Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

— Снежинка, успокойся! Ни черта Кшинский не заметит. Наденешь платье посвободнее, почаще будешь ссылаться на недомогание. Вот увидишь, ради ребёнка он и пальцем тебя не тронет. А значит и отсутствие живота не заметит.

— Нет-нет, не хватало ещё, чтобы Кшинский захотел меня своему докторишке показать, — театрально выпучив глазёнки, качает головой стерва. — С недомоганиями пора заканчивать. Я и так перепугалась, когда этот старикан в дом пришёл к Рине. Это Петя идиот, но обманывать врача — дело бесполезное.

— Снеж, ну ты как первый день живёшь? Зачем кого-то обманывать: купили одного, купим и другого.

— Ты не понимаешь! Этот… этот меня не выносит. Постоянно вспоминает мать Рины, намекая, что я той неровня. Пф-ф. Ему за радость будет меня вывести на чистую воду.

— Ладно-ладно! В крайнем случае ускорим тебе небольшое дтп и потерю такого долгожданного малыша. Не переживай!

Макеев равнодушно улыбается, примеряя на себя роль распорядителя чужими судьбами, пока я отчаянно силюсь не застонать от гнетущего разочарования. Не верю тому, что вижу и слышу. Не хочу верить! Щипаю себя с силой, чтобы проснуться, вот только это не сон.  Безмолвно хватаю ртом воздух, из последних сил борясь с диким желанием, ворваться к этим чёртовым голубкам, чтобы высказать всё, что кипит лавой внутри. Но знаю — нельзя! Пока меня не заметили, нужно уйти, показать видео отцу, рассказать про ложную беременность его жены, а потом потирать ладони, наблюдая, как старик будет вышвыривать эту ведьму из своего дома и нашей жизни. Но как зачарованная продолжаю следить взглядом за отражением человеческой подлости и вслушиваться в каждое слово.

— Нет, Паш! — шипит Стервелла. — Мы не отступимся от плана ни на шаг. Кшинский потеряет всё, как когда-то потеряли мы! Сначала его драгоценный бизнес развалится на глазах, затем непокорная дочь решит свести счёты с жизнью, а потом, заключительным аккордом, его ненаглядная супруга потеряет малыша, отобрав тем самым последнюю надежду и желание жить! Именно в этом порядке! Я хочу видеть в его глазах дикую боль, понимаешь? Хочу, чтобы он прошёл через все круги ада, которые когда-то уготовил мне!

Шум в ушах становится нестерпимым, ноги, дрожа, безвольно подкашиваются, я стекаю по зеркальной стене на пол, давясь беззвучными слезами: это просто не может быть правдой! Отец любит эту суку больше всего на свете, носит её на руках, ни в чём никогда не отказывает и прощает абсолютно всё, но ей мало! Им мало!

Эти нелюди запросто, нежно воркуя, строят чудовищные планы по истреблению моей семьи, меня… А я даже не понимаю за что?

Лёгкий скрип за дверью выводит из состояния шока: мне нужно убираться из этого осиного гнезда как можно скорее.

Бросаю взгляд в зеркало, убеждаясь в своей безопасности, а потом ползу к лестнице: тихо, беззвучно, лелея надежду остаться незамеченной. Мне страшно! До одури! Ужас от осознания, что эти твари готовы на всё, что ни в одном из них нет ни капли человечности, а только неприкрытая злоба и жажда чужой боли, леденит душу. Они всё заодно! Эта мысль хлёсткими ударами разрывает сознание! Макеев, Снежана, Кирилл — все появились в нашей жизни не вчера! Всё — не просто так… Они целенаправленно на протяжении нескольких лет разрушали нашу  семью, но ради чего? Что такого мог сделать отец, чтобы заставить так себя ненавидеть?

Вопросов в голове с каждой секундой становится всё больше, но вот парадокс: ответа — ни одного.

Доползаю до лестницы и вскакиваю на ноги, чтобы дальше бежать со всех ног, вот только у судьбы, как и всегда, на меня иные планы.

Звенящими переливами, разрывающими тишину и оглушающими своей безысходностью, в кармане моей толстовки оживает мобильный. Судорожно пытаюсь его достать, заглушить, отключить, но понимаю, что поздно. Я проиграла в очередной раз.

Всё, что я успеваю, это отчаянно прошептать «ненавижу», глядя на заученный до дыр номер Амирова, так ярко и безмятежно светящийся на экране. Я здесь по его просьбе...

А дальше наступает темнота.

