Поспорь на меня (СИ) - Эн Вера
Родителей и Игорешки, как ни странно, дома не оказалось, хотя Катя не заметила, когда они ушли. Вероятно, решили оставить их с Сонькой наедине и тактично самоустранились из квартиры. Впрочем, это не было особой проблемой. Катя тут же набрала маму и следом получила сообщение с номером Светланы Давыдовой. Глубоко вздохнула и посмотрела на Бессонову.
— Сонь, ты извини, можно я… одна позвоню? — попросила она. — Я не знаю, честно говоря, каким будет наш разговор…
Сонька закатила глаза и взялась за дверную ручку.
— Когда ты стала так деликатничать, Сорокина? — усмехнулась она. — Ладно, не дрейфь, все получится. А я пойду пока на кухне у вас пошукаю: есть с дороги хочется.
— Ой, Сонь, я разогрею тебе сейчас… — засуетилась было Катя, поняв, что Сонька после шестичасового путешествия и правда должна быть голодной, но та только шикнула на нее.
— Звони! — приказала она. — Я подожду. У меня самолет только в восемь.
Смысл последней ее фразы Катя пропустила, поскольку уже снова смотрела в телефон, придумывая, как начать разговор с Ромкиной матерью и как уговорить ее сдать пароли сына. Особенно если она вдруг в курсе их размолвки, а Ромка не хочет больше иметь с Сорокиной ничего общего. Вряд ли, конечно, он стал бы делиться с матерью неудачами на личном фронте и жаловаться на гадкую бывшую одноклассницу, но Кате все равно было неуютно. И пожалуй, она все же больше боялась не того, что сейчас получит от несостоявшейся свекрови на орехи, а того, что та попросту не захочет с Катей общаться. Она имела на это право. А Катя…
Мысленно прикрикнув на себя за нерешительность, она нажала вызов, скороговоркой повторяя про себя слова приветствия и своей просьбы. Но растеряла их все, когда в трубке раздался смутно знакомый мужской голос.
— Да? Кто это?
В первую секунду Катя решила, что не туда попала, но манера общения собеседника неожиданно заставила поинтересоваться:
— Добрый день! Это номер Светланы Давыдовой?
— Он самый! — подтвердил голос. — Она не отвечает на незнакомые номера. Если скажете, кто вы и по какому делу, я передам ей трубку.
Вот теперь Катя узнала Давыдова-старшего — ну конечно, а кто еще мог распоряжаться телефоном собственной жены и решать, с кем она может говорить, а кого ей следует игнорировать?
Катя подобралась, готовясь к бою.
— Меня зовут Катя Сорокина, — напряженно начала она. — Я училась с вашим сыном в одном классе и…
— У меня больше нет сына! — оборвал ее Денис Денисович и бросил трубку раньше, чем Катя успела хоть что-то сказать или сообразить.
Нет больше сына?
У нее потемнело в глазах, а телефон едва не выпал из заледеневших пальцев. Ромка… Ромка…
Руки сами ткнули кнопку повторного вызова — Катя бы не сумела. И какой-то чужой — хриплый, полумертвый — голос потребовал от Дениса Денисовича ответ:
— Что с Ромкой? Он жив? Он?..
Дальше Катя попросту задохнулась. И едва сумела разобрать снисходительные фразы:
— Роман бросил университет и устроился работать в какой-то магазин, — холодно сообщил старший Давыдов. — Нарушил обещание и отказался от фамильной чести. После этого он не имеет права называться моим сыном и носить фамилию Давыдов. Так, надеюсь…
— Да вы что?! — не дослушав, выкрикнула Катя. Гнев прорвался сквозь предыдущий страх и извергся из ее души подобно лаве из вулкана. — Вы совсем рехнулись, что ли?! Какая честь?! Какая фамилия?! — она явно говорила с идиотом и не стеснялась в словах. — При чем здесь институт и обещание? Ромка — замечательный, удивительный, самый честный, самый лучший человек на свете! И вы просто старый дурак, что отрекаетесь от него из-за каких-то своих закидонов! Я думала, вы поддержите его в трудный момент, а вы!..
