Третий шанс - Татьяна Рябинина
- А про маму ничего нового? – спросила Полина, когда я уже шел к двери.
- Нет. Бабушка не звонила. По времени, ее должны были на днях отправить. В колонию.
- Пап, это плохо, что мне ее совсем не жаль? Жалко только, что она стала… такой. Но больше того мужчину. И женщину. Которые погибли.
Я не ответил. Вернулся, поцеловал ее и вышел.
Мне абсолютно было не жаль ни Ларису, ни Сорочинского. Только ту девушку, которой не повезло оказаться в неудачном месте в неудачное время. А насчет брезгливого сожаления, что все сложилось так, а не иначе… Я настолько наелся им за последние годы, что больше не мог проглотить ни ложки.
В новогоднюю ночь они ехали из какого-то клуба, Лариса была за рулем. Как выяснилось потом, пьяная и под наркотой. На мосту пошла на обгон и столкнулась в лоб со встречной машиной. Сама из-за правого руля отделалась переломом руки и сотрясением мозга, Сорочинский и другой водитель погибли сразу. Для полного комплекта Лариса с места происшествия сбежала. Задержали ее только утром, но алкоголя и наркотиков в крови оставалось предостаточно.
Полина тогда еще была в клинике после операции. Я узнал обо всем от своего отца: родители Ларисы на пару бились в истерике. Отец лететь в Россию не рискнул, теть Рита отправилась одна. Ни деньги, ни связи не помогли. У погибшей девушки оказалась очень влиятельная родня, которая отвергла мировое соглашение и нашла самого зубастого адвоката по автоуголовке. Вот тут в ход пошло все, в том числе и та информация, что была у меня: копии протоколов о пьяном вождении, договор на лечение в клинике, показания свидетелей. Олег с моего разрешения предоставил суду все эти материалы.
Грубое нарушение ПДД, неоднократное вождение в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, двое погибших, оставление места происшествия – все это тянуло на реальный максимум – пятнадцать лет. Отмазка в виде ребенка-инвалида не прокатила, потому что из-за кассации решение суда по опеке притормозилось. В итоге Лариса получила двенадцать лет колонии, причем настоящей, не поселения. Вопрос об опеке над ребенком снялся сам собой, а вместе с ним и проблемы бизнеса.
Свои акции Лариса подарила Полине, уже находясь под следствием. Когда я спросил отца, с чего вдруг ее так расщедрило, тот только усмехнулся. Уточнять детали не стал, и я счел за лучшее не расспрашивать. Что касается Сорочинского, у него не было наследников ни по закону, ни по завещанию, поэтому все его имущество как выморочное через полгода переходило в собственность государства. Это, конечно, создавало нам проблему, но решить ее сейчас все равно не представлялось возможным.
Полине я рассказал только в конце января, когда мы уже вернулись в Сьон. Операция и послеоперационный период прошли без осложнений, сердце молодого мужчины, погибшего в результате несчастного случая, приживалось хорошо, чувствовала себя Полина на удивление неплохо.
- Сейчас для нее больше опасны инфекции и несоблюдение режима, - отмел мои страхи Жонар. – Эмоции, даже негативные, не повредят. Хотя, конечно, постарайтесь смягчить.
Я постарался, но скрывать ничего не стал – ни алкоголь, ни наркотики, ни бегство с места аварии.
- Ее посадят? – спросила Полина, кусая губы.
- Думаю, да.
- Плохо… Но она хотя бы жива. А те люди – нет.
Больше она не сказала ничего. И вообще избегала этой темы, даже узнав приговор. Только вот сегодня…
- Какая она у тебя все-таки… - покачала головой Юля вечером в скайпе. - Необыкновенная. Удивительная.
С того самого дня в декабре мы разговаривали почти каждый день, а если нет, то переписывались в воцапе. Без нее я… да нет, справился бы, конечно, но ее поддержка была для меня очень важна. Неоценимо, бесценно важна.
Мы не говорили о будущем, вообще не говорили о нас. Как будто начали все с нуля, с чистого листа. Я даже о том, замужем ли она, спросил только через неделю. Но когда оказалось, что в разводе, был очень рад. Мы просто узнавали друг друга. Даже не снова – потому что раньше толком ничего и не знали. У нас не было времени узнать.
Все остальное – потом. Когда мы с Полиной вернемся домой. Когда встретимся.
Юля
март 2022 года, Санкт-Петербург
- Мамуль, они сегодня прилетают?
- Да, Глань, - я оторвалась от хитросплетений очередного брачного договора. – В Хельсинки. А потом еще оттуда на машине.
Димка не рискнул везти Полину с долгой пересадкой. Семь часов в самолете – это для нее было слишком тяжело. Чувствовала она себя хорошо, но после операции прошло всего три месяца, и такой риск был бы неоправданным.
- И мы познакомимся? – она отпихнула Марка, пытавшегося жевать ее ухо.
- Думаю, да.
Глашка быстро смекнула, что девочка, из-за которой я переживала, дочка не просто какого-то там знакомого. Что это очень даже важный знакомый. Особо про Диму не расспрашивала, но для нее это было что-то такое вполне естественное. Если папа женился на Наташе и у нее появилась сестра Маша, почему бы и маме не выйти замуж за этого самого знакомого. Тогда у нее будет еще одна сестра, к тому же старшая – здорово же!
Она очень волновалась за Полину, без конца задавала вопросы, а уж когда я показала ей фотографию, и вовсе влюбилась по уши. Хотя я ее понимала, девчонка была просто очаровательная. Что-то такое теплое, светлое, необыкновенно трогательное. И, как ни странно, они с Глашкой даже были немного похожи. Не внешне, разве что обе длинноволосые блондинки, а чем-то таким… идущим изнутри.
Но… на самом деле я понятия не имела, что будет, когда они вернутся. Мы с Димкой разговаривали почти каждый день, переписывались в воцапе, но не касались будущего. Сейчас вообще было сложно и страшно думать о будущем, в глобальном смысле, но и наше частное будущее мы тоже не обсуждали. Общение было, скорее, дружеским, хотя… тот поцелуй в аэропорту дружеским я бы точно не назвала.
Если честно, сейчас меня такой расклад вполне устраивал. Хотелось наконец узнать его, потому что все эти годы он оставался для меня непонятным незнакомцем. Сначала выдуманным принцем из сказки, потом сводящей с ума страстью, потом предателем – но не реальным человеком со своими мыслями, чувствами, достоинствами и недостатками. Еще три месяца назад я не понимала его во многом, очень во
