Светлана Полякова - Белый кот
В конце концов остался только Стык.
И Костик…
Никто больше не хотел приходить к Ирине. Никто…
И она их всех — за это предательство — возненавидела… Она до сих пор не могла им простить, своим подругам и друзьям по институту, что они ее тогда бросили…
А потом…
Когда это произошло? Как это произошло?
«Ты слишком властная, — сказал Костик, собирая вещи. — Ты думаешь за других. Тебе надо подчиняться…»
Она еще не знала, к кому он уходит от нее.
А когда узнала…
Когда Игорь сказал ей о гибели Стыка, Ирина только дернула щекой, и все. Она встала, сказала, что, кажется, свистит чайник. Вышла на кухню и только там немного расслабилась. Провела по горячей щеке влажной рукой. Она и не любила никогда Стыка. Даже какое-то удовлетворение испытала от этого известия — во всяком случае, так показалось Игорю.
Пока ее не было, он рассматривал книжную полку. Ничего особенного он о ней не узнал. Обычный набор псевдоумных, совковых девочек. Женские романчики — больше всех нравилась Ирине Джуд Деверо, судя по ее изобилию. Потом старые, расхристанные сборнички психолога Леви. «Я психолог, о вот наука!» — вспомнил Игорь и усмехнулся. Но плагиатные творения «местного Фрейда» могли принадлежать и господину Исстыковичу. Вообще странные у этой парочки отношения, вздохнул Игорь. Что общего может быть у этой красавицы и толстого нетрадиционалиста?
Возле кровати лежал сонник. Старый, как Леви. С оторванной обложкой. Игорь перелистал его и убедился, что все написанное там — полная ахинея. Пропел задумчиво себе под нос:
— Если снится огурец, значит, будет сын…
И подумал, что Ирина явно многое недоговаривает. Уж больно живой была ее реакция на имя Константина Погребельского!
В этот момент Ирина почувствовала, как кровь застывает в жилах. Она раньше про такое читала и усмехалась про себя. Как это она может там стыть?
Фраза казалась ей выспренней и далекой от реальности.
Тем не менее она стыла, чертова кровь.
Ирина почувствовала это сама. Ей стало так холодно, точно она находится под землей. Метров сто в глубь… И в глазах стало темно, а губы пересохли.
Она нервно облизнула их и тихо, осторожно поинтересовалась:
— А… Константин-то тут при чем? Или вы подозреваете, что Стыка он убил? Это глупо…
— Я бы подозревал, — усмехнулся Игорь, наблюдая за изменениями в ее лице. «Надо же, — подумал он при этом, — а я уж и не чаял увидеть хотя бы одну смену выражения… А тут — на тебе! Целый букет эмоций… И ведь стала от этого еще красивее».
Он и сам покраснел невольно, стыдясь возникших желаний.
— Понимаете, — сказал он, отворачиваясь к окну, — Константин Погребельский был найден убитым. Так что не мог иметь к предыдущему убийству никакого отношения. Разве что косвенное…
Когда он обернулся, он остолбенел.
Ирина плакала.
По ее щекам текли огромные слезы, и она была так бледна и уже не могла справиться с чувствами.
— Простите, — пробормотал озадаченный Игорь. — Я, право, не хотел…
— Он убит, — прошептала Ирина и махнула рукой. — Убит, да?
Она села на краешек кресла и тихонечко завыла, как раненая собака. Прижав руки к груди.
Игорь не знал, что ему делать. Единственное, что пришло ему в голову, — это налить воды. Что он и сделал. Она благодарно улыбнулась и начала пить — зубы стучали о краешек стакана, и почему-то Игорю снова пришло в голову неуместное сравнение. Как у пьяницы, которого лечат от запоя, подумал он. И еще — стакан ужасно красивой формы. Такой же, как Ирина.
— Что ж, — устало и обреченно сказала та, протягивая ему назад стакан с недопитой водой, — такая карма… Каждый получает то, что заслуживает, правда? Мой черед тоже придет…
И, встав с места, подошла к окну, некоторое время смотрела на медленно падающий снег, а потом обернулась к Игорю. Теперь черты ее лица исказились, повинуясь порыву ярости и злобы, и она выкрикнула:
— Скорей бы все это закончилось!
Глава десятая
Люська уже полчаса вертела в руках эту фотографию. Лицо казалось ей ужасно знакомым. Она его знала, этого парня с гривой седых волос и молодым лицом.
Знала очень хорошо…
Только что-то в его облике было не так.
Она поставила фотографию прямо перед собой, налила чай и продолжила тщательный осмотр. Нет, они не были близко знакомы. Но то и дело его физиономия возникала перед ней, хоть и давно это было, ох как давно…
— Когда Женька познакомилась с Панкратовым, — вспомнила она. — Ну да… Именно тогда я его и увидела первый раз. Женька потащила нас в свой дурацкий рок-клуб… На какой-то металлический концерт. Видит Бог, как я сопротивлялась! Для меня ведь что металл, что попеня голимая… Оба продукта перевариваю плохо, с видимым отвращением. Но этот-то тип при чем? Седых там не было.
Не было, согласилась она с самой собой, отпивая чай. И не могло быть… Он был не седым.
«Кудри вьются от лица, люблю Ваню-молодца», — пришло в голову ни с того ни с сего Люське-эстетке, и она даже фыркнула.
А потом прибавилось — и кудри черные как смоль, как ворона крыло…
Ну да.
Она аж подскочила, хлопнув себя по лбу.
— Черт, черт, черт…
Бросилась к телефону и тут же остановилась.
— Получается, что этот парень тусовался где-то рядом с Женькой, — пробормотала она. — Но что это доказывает? Исстыкович-то со своим дружком-клептоманом точно там не бывали… И ничего мое сногсшибательное открытие процессу следствия не приносит. Был человек с длинными черными кудрями — стал седым в дым, в дым… Мало ли таких по белому свету бродит? Я даже имени его не знаю. Только кличка. Беспечный Ездок. Харизматичная была личность, что и говорить… И кажется, у него была девушка. Ну да. Я ее даже помню! Такая стильная, смесь байкерши и хиппи. Как же ее звали-то, Боже мой?
Нет, решила она. Надо все-таки позвонить Ольге. Что-то подсказывало ей, что парень этот мотался вокруг старой квартиры Исстыковича не зря. Не бывает таких совпадений!
«Если удастся все про него узнать, мы хотя бы подвинемся ближе к разгадке», — решила Люська, но звонить не стала.
Быстро оделась и поехала прямо к Ольге в офис.
Пока она ехала, она все вспомнила.
Даже песню, которую он пел тогда, на концерте.
Красив он был так, что даже теперь у Люськи перехватило дыхание.
Высокий, тонкий, весь в черном… Ну как она могла забыть ту историю? И девушку эту — правильно, ее ведь звали Волчицей, и имя было простое такое, но Люське тогда казалось, что даже ее простое имя становится загадочным и каким-то… осиянным. Именно таким. Словно ее внутренний свет переходит на имя.