Хоккейная сделка (ЛП) - Граната Кристен

— Он придет в сознание после операции?

— Мозг — штука хитрая, — говорит она. — У каждого восстановление проходит по-разному.

— Так что это значит? — спрашивает Трентон, читая мои мысли.

Он смотрит на меня с беспокойством, как будто боится услышать ответ.

Доктор Келли кивает, поворачиваясь к нему.

— Сейчас он в коме.

В коме.

Александр в коме.

— Когда он проснется? — спрашиваю я, хотя понимаю, что это глупый вопрос.

Доктор Келли дарит мне сочувственную улыбку, но в ее глазах я вижу тревогу.

— Это зависит от вашего мужа.

Я ненавижу, когда люди так говорят. Как будто Александр сам выбирает не просыпаться.

— Когда я могу его увидеть?

— Как только его переведут в палату. Должно быть недолго.

После того как доктор возвращается за двойные двери, друзья окружают меня.

— Ему просто нужно восстановиться, — говорит Селеста.

— Все будет хорошо.

Трентон сжимает мою руку, и я чувствую, как его пальцы впиваются в кожу.

— Он сильный парень, все будет в порядке.

Никто не знает, будет ли с Александром все хорошо, проснется ли он вообще.

Он в коме.

— Мне нужно позвонить Энни.

Я отталкиваюсь от стула и иду на улицу, нуждаясь в холодном воздухе, чтобы успокоить липкую кожу. Мои пальцы дрожат, когда я нажимаю кнопку вызова.

— Привет, что случилось? — отвечает Энни, ее голос дрожит от беспокойства.

— Е..ему сделали операцию, чтобы остановить кровотечение в мозгу, и сейчас Алекс в реанимации. Н..но он пока не проснулся. Д..доктор с. сказала, что не знает, когда он проснется.

Если вообще проснется. Я не говорю этого вслух.

На минуту становится тихо, прежде чем она отвечает:

— О, боже.

Я киваю.

— Доктор сказала, что пустит меня к нему, как только его переведут в палату.

Она шмыгает носом.

— Хорошо. Сообщи, как увидишь его.

— Что мы скажем Джулиане?

— Ничего. Пока. Когда она проснется, я скажу, что у него ранняя встреча перед тренировкой, и что ты в галерее, — она делает паузу. — Не нужно ее расстраивать.

Слезы жгут глаза.

— Но что, если…

— Нет. Не думай об этом.

После того как звонок заканчивается, я моргаю, глядя на ночное небо, пытаясь остановить слезы.

За мной открываются двери отделения неотложной помощи, и выходит МакКинли. Из всех товарищей по команде он самый близкий к Александру, и я знаю, что ему тоже нелегко.

— Как ты? — спрашивает он.

Я рада, что он держит руки в карманах, потому что, если бы попытался обнять меня, я, наверное, разрыдалась бы, а сейчас не могу этого сделать.

Я должна быть сильной.

Слезы не вытащат Александра из комы.

Я пожимаю плечами, слова вырываются с горечью.

— Дерьмово.

МакКинли кивает.

— Да, чертовски дерьмово.

— Есть шанс узнать, где живут четвертый и пятый? — спрашиваю я.

Он приподнимает бровь, скептически осматривая меня.

— Узнаю.

— Отлично, давай нанесем им небольшой визит.

Он беззвучно смеется.

— Поверь, им не поздоровится, когда мы снова встретимся на льду.

Я поворачиваю голову, чтобы встретиться с ним взглядом, чтобы увидеть в кристально-голубых глазах хоть какую-то надежду.

— Мак, а что, если он не проснется?

— Не думай так. Он только что вышел из операционной, — один уголок его губ приподнимается в едва заметной усмешке. — Он слишком одержим контролем, чтобы позволить коме победить.

Полусмех, полувздох вырывается из меня, и я понимаю, как бессильна перед ситуацией.

— Определенно.

Он смахивает слезу с уголка глаза.

— Я подожду здесь, если ты не против. Возможно, меня не пустят к нему, но я хочу остаться.

Я киваю, чувствуя, как собственные слезы подступают к горлу.

— Конечно. Скажем, что ты его брат.

Он проводит рукой по рыжим кудрям и усмехается.

— Сводный брат.

