Сара Монк - Романтическое приключение
Он уже знал, что молчание Лизель — плохой знак. Так тиха она бывала только тогда, когда что-то очень сильно огорчало ее. Он не хотел делать ее несчастной, нет. Совсем не хотел, он хотел… О Господи! Он не мог сделать то, что хотел. Не мог?
Почему все так сложно? Но чувства непростая вещь, они сложны и запутанны, и иногда чертовски трудно разобраться в них, и когда получалось так, как получилось, единственное, что мог сделать такой мужчина, как Том Спенсер, — поступить правильно, не важно, что это больно.
Кэролайн ждала, когда он вернется домой, и встретила его бесконечным потоком слез и обвинений. И это отрезвило его. Неважно, какое чувство он испытывал к Лизель, оно захватило его целиком и полностью, но он помолвлен с Кэролайн. Он дал обещание, и она достаточно ясно дала понять за три часа криков, борьбы, упреков, рыданий, обвинений и заявлений, что хочет, чтобы он сдержал его. Он был с Кэролайн четыре года, и он любил ее. Может быть, сердце не подкатывало к горлу каждый раз, когда он видел ее или говорил с ней, может быть, когда она уехала, он не скучал по ней так сильно, как должен был бы скучать, может быть, не думал о ней все время, не вызывал ее образ в своих фантазиях. Черт, даже не мечтал о ней, как о Лизель. Но кто знает, что за чувство у него было к Лизель? Оно было новым, оно было пугающим, и он знал, что оно могло быть таким же слепым увлечением и кончиться так же быстро, как какая-то новая уличная мода.
То, что у него было с Кэролайн, было реально. И неважно, как далеки они были сейчас. Нельзя предавать человека, по отношению к которому у вас есть обязательства, вы, по крайней мере, должны разобраться во всем. Кэролайн хотела, чтобы они все исправили. Она умоляла его постараться. Он никогда не видел ее такой расстроенной. Но сейчас, когда перед ним стояла Лизель, он видел, что она тоже расстроена, и это было так, словно кто-то взял его за жизненно важный орган и с силой сжимает его. И что бы он ни сделал, он обязательно обидит кого-то. Включая самого себя.
— Это так тяжело, — вздохнул Том.
«О Господи, думаю, да», — молча согласилась Лизель.
— Лизель?
Его испуганный голос разрушил ее фантазии, в которых они уже лежали на его широкой постели, творя безумства. Она взглянула на него, увидела его расстроенное лицо и мигом вернулась к действительности.
— Извини. — Она извинялась за мысли в собственной голове, но, конечно, он не мог знать это.
— И меня тоже. Ты не веришь? Нет, правда, я беспокоюсь о тебе, было бы глупо отрицать, что я неравнодушен к тебе. Потому что ты сразу бы поняла, если б я тебе солгал. И я не хочу лгать, я хочу быть честным, насколько возможно… со всеми.
— Ты прав. Ты стараешься быть святым, а я грешница. Или, по крайней мере, хотела быть ею…
Это было приглашение.
— У меня отношения с Кэролайн… — поколебавшись секунду-другую, проговорил Том.
— Я знаю.
— Я должен поступить правильно. — Казалось, он говорит это себе, не ей.
— Да? Конечно, должен, — вздохнула Лизель и была так близко, что он почувствовал ее дыхание.
— Я дал обещания, Лизель, и не могу нарушить их.
И в этом вся загвоздка. Правда. Его суть. Что делало его таким, каким он был. За что она любила его.
Лизель прикусила губу так сильно, что та побелела, и кивнула. Том знал, что она поняла.
— Хорошо. Я знаю, что это трудно, и не хочу, чтобы было еще труднее, но есть один вопрос, который я не могу не задать тебе. Я должна и не жду ответа прямо сейчас. Но, пожалуйста, подумай об этом… — Она подождала, когда он кивнул, затем вздохнула, собираясь с силами. — Возможно, это прозвучит слишком наивно, но если ты действительно любишь кого-то, то в твоем сердце не остается места для другого. Я понимаю, что не должна хотеть быть с тобой. Пока ты действительно не захочешь… поэтому задаю свой вопрос. Ты думаешь, что, держа слово, данное Кэролайн, ты поступаешь правильно? Но как ты можешь быть счастлив, когда не уверен, хочешь ли ты действительно быть с ней?
Том помолчал минуту, прежде чем ответить, и Лизель видела, что он поражен правотой ее слов.
— Ты права, совершенно права. Но разве ты не понимаешь, должно пройти время, чтобы убедиться…
Она грустно кивнула, а он боролся с желанием потянуться и обнять ее.
— Я не говорю «никогда», Лизель, я говорю «не сейчас», — произнес он мягко.
— Это может быть только сейчас или никогда, — бросила она ему, нижняя губа предательски задрожала, несмотря на все усилия прикусить ее.
Том вздохнул долго и тяжело, очевидно задетый за живое, очевидно чувствуя боль, и при виде боли и смущения на его лице порядочность, свойственная Лизель, как всегда, взяла верх.
Сейчас она ненавидела Ника: как он мог бросить Мэрилин и Алекса?
Ненавидела Саманту, которая подтолкнула его к тому, чтобы он сделал это.
Неужели она хочет быть такой же?
О, конечно нет.
Она подошла и нежно положила руку на плечо Тома.
— Извини. Яне это имела в виду. И я все понимаю.
Он с надеждой взглянул на нее.
— Да?
— Конечно. Это то, что ты должен сделать.
— Ты понимаешь, что мне нужно время, чтобы разобраться во всем? И поступить правильно?
Она кивнула, не в состоянии говорить и, боясь, что не выдержит и разрыдается.
— Но я думаю, что сейчас тебе лучше уйти, — удалось прошептать ей напоследок.
Том кивнул, коснулся ее лица ладонью и грустно улыбнулся. Но не двинулся с места.
— Пожалуйста, — проговорила она чужим, низким голосом.
Том буквально силой заставил себя повернуться и уйти, а она застыла, как жена Лота. Когда Том дошел до угла дома, он повернулся и бросил еще один долгий прощальный взгляд. Он видел, как Лизель, спотыкаясь, подошла к стене дома. Она казалась такой маленькой и беззащитной, что все, что он хотел сделать, — это броситься к ней, взять ее на руки и сказать ей, что все непременно будет хорошо. Но он не мог этого сделать, потому что не знал, правда ли это, а она хотела от него правды. Всегда. И все, что он мог сделать сейчас, — это сказать:
— Береги себя, хорошо?
Лизель молча кивнула.
— Разумеется, — сказала она, когда он завернул за угол.
Ее колени предательски подогнулись, и Лизель с трудом проковыляла через французские двери в гостиную и упала там на софу.
— Ничего мне не нужно. Ничего. Никаких мужчин, никого, только то, что у меня есть, — повторяла она как молитву.
И когда Раби последовала за ней из сада, радуясь прогулке и желтому мячику, таким простым вещам, которые способны сделать собаку счастливой, и прыгнула к ней на колени и покрыла ее лицо «поцелуями», Лизель прижала к себе щенка и залилась слезами.
