За семью замками. Внутри - Мария Анатольевна Акулова
Гаврила, конечно же, обеспечил доставку и отчитался. Костя не пытался больше ни писать, ни звонить. Агата — умная девочка. Сама все должна понимать.
И наверняка поняла. Но цветы забирать не захотела.
Гордая. Дурында.
Вот только вряд ли такой же осталась бы, не приедь он снова… Ни сегодня. Ни завтра. Ни через неделю.
И он же может развернуться и уйти. Ему-то это нахера? Пусть остынет сама. Сама же выйдет на связь. Он вроде как даже первый шаг сделал — был отвергнут. Да только…
Костя вставил ключ в замок, на сей раз решил, что обойдутся без вежливости. Ограничатся гостеприимством. Подвинул ногой корзину с цветами — сегодня розы уже кремовые. Гаврила позаботился о разнообразии. Правда Агата не заценила.
Открыл квартиру, заходил, видя, что в коридоре горит свет.
И Агата тоже здесь. Стоит в дверном проеме из спальни. В домашнем костюме. Сложила руки на груди. Смотрит на него, нахмурившись, но ничего не говорит. Ни радости не выражает, ни нахер не шлет.
Нет. Все же гордая. Но не дурында. Понимает, где ее личные берега в общении с ним.
— Не понравились? — Костя кивнул неопределенно за спину, Агата фыркнула сначала, потом глаза закатила. Ничего не сказала, рук не отняла от груди, прошла мимо. В кухню.
Мол, приперся? Делай, что хочешь. И с собой. И с цветами. Я тебя не приглашала и развлекать не собираюсь.
Только вот… Палевно ведь, чего хочет. Чтобы следом пошел. Чтобы начал только, а потом она… Вывалит. Непременно все вывалит.
Наверняка целый день только то и делала, что в голове прокручивала. Но раз дверь не поменяла — решила, что «Гаврилу» она ему простит.
Костя стоял в коридоре, окидывая взглядом помещение. Которое по-прежнему его особо не интересовало. Даже больше — потихоньку начинало конкретно раздражать. Особенно сейчас. Когда хотелось тупо комфорта. А не вот этого всего. Подумал, что надо побыстрее забрать ее отсюда. Такая романтика приелась раньше, чем она.
Вздохнул, размял шею, пошел следом за Агатой на кухню. В которой Замочек яростно гремела посудой. Очевидно, чтобы он не сомневался — настроение воинственное.
Стояла у кухонного гарнитура, типа перетирала вилки… Зачем-то достала сразу много… Бросала их, как неродных…
Проигнорировала его приход, хотя видела, конечно. С боковым зрением-то все пучком.
Позволила подойти к себе со спины, вжаться бедрами в ягодицы, оградить одной рукой…
Отпрянула, когда Костя потянулся к щеке, чтобы прикоснуться губами или носом…
Замерла, когда он положил и вторую руку на столешницу, а потом снял пальцы с небольшой бордовой квадратной коробочки…
— Это что? — вероятно, была достаточно удивлена, чтобы забыть, что играет в молчанку. Спросила, откладывая вилки и полотенце. Но к коробке не потянулась. Держалась. Костя же усмехнулся — больше мысленно, разве что слегка губами. Знал, если сделает это очевидно — будет истерика. А как-то… Не хотелось, что ли…
— Открой.
Снова потянулся к щеке. На сей раз Агата уже не отклонялась. Не потому, что передумала. Просто растерялась. Походу не ожидала. И хотя бы из любопытства взяла подарок в руки. Открыла. Замерла.
Костя чувствовал, что выдохнула невпопад. Знал, что выбрал красивые серьги. Агата носила, но у нее были попроще. Гвоздики какие-то. А тут… С камушками. Чтоб всем на зависть. Чтоб стремно гуглить, сколько стоят. Игра на женской меркантильности никогда не подводит.
Это не плохо и не хорошо. Просто, вот так.
И сейчас тоже должно бы сработать. Понятно было, что Агате понравилось. Но она захлопнула, поставила на стол сначала, потом подвинула. Снова сложила руки на груди, дернулась, как бы давая понять, что хочет уйти. Костя, естественно, не дал.
— Куда я буду это носить, по-твоему? Из ванной на кухню и назад?
Сказала немного громче, чем говорила обычно в спокойном состоянии. Снова начинала заводиться.
Толкнула бедром Костину руку, он снова не снял.
Вжался сильнее своим телом в её, зная, что ей может даже немного больно — ведь край столешницы впивается в выступающие бедренные косточки, но это ее проблема. Нефиг сопротивляться. Прими. Улыбнись. Сыграй прощение. Пусти погреться.
— Красиво же… — Костя сказал как бы примирительно, Агата фыркнула опять.
— Забери. Не хочу.
Буркнула, отворачивая голову.
Думала, что он расценит это, как сигнал обиды. А он — спокойно. К другой щеке потянулся. Поцеловал… Почувствовал, что Агата дрожит…
Конечно. Она же тоже хочет его.
Ну и что, что злится? Это временно.
— А что я должен был притащить? Я проебался. Я это признаю. — Костя сказал, снимая руки со стола, ныряя ими под футболку Агаты. Поглаживая живот недолго, продвигаясь вверх…
Она брыкнулась, Костя придержал. Спускаясь от щеки к шее, целуя там… Ей это очень нравится. Дрожь становится сильнее… Но она сопротивляется. Продолжает вжимать руки в ребра, не пуская его к груди…
— Ты проебался… — повторяет, будто смакуя слово. Молчит несколько секунд, а потом переходит на повышенные тона, параллельно заряжая локтем ему в бок. — Да ты меня виноватой сделал! Я извинялась перед тобой за ложь! Перед тобой!
Костя откровенно не ожидал. Настолько, что она умудрилась вывернуться, отойти. Не сбежала снова в коридор. Просто рядом стала. Смотрела на него, вздернув бровь… Будто ответа ожидая. Будто раскаянья… Извинений…
А он не мог. Он не чувствовал… И Агата ведь понимала это. Костя знал — понимала.
— Ты такой говнюк, Гордеев…
Сказала, будто бы даже уважительно, переводя голову из стороны в сторону…
— Ты всегда знала, что я говнюк.
Костя пожал плечами, берясь за пуговицу на пиджаке, расстегивая, стягивая с плеч, бросая на стоявший здесь диванчик. Туда же бросил галстук, шеей покрутил. Понятно, что он сегодня никуда не уйдет. Останется.
Агата поистерит немного. Потом как-то помирятся…
— С другими. Не со мной.
Агата сказала, Костя хмыкнул. Снова подошел. Положил руки на ее талию, в лицо заглянул.
— А с
