Безжалостные парни (ЛП) - К. М. Станич
— Это часть моей личности, — говорит он, и я удивлённо моргаю, полностью поворачиваясь к нему лицом и облокачиваясь на край стола.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, склонив голову набок, и светлые локоны падают мне на лоб. Сейчас это почти приемлемая длина. Ну, и я поправила все локоны этим утром, чтобы хорошо выглядеть в последний день учёбы. Жаль только, что я не могла провести его в Адамсоне с колтунами в волосах, грязными очками и мешковатой униформой. И это даже не шутка.
— Я имею в виду, — начинает Черч, вытягивая длинную руку и позволяя своей чашке упасть в мусорное ведро. Он наклоняется ближе ко мне, проводя пальцем по линии бретельки моей майки, заставляя меня вздрогнуть. Он… действительно прикасается ко мне? Я не забыла, как он избегал меня в тот день, когда передал мне банку кофе. Этого парня действительно трудно понять, и в нём гораздо больше нюансов, чем я изначально думала. — Это приятный маленький признак, который люди могут использовать, чтобы описать меня. Кто такой Черч Монтегю? О, он президент Студенческого совета и любит кофе.
— Позволь мне уточнить: ты выбрал черту характера, чтобы придать её себе? — спрашиваю я, и его лицо слегка вытягивается. Я ожидаю, что его чересчур жизнерадостная натура примчится обратно. Вместо этого выражение его лица мрачнеет ещё больше.
— Почему бы и нет? Если это помогает людям понять меня, то что в этом плохого? Это не полная ложь: я действительно люблю кофе. — Он снова откидывается назад, на лице застывает задумчивая меланхолия. Черч выглядит одиноким. Вот что это такое. Он похож на меня до того, как я нашла Студенческий совет.
— Расскажи мне что-нибудь реальное о себе, — говорю я тихим голосом. Единственный звук в кирпичном здании — жужжание торговых автоматов. Моё сердце бешено колотится, и я нервничаю из-за того, что другие ребята выйдут и увидят нас с Черчем… стоящих и тихо болтающих? На самом деле, мы не делаем ничего предосудительного, но почему-то мне так кажется.
Этот обмен ощущается как нечто интимное.
— У меня пять сестёр, — отвечает он, но не улыбается. — Только никто из них не состоит со мной в кровном родстве. — Он смотрит на меня своими янтарными глазами, этот золотой мальчик, у ног которого весь мир, и он выглядит чертовски несчастным из-за этого.
— Не связаны кровным родством? — спрашиваю я, и Черч выдыхает, закрывая свои прекрасные глаза.
— Ты знаешь, что такое синдром самозванца? — спрашивает он, снова открывая их. Я качаю головой, и он улыбается мне, но это не его обычная ослепительная улыбка. Вместо этого это мягкая, печальная улыбка.
— Это когда тебя хвалят за то, чего, по твоему мнению, ты не заслуживаешь, когда ты член клуба, к которому не принадлежишь. И мне здесь не место. Все думают, что это так, но это не так.
— Чертовски мерзко, — кричит Спенсер, распахивая дверь уборной ладонями, когда близнецы выходят следом за ним, ухмыляясь от уха до уха. — Вы меня обоссали.
— Мы этого не делали, — спорят они, подходя и становясь рядом со мной и Черчем. Момент прошёл так же быстро, как и наступил, и я остаюсь наблюдать, как президент Студенческого совета берёт себя в руки, придавая лицу ироничное выражение, когда он оглядывает своих разномастных членов совета. — Мы пересекали ручьи.
— Да, и несколько капель попало мне на туфли, — возражает Спенсер, когда я приподнимаю бровь. Вау. Ладно, есть некоторые аспекты посещения школы для парней, по которым я не скучаю. Постоянные ссоры у писсуара — одна из них.
— Лжец, — напевают близнецы, показывая ему языки и скрещивая руки на груди. Я смотрю на них и знаю, что технически мы должны встречаться, но всё, что я чувствую — это сильное притяжение, наполовину вызванное чувством вины, наполовину отчаянным, ноющим желанием.
Мой взгляд перемещается на Спенсера.
— Что вы двое здесь делали? — спрашивает он как раз в тот момент, когда Рейнджер выходит из уборной, и входит девушка с волосами цвета розового золота, а за ней компания из пяти красивых парней.
«Интересно, такая же ли сложная у неё жизнь, как у меня?» — думаю я, когда она слегка улыбается мне и исчезает в женском туалете. Её окружение направляется в мужской туалет, и снова всё стихает.
— Просто болтали, — отвечает Черч, пренебрежительно махая рукой. — Может, продолжим? Мы почти на месте.
— Почти где? — я стону, умоляюще складывая руки вместе. — Вы должны мне сказать. В какой-то момент я должна проинформировать отца. — Я хмурюсь, но продолжаю. — Ну, пожалуйста?
— Поцелуй нас, и мы тебе расскажем, — говорят близнецы, наклоняясь по обе стороны от меня. Я чмокаю каждого из них в щеку, а затем отталкиваю их назад. Спенсер не удивлен, но ничего не говорит.
— Ладно, так куда мы направляемся? — повторяю я, переводя взгляд с одного на другого. Они просто ухмыляются, и Тобиас стаскивает с себя толстовку.
— Становится холодно, — говорит он, натягивая её мне на голову, пока я мечусь и пытаюсь освободиться. У него свой неповторимый аромат, острота кедра и ветивера с оттенком вишни. — Кроме того, мы солгали. Извини, нам не жаль. Поторопись, Чак.
— Я рада, что не поцеловала вас в губы! — кричу я, стягивая толстовку и освобождая голову, свирепо глядя на их удаляющиеся спины, самоуверенные, высокие, мускулистые, сексуальные и уверенные в себе.
Мудаки.
— Ты могла бы, ты же знаешь, — тихо говорит Спенсер, засовывая руки в карманы чёрных джинсов, в то время как Черч и Рейнджер обмениваются взглядами, а затем отходят, чтобы дать нам минутку уединения. — Я имею в виду, поцеловать их. — Он поднимает на меня свой сверкающий, как драгоценный камень, взгляд и дарит полуулыбку, которая творит всевозможные чудеса с моими внутренностями. Моё сердце начинает выполнять гимнастические упражнения, в то время как желудок кружится как балерина. Я чувствую одновременно тошноту и приподнятое настроение. — Сделка есть сделка. Кроме того… — он делает шаг ко мне, и я автоматически запрокидываю голову, ожидая поцелуя, желая поцелуя, отчаянно нуждаясь в нём. — Я думаю, то, что у нас есть, могло бы продолжаться вечно, и я не хочу, чтобы ты задавалась вопросом, что могло бы быть. Я твой первый, и я хочу быть твоим последним, поэтому мне нужно, чтобы ты знала, что сделала правильный выбор.
— Тебя никогда нельзя было считать неправильным выбором, — говорю я ему, но
