Месть мажора - Кира Фарди
– Бери, это твоя еда.
Двигаю к нему контейнер.
– Пива хочешь?
И опять он ставит меня в тупик. Вопрос абсолютно будничный, дружеский, без подвоха. Или нет?
– Буду.
Эрик открывает банку и двигает ее ко мне. Мы молча едим, только слышно, как двигаются наши челюсти. Наконец Эрик откладывает косточку в сторону, вытирает руки и рот.
– Поговорим?
– Давай.
– Не хочешь спросить, почему я остался в квартире?
– Почему?
– Чтобы тебя охранять.
– Не нуждаюсь.
– Зря так думаешь. Ты вечно попадаешь в ловушку из-за своей доверчивости.
– Тебе я не доверяю.
– Понял уже давно, но все же. Завтра отвезу тебя к маме, на работу можешь не выходить.
– Но у меня план по раскрою.
– План подождет, выполнишь его сверхурочно.
– Хорошо. Что дальше?
– Это я у тебя хочу спросить: что дальше? Если ты узнаешь, что в болезни твоей мамы виноват Стрельников, заявишь на него в полицию?
Вопрос застает врасплох. Нет, не скажу, что сама так не думала, но подлость – это не мое. Я дала Матвею слово, что он не пострадает, и нарушить его не смогу.
– Не заявлю.
– Черт, Арина! Ты почему такая упертая?
– Тогда мне и на тебя придется заявить.
– За что?
– За колечко. Помнишь его?
Говорю, и понимаю – и это занятие мимо кассы. Никто не примет у уголовницы иск против сына олигарха. Никто. Но пощекотать нервишки мажору ох! как хочется.
– Но этот дятел останется безнаказанным!
– Закончим пустой разговор.
Я убираю со стола и иду к дивану.
– Ложись на кровать.
– Нет, не лягу.
– Вот упрямая дуреха!
Отворачиваюсь к стене. Мажор снова пристраивается на полу рядом с диваном. Сажусь, толкаю его.
– Уходи! Что за выходка? Кто нападет на нас в запертой квартире? У Матвея нет такой власти и связей.
– Зато они есть у моей жены, – тихо отвечает мажор.
На эти слова мне возразить нечего, хотя понимаю, что он прав. Удивительное дело, засыпаю сразу, как только голова касается подушки, ни снов, ни кошмаров, ничего не вижу. Утром вскакиваю от стука: в кухне Эрик колдует над кофемашиной, а запах доносится такой, что нос сам тянется за ним.
– Проснулась, – улыбается мажор. – Умывайся и к столу.
Чищу зубы и улыбаюсь, во весь рот, отчего-то радостно сегодня, это состояние не разрушает ни дождь за окном, ни враг, колдующий над плитой.
Расставляю тарелки, кладу приборы, добываю из пакета хлеб.
– Горячие бутерброды будешь? – спрашиваю Эрика.
– Давай. С сыром и ветчиной, – он поворачивается.
В одной руке лопаточка, на плече висит полотенце. Выглядит так по-домашнему, так буднично, что поверить не могу, что этот человек родился с золотой ложкой во рту и привык к обслуживанию.
– А где у тебя чашки?
– В шкафу над мойкой, – подхожу ближе. Теперь мы стоим плечом к плечу. Тянусь за чашками. – Погоди, я сам достану.
Эрик протягивает руку за моей спиной и хватает бокал за ручку. Наши пальцы соприкасаются, их тут же бьет разрядом тока. Я отдергиваю руку, задеваю вилку, она звонко падает на плитку пола.
– Ой, прости.
От смущения не знаю, куда спрятать глаза, чувствую, как пылают щеки.
– Плевать, бывает.
Мы быстро завтракаем и едем в больницу. Уже в дороге меня начинает потряхивать, в голову лезут самые дурные мысли: «А если, и правда, Матвей виноват? Что делать? Нет, наверное, это чистая случайность».
Увы, Елена Ивановна, встречавшая нас у входа в отделение, разбивает мои надежды в пух и прах.
– Ариша, мама заговорила, – шепчет мне она, косясь на Эрика. – Послушай ее.
Бегу в палату, а у самой колени дрожат и ноги подгибаются, вот-вот упаду. Мажор догоняет и берет меня под руку.
– Не волнуйся, я с тобой.
– Мамочка, – бросаюсь к кровати.
Сегодня мама выглядит бодрее, в ее глазах появился блеск, губы растягиваются в неловкую улыбку, лицо кажется немного асимметричным.
– Не пугайся, – спохватывается Елена Ивановна, заметив мою панику. – Это нормально. Анне придется многому научиться, застоявшиеся мышцы год были без работы.
– Мамочка, – глаз не могу отвести от родного лица.
– Ариша, – почти нормально говорит она. – Доченька.
Слезы собираются в морщинках и скатываются по щекам. Эрик протягивает салфетку, я промокаю влагу и боюсь задать главный вопрос.
– Расскажите, что с вами случилось? – выручает мажор.
– Я не верила следствию. Ты не могла убить человека. А уж бросить его…
Мама начинает говорить медленно, с придыханием, короткими фразами. Она останавливается, передыхает, я обеспокоенно следу за выражением ее лица, Елена Ивановна тоже стоит рядом со шприцом в руках.
– Мама, не говори больше, не надо, – умоляю ее.
– Надо, дочка, – новая пауза. – Матвей, когда приходил ко мне, отводил взгляд. Я спрашивала подробности аварии, он злился, – секундная передышка. – А потом и вовсе пропал, на звонки не отвечал. Я сходила с ума от мыслей… спать и есть перестала. А еще флешка…
Мама замолкает. Она тяжело дышит, облизывает губы, я подношу стакан с водой и даю ей трубочку. Эрик переминается на месте, с хрустом сжимает пальцы в замок.
– Простите, какая флешка? – не выдерживает он.
– Из Мерседеса.
– Там была флешка? – теперь он смотрит на меня.
– Да. Наверное. Я не помню, – отвожу взгляд.
– Д-да, была. Точно знаю, – говорит мама. – Вот я и спросила у Матвея, куда она пропала.
Глава 28. Арина
– Что? – теряюсь я, растерянно смотрю на врача и мажора, думая, что ослышалась, но по их вытянутым лицам понимаю: мама сказала именно это. – Зачем? – из сведенного спазмом горла вырывается стон. – Ну, зачем?
– Ариша, прости, – лицо мамы кривится, щеки мелко
