Иосиф Гольман - Не бойся, я рядом
Неторопливая операторша лежала по ту сторону прилавка, Олег заметил только ее голову и запрокинутую вверх руку.
Мужичок, не успевший уйти, лежал с этой стороны. И хоть неважно разбирался Олег в медицине, но вмиг уяснил: этому уже не помочь – железо вошло прямо в лоб.
– Стоять! Стоять, гад! – Парамонов даже не сразу понял, что обращаются к нему.
Встретившийся ему на выходе мужик – с бешеными глазами и перекошенным лицом – теперь одной рукой прижимал к горлу обезумевшей беременной тетки нож, а в другой держал круглую, ребристую зеленую гранату.
– Стоять, мент! – опять заорал мужик. – Всех покрошу!
– Я не мент, – машинально сказал Парамонов. – Я редактор. Успокойтесь, пожалуйста.
Странно, но бандит и в самом деле чуть успокоился.
По крайней мере, относительно Парамонова.
– Деньги давай, сука! – теперь он обращался к женщине, лежавшей по ту сторону окна, не понимая, что та, даже если бы хотела, не смогла бы выполнить его требование.
– Она ранена, – снова сказал Олег.
– Тогда ты! – выкрикнул бандит. Его рука дернулась, и нож поцарапал беременную тетку. Та взвизгнула.
«Это тебе не в очереди бакланить», – вдруг пришла в голову Парамонова максимально неуместная и даже циничная мысль. Но было в его болезни и приятное обстоятельство: он за свои «обсессии» разумом не отвечал.
– Только успокойтесь, пожалуйста, – сказал Олег налетчику. Парамонов уже видел, что тот был явно неадекватен. Своей первой гранатой – а взрыв наверняка был от этого – бандит больше навредил себе, чем помог.
– Я достану вам деньги, – Парамонов медленно, шаг за шагом, направился к прилавку.
– Стой, мент! – опять заорал тот. – Баба – заложник! А ты вали отсюда. Вали! Скажи своим: мне машину и самолет! Иначе взорву бабу!
Он еще раз несильно ткнул женщину острием ножа, и она теперь не взвыла и не вскрикнула, а беззвучно заплакала.
– Я не мент, – повторил как можно спокойнее Олег. И, приняв решение, добавил: – Возьми в заложники меня. Я – журналист, со мной тебя не убьют без переговоров.
Тот уставился на Парамонова, и Олег отчетливо увидел в его взгляде безумие.
«Дурдом – не у нас», – некстати вспомнил он седого старика из «психушки» Лазмана.
– Я – журналист, – облизав пересохшие губы, еще раз повторил Парамонов. – Я заинтересован. Мне нужны сенсации, понимаешь? А баба – обуза. Выгони ее.
Налетчик, как завороженный, смотрел на Парамонова.
Потом убрал руку с ножом и оттолкнул от себя женщину. Та, сначала не поверив, крошечными шажками, а потом стремглав, рванулась к выходу и исчезла на улице.
– Я кольцо выдернул, – сказал налетчик Олегу. – Ты это учти.
– Обязательно, – согласился Олег. – Только держи ее крепче, ладно? Иначе не будет у нас ни денег, ни свободы.
– Знаю, – сказал безумец. И даже изобразил некое подобие улыбки.
А потом с нечеловеческой силой схватил Парамонова за руку, образовав с ним таким образом ужасное триединство: он, Олег и граната.
Олег не знал, как ему себя вести.
Он не знал, о чем думает и что собирается делать сумасшедший бандит.
Он не знал, что с ним будет через полчаса или даже через минуту.
Зато он точно – до максимально возможной глубины ощущений – знал две сокровенных вещи.
Ему было страшно – но страх вовсе не затапливал сознание!
И еще: ему очень хотелось выжить.
Два стихотворения Олега Парамонова, недочитанные его супругой в парке
1
Мне кажется, стихи мои сухи.В них больше нет ни музыки, ни света.И очень тяжело прожить поэтом,Детей своих считая за грехи.
И я не помню где, в который мигВдруг потерялось естество и жженье.Осталось только некое уменьеИ повторение, чего постиг.
Душа еще пытается слагать,Как продавец, что на дешевом рынкеГоняет уцененную пластинку,Которую никто не хочет брать.
Досадно слышать вместо песни – визг.И гонит безбилетника кондуктор.Шипя, перевирает репродукторВсе, что в него поет ненужный диск.
Наверно, так же скверно умирать.Иль онеметь, проснувшись черным утром.Ползет адаптер сонным каракуртом,Царапая пластиночную гладь…
2
Аккорды темнотыЗвучат в ночи неслышно,И легкий ветерокНасвистывает нам.Он трогает кусты,Верхушки ив колышет,Подлаживаясь в тактПростым твоим словам.
Рассказываешь мнеО жаворонках в небе,О том, как ты с рукиКормила снегиря.И падающий снегНе ледяной, а нежный.И падает лунаВ сугробы января.
