель — даже если теперь это не обсуждается — чего еще я хотел? Был ли я расстроен тем, что сорвал это для себя, так же как я, казалось, саботировал все хорошее в своей жизни? Или все дело в том, что Шейн украл у меня Ванессу? Я не позволял себе много думать об этом с тех пор, как они приехали сюда — не хотел исследовать ничего из этого. И поэтому я просто замкнулся.

А потом, что еще хуже, в какой-то идиотской попытке доказать, что я не ревную — и, возможно, чтобы причинить боль Кире, я это признал — раскрыл правду о нашем браке жестоким, бессердечным способом. Глубокая боль и унижение, которые я увидел в ее глазах, обрушили на меня чувство вины. Еще один мужчина в ее жизни, использующий ее в качестве козла отпущения. Черт. А потом она сбежала. Теперь я искал ее, чтобы попытаться все исправить после того, как оставил Шейна, Ванессу и Шарлотту, смотревших мне вслед. Какой же это был гребаный бардак. И я сам был в полном дерьме. Я чувствовал, что все, что сдерживал всю неделю, бурлило во мне, доводя до кипения.

Что, черт возьми, со мной произошло?

Я встретил Киру Дэллэйер, вот что со мной произошло.

Я заметил ее на южном поле, выглядела она так, словно… собирала абрикосы с земли.

Она держит их в нижней части своей рубашки?

Секунду я просто стоял и смотрел, как она прыгает среди фруктов, наклоняясь и собирая их, то и дело поднося плоды к носу.

Что же все-таки задумала эта маленькая ведьма?

Внутри меня что-то сжалось — почему моя надоедливая жена должна была очаровывать меня даже тогда, когда мои все бурлило внутри моего тела? Я медленно подошел к ней, и к тому времени, когда я добрался до края, где сотни перезрелых абрикосов усеивали землю, у нее было десять или пятнадцать плодов, утяжеляющих ее светлую рубашку.

— Кира, — сказал я как можно спокойнее, — что ты делаешь?

— Собираю фрукты для варенья Шарлотты — варенья, которое ты так любишь, которое делает тебя счастливым. Я собиралась сделать это всю неделю, но пришлось организовывать твой офис и планировать вечеринку, чтобы тебе было легче вернуться в общество Напы, развлекать семью и пытаться придумать, как отмахнуться от некоторых вопросов Шейна и Ванессы. И, если подумать, я хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты просто проболтался, потому что это минус один стресс с моих плеч. Не могу передать, какое облегчение я испытываю от того, что мне больше не нужно врать…

— Кира, — сказал я, придвигаясь ближе. — Мне жаль. Это было неудачно преподнесено мной.

— К тому же, — продолжила она, словно не слыша меня, — это такая пустая трата еды. Есть люди, которым не хватает еды — даже здесь, в Напе. А тут все эти фрукты просто валяются на земле. Это бессовестно, на самом деле.

— Кира, — повторил я, придвигаясь еще ближе.

Она повернулась ко мне, ее длинные волнистые волосы ниспадали по спине, кудри обрамляли лицо. Ее глаза были ярко-зелеными и грозовыми, что навело меня на мысль о тропическом шторме, который вот-вот обрушится на землю. Ее щеки раскраснелись, и я видел, что она настолько переполнена гневом и какими-то эмоциями, которые я не знал, как назвать, что ей было трудно перевести дыхание. Едва заметный проблеск ее плоского живота был виден там, где ее рубашка была задрана в импровизированной корзине, нагруженной фруктами. У меня перехватило дыхание, когда я увидел ее. Она была самой прекрасной из всех диких существ, которых я когда-либо видел, и первобытная часть меня внезапно испытала желание приручить ее немедленно, прямо в эту секунду.

Я знал, что должен унижаться, и… Боже, знал, что она заслуживает этого, но после недели удерживания Киры на расстоянии и увидев ее сейчас стоящей передо мной, всю в огне и жизни, я потерял контроль над собой так, как могла заставить меня сделать только она.

Я направился к ней, а ее глаза расширились, и она уронила фрукты, собранные в рубашку, мягкие абрикосы издали влажный звук, рассыпавшись по земле у ее ног.

Она принадлежит мне.

Ревность, которую я почувствовал, когда увидел ее в объятиях Шейна, вспыхнула снова, когда я притянул ее к себе. Глядя на нее сейчас и понимая, как отчаянно я хотел ее — как последние дни были похожи на жизнь без света — я снова почувствовал ревность и уязвимость. Я отчаянно хотел, чтобы она успокоила дикую агонию, бушующую внутри, заверила израненную часть моего сердца, что она думает, что во мне есть что-то достойное, что она тоже хочет меня. Но я не знал, как выразить эти чувства словами, не знал, как попросить, особенно когда мне нужно было за многое извиниться. Поэтому потребовал ее единственным способом, который знал. Грубо схватил ее и прижал свои губы к ее губам.

Я планировал поцеловать ее только один раз, а потом отпустить, но от ее вкуса пламя вспыхнуло внутри меня. Я вцепился в нее, не в силах оторвать свой рот от ее. Она боролась со мной несколько коротких мгновений, наши руки обвились вокруг друг друга, пока я пытался притянуть ее ближе, а она пыталась отстраниться. Но затем она издала небольшой всхлип и обвила руками мою шею, целуя меня в ответ со страстным рвением. Я лизнул ее язык, ее вкус успокаивал боль внутри меня, принося мне одновременно потерю контроля и первый маленький кусочек мира, который я не ощущал так долго. Возможно, никогда в жизни.

Не успел я погрузиться в поцелуй, как Кира толкнула меня в грудь, отступив на несколько шагов, ее губы стали опухшими, а глаза наполнились новой болью.

— Кира, — сказал я, заметив умоляющие нотки в собственном голосе, — иди сюда.

Ее подбородок поднялся, и она сделала еще несколько шагов назад.

— Нет.

Я колебался.

Чего она хочет?

— Встретимся посередине, — я кивнул головой в сторону места на траве в пространстве между нами.

— Нет, — мятежно выплюнула она.

Меня охватил гнев. Я не собирался держать свои руки подальше от нее. Внутри меня все клокотало от желания, а кровь бурлила от потребности обладать ею. Никогда так сильно не хотел другую женщину.

Будь проклята эта маленькая ведьма. Чего она хочет от меня?

Я хотел было снова схватить ее, но она вдруг подняла что-то с земли и швырнула это с громким звуком, в результате чего кашицеобразный абрикос взорвался у меня на лбу и потек по лицу. Я был на мгновение ошеломлен. Протянул руку вверх, убрал пальцем абрикос со лба и опустил палец вниз, чтобы посмотреть на него с неверием.

— Ты дерзкая, маленькая дьяволица, — сказал я, встретившись с ней глазами. Одним быстрым движением я подхватил мягкий абрикос и швырнул его в нее. Она завизжала, когда абрикос попал в маленький кусочек кожи на V-образном вырезе ее рубашки, разлетелся на брызги сока и мякоти и скатился вниз по рубашке. Ее рот открылся, и она посмотрела на меня, словно в шоке от того, что я сделал то же самое, что и она.