Татьяна Тронина - Магнолии, девушка, солнце…
– Теть Ларис, а как это – «в проекте»? – с любопытством спросила Варя, словно ничего особенного не произошло. – А, как это?
Людмила снова уставилась на скатерть широко открытыми глазами.
– Люда, что ты? – коснулась ее локтя Маруся. – Все в порядке. Наверное, он просто устал… Не в духе.
– Козел он, вот кто, – мрачно произнесла Людмила.
– Если папочка козел, то ты, мамочка, коза. А я тогда кто? – принялась серьезно рассуждать Варя. – А я тогда получаюсь козочка! Но вот кто у нас в семье теть Лариса, я просто ума не приложу… Теть Ларис, давай ты будешь коровкой, а?..
– Мне пора, – сказала Маруся, глядя на часы. – Я Егорку с мамой оставила!
– Ладно, мы тоже пойдем, – вздохнула Людмила.
Возле входа стояла машина Людмилы – хорошенькая малолитражка золотистого цвета.
– Тебя подвезти?
– Нет, спасибо… На метро быстрей получится! – покачала головой Маруся. – Мне по прямой, без пересадок.
– Ну да, сейчас же сплошные пробки… – усмехнулась Людмила. – Ладно, пока, подруга. Хотелось повидаться в кои-то веки, а этот хрен все испортил.
– Если папа хрен, то ты, мама, горчица. А я тогда кто получаюсь? А я буду кетчупом. Нет, я буду – васаби. Ма-ам, помнишь, мы в японском ресторане эту… всякую дрянь ели с васабей? Нет, с васабью… Ма-ам, а как правильно?
Лариса с трудом втиснулась на переднее сиденье.
– До встречи, – Людмила поцеловала Марусю. – Ты очень изменилась, знаешь?
– Разве?
– Да. Сидела с таким отсутствующим видом, о чем-то думала… Хотя понимаю, нелегко тебе!
…На самом деле Марусе было очень легко. Она ворвалась к матери, сразу же бросилась к Егорке – тот сидел на диване, сосредоточенно мусоля во рту сушку, и смотрел рекламу по телевизору.
– Золото мое… Принц! Самый любимый! – принялась тормошить его Маруся. – Мама, он не плакал? Он кефир пил?
– Он прекрасно себя вел! – с гордостью произнесла Лилия Сергеевна. – Ты знаешь, я тут, на досуге, составила ему гороскоп, и такие удивительные вещи открылись! Вот послушай… – Она нацепила на нос очки и включила ноутбук.
– Мама, я тебя умоляю! – закричала Маруся негодующе.
Она не хотела ничего знать – хотя, по выражению лица Лилии Сергеевны, перспективы у Егорки были самые радужные.
– Планированием семьи ты не занималась, а теперь даже не хочешь Егорушкину жизнь спланировать! – обиделась она.
– Ты о чем? Мама, я же тебе тысячу раз говорила, что не верю во все это! – жалобно произнесла Маруся. – И в то, что рождение детей можно как-то спланировать – тоже не верю!
– А если бы верила, то родила бы в браке! И все были бы счастливы!
– Нет, – покачала Маруся головой. – Ты знаешь, мама, я ни на минуту, ни на секунду не жалею о том, что родила Егорку. Да, я совершенно не планировала это, я была легкомысленна, но и слава богу – иначе у меня не было бы теперь моего мальчика! – Она укусила сына за пятку, и тот, хохоча, принялся отбрыкиваться. – Вот если спросить у тех женщин, которые тоже не собирались заводить ребенка, а он, этот ребенок, все-таки появился на свет, жалеют ли они о чем-то? Так вот, я больше чем уверена, они все скажут: нет.
– Вообще, ты права, – задумчиво зевнула Лилия Сергеевна. – За нас решают звезды – когда рожать, а когда нет…
– Мама, ты сама себе противоречишь! – засмеялась Маруся. – То говоришь – надо планировать, то – звезды сами за нас все решат…
Маруся одела Егора, и они отправились домой.
Она не подозревала, что с этой ночи в их коммунальной квартире начнут происходить некие события.
…Все уже давно спали: и Виталик – усталый, честно отработавший день на мебельной фабрике, и Маруся, на которую выпитый бокал шампанского на дне рождения у Людмилы подействовал не хуже таблетки снотворного, и Егорка, утомленный визитом к бабушке… Но внезапно сонную тишину прорезал чей-то вопль.
Маруся подскочила на кровати, сонно заморгала, вглядываясь в циферблат часов с подсветкой, – была половина второго ночи. Вопль повторился – и столько праведного гнева в нем было, сколько неистового возмущения! Голос явно принадлежал Алевтине Климовне. «Может, к нам воры забрались? – перепугалась Маруся. – Хотя какие воры – в нашей коммуналке и красть-то нечего!» Егорку, к счастью, эти вопли не разбудили.
Она накинула халат, выскочила в коридор, плотно прикрыв за собой дверь, и столкнулась нос к носу с сонным, перепуганным Виталиком – его рыжие длинные волосы стояли дыбом.
– Что случилось? – шепотом спросила Маруся.
– Не знаю!..
Внезапно дверь, ведущая в комнату Алевтины, распахнулась и из нее выкатился Модест Павлович.
– Вон! – гневно прошипела Алевтина Климовна, выплывая следом в накинутом поверх ночной рубашки расписном павловопосадском платке с бахромой. Серебряная цепочка на очках трепетала. – И чтобы глаза мои тебя больше не видели!
– Алечка, ты что? – растерянно бормотал Модест Павлович. – Алечка, я не понимаю…
– Зато я все прекрасно понимаю! – голосом Фемиды, вершащей правосудие, изрекла соседка. – Извращенец…
Воображение Маруси моментально заработало – она попыталась представить, что же именно могло произойти в спальне «молодых» супругов.
– Аля, не надо…
– Надо! – снова вострубила Алевтина Климовна и, увидев растерянные лица Виталика и Маруси, снизошла до объяснений: – Я выгоняю Модеста Павловича. Между нами все кончено! Этот человек позволил себе такое… – она закатила глаза.
– Какое?.. – машинально спросил Виталик и с треском почесал живот.
– А вы сами полюбуйтесь… – с презрением произнесла Алевтина Климовна и распахнула дверь в свою комнату пошире. Телевизор с отключенным звуком транслировал ночную передачу – обнаженные девицы резвились под водопадом. – Вот что этот извращенец смотрел!
– Аля, я просто переключал каналы… Ты же знаешь, что в это время по многим каналам идут подобные передачи!
– Ты целый час смотрел эту похабщину, – Алевтина Климовна, зажмурившись, с отвращением затрясла головой. – Я не спала, за тобой наблюдала. Думала – доколе?!. – И она скорбно зарыдала.
Маруся с Виталиком переглянулись. Виталик пожал плечами.
– Аля…
– Нет! – отшатнулась та. – Не прикасайся ко мне! Ты любовался этой мерзостью, этой дрянью… Ты больше не мой муж!
Буря бушевала до рассвета. Как ни пытались Маруся, Виталик и сам Модест Павлович успокоить Алевтину Климовну, ничего не получалась. Прежде сдержанная, не склонная к истерикам соседка словно взбесилась. Как скоро поняла Маруся, Модест Павлович просто смотрел телевизор – и ничего более, но Алевтина Климовна считала его теперь чуть ли не преступником.
– Я знала… я знала, что не стоило нам снова встречаться! Ты вовсе не тот человек, который мне нужен… Ты – чужой! – неистовствовала она. – Развод!