Часть команды уезжает домой, а наш маленький круг остается ждать. Проходит еще тридцать минут, прежде чем медсестра выходит и сообщает, что я могу увидеть Александра.

Она кладет руку мне на спину, когда мы идем по длинному коридору.

— Не знаю, знакомы ли вы с комой, но исследования показали, что люди могут слышать своих близких. Так что не стесняйтесь разговаривать с мужем. Некоторые поют, некоторые читают.

Я киваю, но голос звучит хрипло и сдавленно.

— Ч..что он… как он выглядит?

— Он дышит самостоятельно, так что не подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Но у него есть зонд для кормления. Это может немного шокировать, — она останавливается у двери палаты номер 504. — Голова у него также перебинтована после операции.

— Спасибо.

Сердце колотится, словно безумный барабан, и я чувствую, как кровь бьет в уши.

Я открываю дверь и осторожно вхожу в слабо освещенную комнату, где меня встречает ритмичный писк аппаратов, прежде чем я замечаю Александра.

Я прикрываю рот рукой, когда взгляд падает на него, и меня пронзает острая, невыносимая боль.

Мой большой, прекрасный мужчина лежит неподвижно на кровати, словно статуя, высеченная из мрамора.

Я не узнаю его — бледного, лишенного страсти и жизни.

Темные глаза не встречаются с моими. Губы не изгибаются в усмешке. Руки не тянутся ко мне.

Вспоминая слова медсестры, я подхожу к стулу рядом с кроватью и опускаюсь в него.

Я сжимаю его руку.

— Привет, Алекс, — я кашляю, чтобы прочистить горло, и пытаюсь сделать голос спокойным, чтобы не испугать его еще больше. — Это я, Ария. Не знаю, слышишь ли ты меня, но медсестра сказала, что можешь. Это кажется глупым, говорить с тобой, когда ты явно без сознания, — я закатываю глаза, и одинокая слеза скатывается по щеке. — Но если есть шанс, что ты можешь услышать, мне, наверное, стоит попробовать.

Он не отвечает, потому что, конечно же, не может, но я смотрю на него, как будто Алекс чудесным образом откроет глаза и спросит, почему я плачу.

Он бы не хотел видеть меня плачущей.

— Ты обещал мне, — мой голос дрожит, и одна слеза превращается в две, потом в три, а после в бесконечный поток. — Сказал, что не будет никаких плохих сюрпризов.

Я кладу голову на его безжизненную руку на кровати и даю волю эмоциям.

Пожалуйста, вернись ко мне, Алекс.

Глава 34

Ария

В тот день я просидела в больнице до тех пор, пока Джулиана не вышла из школы. Энни забрала ее, и мы встретились дома, чтобы вместе рассказать об отце. Он все еще не очнулся, и мы не хотели больше лгать о том, где он. Но сидя в автомобиле и глядя на дом, я не могу выйти из машины.

Большую часть ночи я провела, выискивая в «Гугл», что нужно говорить детям в подобных ситуациях, пытаясь понять, что скажу Джулиане. В мамских блогах пишут, что лучше всего говорить правду, простыми словами. Нужно не проявлять собственных эмоций, чтобы не передать их ребенку.

Эдди бросает на меня взгляд через зеркало заднего вида.

— Все в порядке, Миссис Крум?

— Она будет убита горем, — медленно произношу я. — У нее возникнет так много вопросов, а у меня нет ответов.

Он вздыхает.

— Возможно, дело не в том, чтобы найти ответы. Возможно, ей нужно, чтобы вы просто были рядом.

— Спасибо, Эдди.

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаясь найти в глубинах своего существа толику смелости, о которой даже не подозревала.

Затем выхожу из машины и направляюсь к дому.

— Ария! — Джулиана бежит ко мне, прежде чем я успеваю снять куртку, и прыгает в объятия. — Ты вернулась раньше. Как дела в галерее?

Я выдавливаю из себя улыбку.

— Все хорошо. Я вернулась раньше, потому что хотела тебя увидеть.

— Правда?

— Да.

Элли толкает меня носом, и я наклоняюсь и глажу ее по голове. Она долго обнюхивает меня, несомненно, пытаясь уловить запах больницы.

— Послушай, детка, Энни и мне нужно поговорить с тобой о кое-чем.