Предел моей невезучести: я оступаюсь и по лестнице лечу вниз, больно ударяясь об острые края ступенек, пока не замираю между пролётами.

— Какого лешего, она здесь делает? — сквозь темноту доносится недовольное рычание Снежаны. — Как она могла сюда попасть?

Саднящая боль обжигает кожу. Голова трещит. Руками обхватываю её, не в силах пошевелится. Какой смысл теперь бежать?

— Блядь! — орёт Макеев. — Это я виноват! Дал ей ключи, но кто бы мог подумать, что этой идиотке хватит ума заявиться без предупреждения.

Их голоса становятся всё громче, злее, а я не решаюсь открыть глаза. Пусть думают, что я без сознания.

— Что значит «дал ей ключи»? Зачем?

— Слушай, Снеж, откуда я мог знать, что Кирюха сам от Амирова избавится? А Лерой звонит вчера и говорит: забери Рину к себе, тогда уволюсь. Я и клюнул, предложил этой переехать, но кто ж знал, что она припрётся сюда, я даже адрес ей не успел сообщить!

— Нехорошо всё это, Паш! Она жива там? Посмотри!

Внутри всё сжимается от дикого страха, что сейчас Макеев подойдёт ближе и обнаружит, что я притворяюсь.

— Да хрен с ней! — дарует мне несколько секунд безопасности бездушный монстр. — Одевайся скорей!

— Она же всё слышала, понимаешь? — никак не затыкается Снежана.– Всё Пете расскажет, Амирову нажалуется. Вот же чёрт!

— Оставь это мне.

— Что оставь? Паш? Ты что задумал?

Даже с закрытыми глазами с лёгкостью представляю, как эта кикимора виснет на Макееве, вцепляясь в него острыми коготками, и требует ответа. Отчасти я ей благодарна. Мне тоже нелишним будет узнать своё возможное будущее.

— Научу её молчать, — выплёвывает самодовольный кретин. — Давай живей, Снеж! Копаешься, как и вправду беременная на последнем сроке.

— Паш, мне страшно!

Вот же, зараза! Ей страшно?! Можно подумать, это она запуганная лежит сейчас на лестнице, изнывая от звенящей боли в ожидании вердикта двух отморозков.

На пару секунд голоса смолкают, но уже через мгновение ощущаю лёгкую вибрацию, а всё внутри содрогается от резкого цоканья каблуков по плитке: Снежана спускается. Напрягаюсь каждой клеточкой тела в ожидании новой боли или очередного унижения, но мачеха просто проходит мимо.

— Сейчас вызываешь такси, едешь в клинику и оттуда звонишь Пете, поняла? Просишь, чтобы забрал. Скажешь, что провела там весь день, мол, от волнения заболел живот. Уяснила?

— Да, а с этой что?

— Ничего, Снеж! Внимание Кшинского на себя переключи по полной, ясно?

— Да, поняла я, поняла, но эта же всё расскажет!

— Не расскажет. Пете сам позвоню, объясню, что пока у меня поживёт, а там…

— Что?

— Немного переиграем план, и только. Сейчас главное, чтобы Петя ничего не вкурил и всё подписал. Ладно, давай, Снеж, шевелись!

Слышу, как открывается входная дверь, но дальше вновь наступает тишина. «Наверно, прощаются. Страстно и трепетно», — зарождается  в голове догадка, но тут же исчезает, стоит Макееву произнести с издёвкой:

— Ну, чего смотришь на неё! Жалко вдруг стало?

— Нет! Просто…

Голос мачехи дрожит, побуждая глупую надежду расцвести в моём сердце: не бросит, не оставит, поможет… Какая же я дура!

— Снеж, что «просто»?

— Машу вспомнила. Как она… лежала… там…

Я не знаю, кто такая Маша, но отчего-то сравнение с ней кажется неимоверно тяжёлым и обречённым…

— Ну все-все, тише! Эта жива пока, не волнуйся!

— Паш, ты обещал! Она сама должна, сама! Мы не убийцы!

— Поверь, через неделю заключения в моём доме, она сама не захочет жить! Я постараюсь!

— Ладно, тогда я побежала, — доносится со стороны прихожей лёгкое щебетание мачехи. Какая же она сука!

Сквозь рокот в ушах едва различаю, как закрывается дверь, как рушится моя жизнь, как исчезает последняя надежда на спасение. Снежана ушла! Конечно, она не убийца, но оставила меня в лапах больного ублюдка, который отмерил мне неделю…