Голос сорвался вместе с таким же сорвавшимся дыханием. Катя задышала мелко и часто, стараясь хоть немного справиться с собой и обидой за Ромку. Отец, называется! Не разобрался, не поддержал, не расспросил, разумеется, — отрезал и выкинул, будто вышедший из моды мундир за ненадобностью. А Катя еще на своего отца жаловалась! Тот хоть не в глаза от нее отрекся. Да и вообще, кажется, осознал…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А вы? — неожиданно поинтересовался Давыдов-старший, и Катя только сейчас поняла, что почему-то все еще держит трубку возле уха, хотя давно следовало повесить ее и навсегда забыть о некоем Денисе Денисовиче. Однако вместо этого она уточнила:
— Что я?
— Вы его поддержали? — спросил Давыдов-старший, и из Кати после этого вопроса словно выпустили весь воздух вместо со злостью. Что, Сорокина, нечем крыть? Сама-то еще хлеще этого тщеславного индюка.
— Нет, не поддержала! — выдохнула она. — Я такая же дура, как и вы, сэр! Потому и потеряла Рому. И вы его потеряете. Потому что он и без меня, и без вас справится. А вот мы…
Она замолчала и закрыла свободной рукой лицо. Ждала ли она ответа? Вряд ли. Однако получила.
— Что вы хотите знать? — неожиданно устало спросил Денис Денисович. Катя замерла, не веря собственной удаче.
— Где мне его найти? Мне… очень надо с ним поговорить!
Однако тяжелый вздох объяснил, что она рано обрадовалась.
— Адреса и телефона у меня нет, — ошарашил старший Давыдов, — Рома отказался их давать. Но я попробую узнать. Перезвонить вам по этому же номеру, Катя Сорокина?
Катя подтвердила, что именно по этому, и, только распрощавшись, вспомнила, что хотела вернуть прежнюю симку. Что ж, придется с этим повременить. Впрочем, Ромка все равно не позвонит, а больше звонка она ни от кого не ждала.
— Ну как успехи? — первым делом спросила Сонька, когда Катя появилась на кухне. Она уже совершила набег на местный холодильник и теперь с удовольствием уплетала бутерброд, по размерам ничуть не меньший, чем делала себе Тося Кислицина.
— Весьма спорные, — вздохнула Катя и кивнула на бутерброд. — Чего ты всухомятку? У нас сегодня индейка с гранатом — пальчики оближешь.
— Пальчики я дома оближу, Сорокина, — так и не объяснила свой выбор Сонька. — А пока быстренько расскажи мне, что удалось выяснить, и вызови такси, иначе мой самолет улетит без меня.
— Ты уже обратно в Питер? — расстроилась Катя. — Так скоро? Я думала, погостишь хоть пару дней.
— Обязательно погощу, Катюш, но не в этот раз, — ласково ответила Сонька и погладила ее по руке. — Завтра у меня сложнейший зачет, и его никак нельзя пропустить.
Катя удивленно хлопнула глазами. Она знала, что не стоит задавать этот вопрос, но все-таки спросила:
— Сонь! Ты меня простишь?
Теперь хлопнула ресницами Бессонова. Потом весело, задорно рассмеялась.
— Я смотрю, ты совсем забыла наш позапрошлый апрель, Катюха, — непонятно объяснила она. — А я вот нет. И никогда не забуду. Проводишь до аэропорта? Давно мы с тобой по душам не болтали.
Глава 27
Этот голос Рома узнал бы из сотни других: властный и категоричный, он звучал почти каждый божий день, то отчитывая, то требуя, то убеждая. Он и сейчас отчитывал и требовал, и Рома, несомненно, прошел бы мимо, если бы в этот момент он не тащился вдоль заброшенной больницы, в чьих давно уже опустевших коридорах столь же давно не должно было быть ни души. Что чистюля и брезгуша Сорокина могла забыть в подобном месте, Рома не представлял. Но какая-то неведомая сила толкнула его вперед, и он повиновался ей под неожиданно гулко застучавшее сердце.
Внутри здания оказалось еще хуже, чем снаружи. Кругом валялось битое стекло и столь же битые кирпичи; еще не рухнувшие стены были изрисованы граффити и исписаны похабщиной; воняло мочой и кем-то давно уже сдохшим, но в дверном проеме мелькнули рыжие Сорокинские вихры, и Рома забил на антураж. Голос Катюхи теперь звучал чувствительно громче, и Рома, разбирая отдельные слова, понял, что она грозит кому-то серьезными проблемами. Усмехнулся, узнавая президента школы, но следом услышал чей-то всхлип — да такой, что мысли о несерьезности происходящего тут же канули в Лету. А наглые грубые голоса в ответ только подтвердили холодные подозрения.