Любимая девочка Мажора - Мила Любимая
— Сотня, ты можешь нормально сказать, а? — потерял всякое терпение. — Какое отношение это чёртово видео имеет к…
— Прямое, — он подошёл ко мне и сунул почти в нос переписку с Савельевой.
Из которой ясно чёрным по белому, что в моей жизни настал окончательный и бесповоротный конец света. Потому что если это правда…
Одновременно в мой душе взрывались фейерверки, салюты и боевые гранаты. Не понимал, то ли мне радоваться, то ли, наоборот, в депрессию впадать.
— Полагаю, ты не сам переслал Савельевой этот ролик и наш с тобой трёп?
— Я, по-твоему, совсем больной? Нет, конечно. Сам сначала не понял, откуда у Машки оно взялось, даже Авдееву морду набил. И брату своему – бонусом.
— И как давно два плюс два сложил?
— Давно, — протянул Дима. — С самого начала практически.
Риторический вопрос, не надо было отвечать. Лучший друг, называется. То-то всё крутился вокруг и к Князевой подталкивал. Совесть замучила?
А я голову ломал, какого фига Сотников в сводники заделался. Вот и объяснение. Вмазать бы ему, да только сам хорош, отличился.
Ещё раз взглянул на экран смартфона, хотя мозг отказывался работать. Октябрь… Дата пересылаемых сообщений в аккурат после дня рождения Князевой, про который забыл, кстати говоря.
Да чтоб вас!
Мысли закрутились в голове, подсовывая нереальные и фантастические предположения. Всё это время она была обиженной мною девочкой. Мстила в ответ на проклятое пари, на моё холодное равнодушие. Как вообще простить такую хрень можно? Реально без шансов…
Потому, что по этой философии у неё реально были чувства ко мне. Настоящие, искренние, живые, без нотки фальши.
Умудрилась доверится мне, сделать шаг навстречу, принять со всем набором недостатков. А я что сделал? Принял, как должное, воспользовался любимой девушкой, словно пластмассовой куклой.
Что ей дал, кроме слёз, сомнений и переживаний? Периодический секс под соусом из редких прогулок, кофе и прочего. Перед глазами мелькали картинки наших встреч, звонки и переписки, тот последний день за секунду до начала конца.
Действительно, дебил. Даже не извинился тогда, что не приехал, сунул какой-то веник, получил своё и свалил. Тогда отец откровенно пристрастился к бутылке, выхода другого не было, но не объяснил же, просто вёл себя, как последняя сволочь.
А потом моя бедная девочка ещё и про пари узнала. И не просто узнала – слышала каждое моё слово. Звездец! Что теперь делать-то?
— Никитос, ты там живой?
— Нормально, — пожал плечами. — Если не учитывать того, что любимая девушка в асфальт меня раскатала. Сам как? Что с Савельевой? И не сдавай назад, я вашу горячую переписку своими глазами только что видел.
— По сравнению со мной у тебя есть очень даже неплохие шансы, — усмехнулся, делая вид, словно ему плевать на Машку с высокой колокольни.
— Какие шансы, Димас? Там всё холодно.
— Блин, старик, ну извини! Я вообще думал, что ты сразу её из головы выкинешь. Ну хочешь, вмажь мне!
— Была такая мысль, — нервно рассмеялся. — Забей, проехали.
— Что делать думаешь? Давай вместе к ней поедем, всё объясним. Любит она тебя, Тарасов. Чтобы виртуозно мстить, нужно очень сильно гореть.
— Нет, я сам, — решительно поднялся на ноги и взял с журнального столика ключи от машины.
Даже не понимал, как и во что оделся, просто врубил десятую космическую и полетел к Князевой. Выжимал из тачки всё, на что она только была способна. А самого колбасило и штырило, от нервов пальцы рук дрожали, руль так сжимал, словно он в следующую минуту угрожает растаять. Сердце колотилось, как сумасшедшее, в голове прокручивал слова, которые ей скажу, почти убедил себя в заведомом провале. Припарковался прямо у её парадной, дверь выломал, потому что домофон отвечал лишь безжизненными гудками и после слишком долго ждал лифт. Мучительно долго.
Пятнадцатый этаж, её дверь.
Жму на звонок уже в двадцатый раз, но слышу только протяжное кошачье мяуканье. Значит, Миры дома нет.
— И чего долбимся? — раздался в спину мужской голос, в котором узнал Даню. — Когда дверь закрыта, это значит, что за ней тебя видеть не хотят.
Ой, так он у нас философ, значит?
Наступил на горло собственной песне и спросил:
— Где Мирослава?
— Уехала, — усмехнулся парень. — А куда – не твоё дело. Оставь бедную девочку в покое, уже достаточно крови выпил. Неужели баб мало, а, Тарасов?
— Ясно, — достал телефон и набрал номер Савельевой. Снова чёртовы гудки, зараза!
— Куда намылился? — Даня схватил меня за рукав, удерживая на месте. — Услышал меня, мажорчик? Чтобы больше здесь не появлялся.
— А то что?
Едва сил хватало, чтобы контролировать свои эмоции, хотя руки чесались начистить этому умному и хорошему мальчику физиономию. И без того на взводе, так он со своими советами лезет. Но драться с ним сейчас вообще не вариант.
— Придётся заставить тебя забыть сюда дорогу.
Кхм… даже так? Похоже, без кровопролития не обойтись.
— Пацан, не переоценивай свои способности, — оттолкнул его и двинул в сторону лифта.
Этот трус напал со спины, так что я почти вписался лицом в стальные двери. Видит бог, он первый начал!
Развернулся и проехался пару раз кулаком по смазливой физиономии. Надо отдать ему должное, удар держал хорошо. Сам словил знатный хук справа. Даже почувстовал во рту металлический привкус крови.
Желание продолжать драться отбило, когда мы оба скатились с лестницы, пересчитав рёбрами ступеньки, а этот горемычный еще и башкой в железные перила врезался.
— Махался что ли? — бросил Даня, вытирая кровь с подбородка.
— А сам?
— Тоже, — кивнул парень. — Травма после подпольных боев, так что считай – тебе повезло.
— Что же сразу не сказал? — усмехнулся. — Я бы поддался.
— Придурок!
Повисло молчание. Запрокинул голову назад, не представляя, что делать дальше. Боюсь, если просто начну ездить по городу и выглядывать любимый силуэт среди прохожих, то на это уйдёт лет так сто.
— Лифт опять сломался, — её голос бьет по мне и сердце скачет от радости. — А я, как назло, забыла дома эскизы, без них на выставке никак просто, сейчас захвачу и…
Мира смотрит сначала на меня, потом на Даню. Переводит взгляд с одного на второго и по новой.
— Ладно, Ева Игоревна, скоро буду, не волнуйтесь.
Убрала телефон в сумку и
