Салли Боумен - Отвергнутый дар
– Княгиня, неужели ты думаешь…
– Думаю, думаю, Льюис. Мне кое-что рассказывали…
– Все ложь. Я буду самым примерным постояльцем. Я послежу за слугами и сторожами.
– Правда?
– Пригляжу за собачками. Ты же знаешь, как я люблю собак.
Прекрасное лицо княгини омрачилось.
– О, мои бедные детки. Мне их будет так недоставать. И они будут тосковать, как всегда.
Льюис подавил стон. Он терпеть не мог собак, а их у княгини было двадцать семь, не считая доберманов, которые охраняли поместье.
– Дважды в день – первоклассный бифштекс. Различные упражнения. Они будут жить по-королевски.
– Ты клянешься, Льюис?
– Клянусь, княгиня.
– Ну хорошо. Ты меня убедил. Ах ты, противный мальчишка.
Подумаешь, одолжение, мысленно фыркнул Синклер. У княгини три дома в Италии, один в Монте-Карло, один в Танжере (впрочем, этот принадлежал исключительно ее мужу), один на побережье Ямайки и один дом на Пятой авеню в Нью-Йорке. Почти все дома большую часть времени были заняты очередными нахлебниками, которых княгиня находила забавными; поэтому он, собственно, и обратился к ней за помощью. А это палаццо, расположенное среди гор, в десяти километрах от Рима, было похоже на крепость. Повсюду бегали доберманы, у ворот дежурили сторожа; поместье охранялось круглые сутки. Никто не мог без разрешения проникнуть внутрь, и – что еще важнее – никто не мог бы выбраться оттуда незамеченным Хелен не удастся снова неожиданно скрыться, твердо решил Синклер.
– Ты меня используешь, испорченный мальчишка.
Не думай, будто я не понимаю… – Княгиня больно ущипнула его за руку.
– Но ведь я и люблю тебя. Повернись-ка. Синклер довольно ощутимо, даже сильно шлепнул ее. Княгиня застонала, послушно повернулась на живот. Льюис послал картине Дали прощальный взгляд и приготовился воздать княгине должное за ее щедрость.
Ни о чем не подозревающая княгиня изогнулась. Руки ее метались из стороны в сторону в предвкушении удовольствия; Синклер встал на колени; шлепок и его самого возбудил.
– О Льюис, – выдохнула она. – Ты так быстро вырос. Подумать только, я держала тебя на руках, когда ты был совсем крошечным… Конечно же, я была тогда очень-очень молоденькой.
Синклер навис над ней. У княгини не было детей, и она была ровесницей его матери. Она что же, думает, он этого не знает, тщеславная глупая сука?
– Неужели?
Он начал резко, застав ее врасплох. Ее крик, крик боли, подбодрил его. Он продолжал действовать с закрытыми глазами, с застывшим лицом. С доставляющей ему удовольствие грубостью он показал княгине еще несколько штучек, которым научился в Балтиморе.
Час спустя Льюис вернулся в кафе в Трастевере, где его ждали Тэд и Хелен. Он увидел их прежде, чем они его. Издали ему показалось, будто говорила Хелен, потом Тэд поднял голову, оглядел площадь и снова обернулся к Хелен. Когда Льюис подошел ближе, слышно было лишь гудение Тэда.
– Он наверняка сделал это в несколько приемов, иначе не получилось бы. – Тэд положил на стол свои пухлые локти. – Только так он мог добиться эффекта. Сначала он снял отдельно, как кукла падает с лестницы.
Потом нужно было снять актера на фоне прозрачного экрана и…
Синклер подошел к их столику, и Тэд замолчал на полуслове. Хелен подняла глаза, но никак не среагировала на появление Льюиса. Красавица и чудовище, подумал он. Тэд обратил к нему свое рябое лицо, Синклер улыбнулся.
– Привет, Льюис. Получилось?
– Все в полном порядке.
– Сколько мы там можем прожить? – Тэд не потрудился даже сказать «спасибо», и Льюис почувствовал мгновенное раздражение.
– Три месяца. Она уезжает на три месяца. Этого достаточно?
– Вполне. Даже более чем.
– Сколько же времени все это займет?
– Шесть недель. – Тэд явно скучал. – Шесть недель и, может быть, два дня.
– О господи, Тэд, ну и хвастун же ты! – Синклер шлепнулся в кресло. – Ты не можешь так точно знать…
– Могу. У меня есть рабочий сценарий и вообще все.
– Для меня это новость.
Льюис заказал чашку кофе. Не в манере Тэда пускать пыль в глаза, подумал он. Или для Хелен старается? Льюис облокотился на стол.
– Может, покажешь мне сценарий?
– Нет.
– Почему? Где он, черт побери?
– Здесь, – Тэд постучал себя по голове и хмыкнул. Синклер пожал плечами. Он отвернулся, взял Хелен за руку и слегка сжал ее пальцы.
– Как ты себя чувствуешь, нормально?
– Отлично. – Она выдернула руку.
– Тебе понравится у княгини. – Он старался, чтобы голос его звучал ободряюще. – Дом огромный. Место чудесное. А для съемок – там такие комнаты есть, с ума сойдешь! А еще… – Льюис запнулся. Он не рассказывал Хелен о том человеке, который приходил в кафе «Страсбург» и спрашивал о ней, но вдруг она догадывалась? – А еще там очень тихо, спокойно. Так что…
– Звучит впечатляюще, – перебила она этим бесчувственным английским голосом, серо-голубые глаза смотрели отстраненно. – Трудно тебе было уломать княгиню?
Холодный оценивающий взгляд заставил Льюиса покраснеть: он надеялся, что она этого не заметила.
– Легко, – быстро ответил он. – Она очень щедрая. Знаешь, старая подруга моей матери…
Тэд хихикнул. Льюис метнул на него уничтожающий взгляд. Иногда ему действовали на нервы бестактность и грубость Тэда.
– Она знакома буквально со всеми, – внушительно добавил Синклер, – с художниками, артистами, писателями, режиссерами. Хочет представить нас Феллини, говорит…
– Скажи ей, чтобы зря не трудилась.
Тэд снял очки, подышал на них и стал протирать их своим грязным рукавом. Льюис неприязненно покосился на Тэда.
– Ты не хочешь познакомиться с Феллини? Почему это?
– А мура этот ваш Феллини, – процедил Тэд и снова водрузил на нос очки.
Английский сад.
Черный «Роллв-Ройс Фантом» встретил самолет Эдуарда в плимутском аэропорту. Теперь лимузин скользил по невероятно узким девонским дорогам, двигаясь в северном направлении. Был холодный серый день, начало ноября. Уже начинало смеркаться. Кристиан взглянул на Эдуарда, не произнесшего ни слова за все время поездки; тот смотрел в сторону – на берег моря, на живые изгороди вдоль шоссе. Лицо Эдуарда было бледным и бесстрастным.
Меркнущий свет, низкие облака, обрывистый морской берег – все это пробуждало в Кристиане клаустрофобию, ему казалось, что они едут по какому-то узкому туннелю. Когда в сплошной линии изгородей появлялась какая-нибудь прореха – например, ворота, – он с облегчением вглядывался в открывавшийся простор. Ландшафт при этом все равно был тускл, хоть по-своему красив: совсем немного домов; вспаханные поля с аккуратными полосами вывернутой красной земли; разлохмаченные ветрами стога сена. Когда шоссе пошло на подъем, Кристиан впервые увидел море – плоское, серо-стальное и бескрайнее; горизонт был закрыт пеленой тяжелых облаков.
