Дамиано Де Лука - Паркер С. Хантингтон

— К черту Анджело Де Лука. — Я сдержала улыбку, когда он издал удивленный смешок. Это стало слишком дружелюбным, чтобы мне нравиться. Мне нужно было напомнить ему, что мы не друзья. — Тебе с моей мамой слишком комфортно для человека, который обвинил меня в соучастии с ней.

— Ты здесь, не так ли?

Я даже не собиралась удостаивать его ответом.

Он сделал паузу, ожидая ответа, но когда я ничего не ответила, продолжил:

— Я говорил с Бастиано. Он приехал навестить меня в Оклахоме.

— Он узнал, что Ариана — твоя сестра?

— Да. Он хотел, чтобы я поговорил с ней.

— Поговорил?

— Она здесь, но у нас не было ни минуты наедине. Думаю, мне бы хотелось как-нибудь узнать ее получше. Не сегодня, когда меня заставляют защищать сумасшедшую женщину, — я фыркнула, — а позже. Когда я буду готов поговорить с ней.

— Я рада за тебя.

И я была рада. Я не задавалась вопросом, почему он мне это сказал. Я списала это на инстинкт. В то время как у меня были только Маман и Дамиан, у Дамиана была только я. Я хотела быть рядом с ним, как хотела, чтобы NBC перестали отменять мои любимые шоу, но мы были слишком расколоты, чтобы быть вместе… Может быть, по крайней мере, мы могли бы быть друзьями?

Дружить.

Это была хорошая цель.

Его молчание подтолкнуло меня к вопросу:

— Почему ты не злишься на меня? — Не то чтобы я сделала что-то, заслуживающее его гнева, но, насколько я знаю, он все еще думал, что я причастна к интригам Маман и солгала ему об этом.

Я наблюдала, как он обошел машину и сел на пассажирское сиденье.

Устроившись на кожаном сиденье, он закрыл дверь.

— Бастиан также сказал кое-что, что не дает мне покоя. Я должен владеть своей ложью, прежде чем владеть правдой.

— Ложью?

— Я наговорил ее многим людям. Некоторым специально. Некоторым непреднамеренно. Это самое страшное. Ложь дольше всего приходится осознавать.

Я откинула голову назад к подголовнику. Я понимала, что он имел в виду. Я твердила себе, что не люблю Дамиана, с того самого момента, как начала влюбляться в него. А еще меня обманывали снова и снова. Было неприятно оказаться по обе стороны обмана.

Я взглянула на него и оценила суровость его выражения.

— Значит, сейчас ты признаешь свою ложь?

— Да.

— Признавайся.

— Впервые ты мне понравилась, когда на семнадцатый день рождения ты выступила против моего отца. Я услышал, что ты сказала ему, когда любой другой на твоем месте струсил бы в ванной. Я захотел тебя, когда ты превратила обсуждение книги Фрейда "Достоевский и отцеубийство" в возможность пофлиртовать — и не отрицай, что ты флиртовала, потому что я тоже. Я влюбился в тебя, когда мой отец ударил меня по лицу, а ты сказала мне встать, потому что знала, что я сильнее жалости к себе. Каждый момент после этого, начиная с наших свиданий в библиотеке, танцев и заканчивая той ночью в моей спальне, я влюблялся в тебя еще больше.

Святой ад. Как он рассчитывал, что я переживу этот разговор с нетронутыми яичниками, если он продолжит в том же духе?

Дружба, Рената. Возьми себя в руки, женщина.

Он продолжал, не замечая моего внутреннего смятения.

— Когда ты уехала, Кристиан спрашивал меня: "Откуда ты знаешь, что она тебе нравится? Откуда ты знаешь, что такое любовь?"

Я вспомнила, почему мне никогда не нравился Кристиан.

— И что ты ответил?

— Я сказал ему, что не знаю. — Он пронзил меня своими словами. — Я сказал ему, что никто не знает, что такое любовь, но в тебе есть что-то, что я никогда не смогу отпустить. Это самое близкое к знанию, которое есть у каждого из нас.

Он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на потолок машины.

— Но я ошибался. Есть способ узнать. Я не могу определить это чувство, но это не меняет того факта, что я знаю, что люблю тебя. Я понял это, когда увидел тебя в Нью-Йорке. Та часть тебя, которую я никогда не мог отпустить, не ослабла. Она увидела тебя, напряглась и притянула меня ближе.

Его слова заставили меня броситься с обрыва, цепляясь за гребень всеми силами.

— О.

Глупый ответ, но я не доверяла себе, чтобы сказать больше. Нам нужно было остаться друзьями. Мы уже дважды пытались завязать отношения. По крайней мере, как друг, он все еще был в моей жизни.

— Ты моя первая любовь, Рыцарь. Я отдал тебе свое сердце.

Может, в этом и была проблема. Он не мог отпустить меня, потому что его первая любовь была единственным человеком, который мог получить всего его. Сколько бы времени ни прошло, я всегда буду хранить частичку его души, которую никто другой не сможет отдать.

Это была та его часть, которая открыла для себя любовь. Она познала любовь во время поздних свиданий в библиотеке, когда дружба превращалась в любовь, когда одна душа снимала бремя с другой, и в том первом поцелуе, от которого мы уже никогда не могли вернуться.

Сколько из того, что он сказал, было тем недостающим кусочком, который он дал мне в разговоре? Сколько в его словах было правды? Правда заключалась в том, что… я не просто хотела быть его первой любовью. Я хотела стать его последней любовью. Но мы сидели здесь. В гражданском браке, по причинам, которые не укладывались у меня в голове. У нас была возможность остаться друзьями, всегда быть в жизни друг друга, не рискуя потерять.

— У нас есть выбор: стать друзьями и всегда быть в жизни друг друга, не рискуя расстаться еще на десять лет. Я думаю, мы должны им воспользоваться.

Он невесело усмехнулся.

— У нас много вариантов в жизни, но я точно знаю, что это не один из них. Ты можешь говорить все, что хочешь, о внешних силах, вовлеченных в наши отношения. Но для меня встреча с тобой всегда будет судьбой. Я сам сделал выбор, чтобы подружиться с тобой. Но влюбиться друг в друга? Это не в нашей власти. Мы можем пытаться остановить это, сколько угодно, но мы всегда будем любить друг друга, и любой другой вариант будет просто решением.

— Я не могу так рисковать.

— Это еще больший риск — провести всю жизнь, зная,