Галина Лифшиц - Новый дом с сиреневыми ставнями
Мне очень трудно было говорить о том, что показал первый анализ. Я давно знал Татьяну и тяжело переживал за нее. Я надеялся, что в лаборатории произошла ошибка. Такие случаи известны. Татьяне был назначен повторный анализ. На следующий день после того, как я объявил ей результат первого. Она должна была приехать второго октября. Я просил ее провериться вместе с мужем, чтобы иметь определенную ясность. Но на следующий день Татьяна не явилась.
– Я ночь без сна провела. Машину вести не могла, вернулась с полдороги, – уточнила Таня.
– Я помню тот вечер! И то утро! – сквозь зубы вымолвил Олег. – Ты меня, конечно, не простишь… Как мы тогда к Вере шли… О-о-о… Гудрый Мудвин…
– Однако Скалкина все же послала анализ крови на ВИЧ пациентки Татьяны Красильниковой именно второго октября. И вполне понятно почему. Она досконально продумала каждый шаг. Заранее вызвала инфицированную пациентку, чтобы вторично совершить подлог. Ну, не каждый же день ей ту женщину дергать? Взяла кровь второго числа, отправила. Татьяна пришла на следующий день, все замечательно. Она ждала результата, надеялась на ошибку. А надеяться было не на что. Потому что Скалкина так решила. Ты-то, Скалкина, на что надеялась?
Лара тупо молчала.
– В принципе, и так вполне понятно, на что надеялась Скалкина. Вариантов множество, каждый из которых способен был привести к желаемому результату. Во-первых, вполне вероятно, что пациентка с таким диагнозом не решится рожать. Сделает аборт. Из сострадания к мукам ребенка в случае, если он тоже окажется инфицированным. Во-вторых, муж, у которого наверняка не окажется ВИЧ, убедится в измене жены и, что совершенно естественно, не захочет дальше состоять с ней в браке. В-третьих, пациентка, лишившаяся и мужа, и ребенка, да к тому же и уверенная в том, что у нее в крови вирус иммунодефицита человека, вполне способна наложить на себя руки.
– О таком я не думала! – возмутилась Лара. – На чужом несчастье счастья не построишь!
– Ух ты! – восхитилась Таня.
– Что в итоге? – отмахнувшись от Скалкиной, резюмировал доктор. – К счастью, Татьяна сделала еще один анализ. К счастью, Татьяна обратила внимание на несовпадение ее группы крови с той, что обозначена на наших анализах. Много счастливых совпадений. Но так или иначе это бы раскрылось. Я и сам собирался послать Таню на независимую экспертизу, так сказать. Надежда умирает последней. И даже если бы я ее никуда больше не отправил, все равно это обнаружилось бы в ближайшее время. В ее состоянии кровь на анализ берут часто.
Что, Скалкина, признаешься?
Скалкина зарыдала в голос.
– Ты признаешь свою вину, Скалкина? – настойчиво повторил врач.
– Это случайно. Я случайно, – лепетала Ласка.
– И ВИЧ-инфицированную больную ты вызвала на анализ случайно на второе октября? Без моего ведома? И послала ее кровь под чужим именем случайно два раза?
– Я… Я не хотела…
– Я хочу, чтобы ты внятно сейчас сказала, что именно ты хотела.
– Я хотела, чтоб все было по-честному, – задыхаясь в рыданиях, выплевывала слезные слова Скалкина. – Я хотела, чтоб она так же мучилась, как я. Почему я должна была страдать, а она жила как ни в чем не бывало? Мне одной плохо должно быть? Меня можно бросить, а ее нет? Пусть бы она знала правду! И пусть бы поплакала, как я плакала.
– Да в чем же она-то перед тобой виновата? – вскричал Олег. – Мне бы мстила! Убила бы меня! Покалечила. Она-то что тебе сделала?
Олег не догадывался, что задался сейчас вечным вопросом всех времен и народов.
«Что она тебе сделала?»
Вот почему, когда мы покупаем что-то новое, обязательно изучаем инструкцию по использованию? Тут даже отвечать не надо. И так ясно-понятно, что мы хотим, обзаведясь этим чем-то, получать пользу, выгоду, удовольствие и так далее. Хотим, чтоб было нам в плюс. Вот мы и читаем, что можно делать, а что нельзя. И что будет, если сделаешь, как нельзя. Что-то может сломаться. Выйти из строя. И иногда даже насовсем. Невосстановимо. Именно поэтому мало кто, кроме неразумных детей, совершает запретные действия с нужной в хозяйстве вещью, зная о возможности сугубо негативных последствий.
Но если дело касается столетиями изученного механизма человеческих отношений, мы становимся слепы и глухи. В собственной жизни мы первопроходцы. Зачем нам чужие правила и инструкции? Каждому из нас (в этом-то и прелесть, и кошмар жизни одновременно) кажется, что мы можем себе позволить установить собственные правила, что наши интересы стоят на первом месте, наши чувства – самые нежные, тонкие и важные. А кроме того, все мы уверены, что сами разберемся в собственной каше, если уж надумаем ее заварить. К черту инструкции!
И, как только инструкции получает черт, каша заваривается – не расхлебать.
Может быть, иногда стоит полагаться на накопленный человечеством опыт? Просто уяснить, как оно может происходить в объективной реальности, а не в грезах, порождаемых всплеском страсти и жаждой энергообмена…
А в реальности, отнюдь даже не суровой и жестокой, просто честной и равнодушной к нашим заскокам, происходит следующее.
Если в семье появляется третий (третья) – тайный, незримый, посторонний, это обязательно когда-нибудь проявится. Как и почему так получается, лучше даже не думать. Просто надо поверить, что проявится, как ни прячь, как ни таи. Причем в самый неожиданный и неуместный момент.
Семейные отношения ни за что не останутся прежними (теплыми, дружескими, родственными, доверительными), даже если один из супругов пока ничего не знает об измене другого. Есть незримый и непонятный пока людям мир, где не нужно слов, картинок, вещественных доказательств. Этот не расшифрованный пока мир чувств тем не менее существует и даст о себе знать, как только предательство совершится.
Что чувствует женщина, идущая на связь с чужим мужем? Она, конечно, знает, что на чужом несчастье счастья не построишь. Она даже не раз повторяла эти мудрые слова, когда речь шла о других. Ей было тогда все яснее ясного. Но это когда о других, чужих и, в общем-то, ненастоящих. Так – фигурках из кукольного спектакля. Ведь чаще всего так и воспринимаются нами посторонние люди. За них не больно, не обидно. Просто – никак. Другое дело – когда больно становится самой. Ой, как же это ощущается-то, мама дорогая!
Наша Таня, которой сейчас не до смеха и не до воспоминаний о прежних днях, а только бы ноги унести из медицинского учреждения, подарившего ей такой букет эмоций, тоже могла бы вспомнить кое-что, вполне невинное, правда, из ее собственной биографии.
Вот незначительный эпизод. Курсовая по истории. Консультант – молодой, слегка за тридцать, профессор. Всесторонний красавец. Юмор – редчайший и тончайший. Постоянный гость на культурном телеканале. Таня старается изо всех сил. Ей интересна тема курсовой. И не только. Ей принципиально хочется понравиться профессору. Проверить на нем свою женскую силу, свои возможности. Просто, чтоб про себя что-то понять? Или не только?