Научи меня любить - Каролина Шторм
– Зачем тогда куришь?
– За компанию.
– Глупо, тебе не кажется?
– Кажется.
– Тогда зачем?
Тут я взрываюсь.
– Что ты ко мне пристаёшь с этими вопросами? Все курят, и я курю.
– А ты всегда делаешь то, что все остальные вокруг тебя? – он пристально смотрит на меня, отчего мне становится неловко.
– Нет, не всегда, – отвечаю я. – Есть поступки, которые для меня неприемлемы.
– Например? – Пашка не отстаёт.
– Ты, действительно, хочешь об этом узнать?
– Конечно, – он садится рядом со мной на ступени в своих выглаженных брюках, чем несколько удивляет меня. – Составлю тебе компанию на время, – поясняет Пашка. – Ты не против?
– Нет, – и я чувствую, как часто стало биться сердце. Его близость лишает меня спокойствия. Может, он это делает нарочно?
– Ну, так что ты мне расскажешь, Ксения? – спрашивает Пашка. – Чего я о тебе не знаю?
– Ты ничего обо мне не знаешь, – стараясь казаться равнодушной, холодно отвечаю я.
– Так ли это на самом деле? – он берёт прядь моих волос и накручивает на палец. – Мне нравится, когда твои волосы распущенны. Тебе это очень идёт.
– Спасибо.
– А ещё тебе идёт улыбаться. И смеяться. У тебя звонкий смех. Совсем как у маленькой девочки.
Его интонации плавные, мягкие. Можно закрыть глаза и слушать его голос, представляя себя при этом в маленькой лодочке, плавно покачивающейся на волнах. А он протягивает руку и гладит меня по щеке.
– Не бойся, приставать не стану.
– Где-то я это уже слышала.
Он улыбается, совершенно обезоруживая.
– Видишь, ты немного меня изучила. Теперь мой черёд. Так что ты о себе расскажешь?
– Даже не знаю. Разве можно вот так просто о себе рассказать?
– Конечно. Это легче всего.
– Я не уверена.
– Но ведь никто не знает тебя лучше, чем ты сама.
– Я даже не уверена в том, что сама себя знаю.
Признание, болезненное для меня. Иногда я словно ощущаю себя в чужом теле чужого человека, живущего чужой жизнью. Чего бы я хотела на самом деле? Этот вопрос мне никто никогда не задавал. Все считали, что я и так счастлива, и ничего большего мне не надо. И я привыкла убеждать себя в том, что это правда, совсем забыв, что можно было бы прислушаться к своим ощущениям. Я разучилась делать это. Зачем, когда вокруг столько знатоков? Зачем принимать решения, когда есть тот, кто решает за тебя?
– У тебя есть родители, братья, сёстры? – спрашивает Пашка.
– Есть. Два старших брата.
– Значит, ты – младшая дочь. И, наверняка, любимица семьи.
– Да, похоже на то… Папа меня любил больше всех.
– Любил? А что с ним стало?
– Родители развелись, – поясняю. – Не так давно. Теперь я живу с мамой и с её новым мужем.
Пашка понимающе кивает. Неужели ему тоже знакома эта история?
– Нет, у меня в семье было по-другому, – словно в ответ на мои мысли, говорит он. – Отца никогда не было. Только мать. И никаких братьев и сестёр.
– Что значит «отца не было»? Ты же не из пробирки появился на свет.
Он усмехается. Невесело совсем.
– Может, из пробирки. Кто знает?
Мы оба решили помолчать. Тема, затронутая нами, оказалась не самой приятной. Развивать её дальше не хотелось. А только вспомнив об отце, я почувствовала некое сожаление. Жаль, что у них так всё получилось. А ведь могло быть иначе. Неужели они не нашли друг для друга подходящих слов? Оба взрослые, интеллектуально развитые люди в разводе вели себя как дети. И сейчас до сих пор ещё слышатся отголоски. Мама создала свою семью. Отец скоро создаст свою. Найдут ли они новое для себя счастье или будут всё так же вспоминать о старом?
– Не грусти, – Пашка легко дёргает меня за подбородок. – Всё можно пережить. Тебе ещё мало лет. Научишься.
– Так может, ты меня научишь? – спрашиваю я и чересчур смело заглядываю ему в глаза. В полутьме коридора они становятся серыми. И он так пристален ко мне, так внимателен, словно каждое моё слово готов вобрать в себя вместе с воздухом.
– Вряд ли из меня выйдет хороший учитель, – неожиданно осипшим голосом отвечает он. – Самому бы…
Пашка встаёт и, не прощаясь, уходит. Я снова остаюсь одна. Снова чувствую себя растерянной и… потерянной. Он всегда приходит, чтобы бередить мои чувства. А когда добивается этого, то оставляет меня. Чтобы затем вернуться снова. Что нужно этому человеку от меня? Разве я могу что-то ему дать, кроме того, что он вполне может взять у любой другой? Если он всего лишь хочет обладать моим телом, зачем ведёт со мной эти разговоры? Знает, что если скажет напрямую, то ничего не добьётся? Почему тогда я чувствую, что он относится ко мне по-особому? Он говорил когда-то, что я ему нравлюсь, но не более того. Могла уже разонравиться. Симпатия не может длиться долго. Она либо угасает, либо перерастает в нечто большее. Что происходит с ним, я не знаю. И, наверное, не узнаю никогда. Он не откроет мне всей правды. А что касается меня, то здесь впервые мне всё очевидно. Я влюбилась! Влюбилась как последняя дура!..
Почему мне кажется, что это какой-то грех, которого нужно стыдиться и скрывать ото всех? А ведь я боюсь, что об этом кто-либо узнает. А больше всего боюсь, что узнает он. Потому что тогда поймет, что может распоряжаться моей судьбой по своему усмотрению. И я не смогу сопротивляться. Потому что быть рядом с ним – это мука. Но и счастье одновременно.
Павел
Середина ноября – и неустанно вьюжит ветер, захватывая в свой стремительный танец хлопья снега. Им недолго жить. Пока кружат в небе – есть надежда на спасение. Но стоит им опуститься на землю, как тут же начинают таять. Воздух ещё не настолько остыл, чтобы впустить зиму. И каждый день идёт борьба её с осенью. Кто победит в этой схватке, известно давно. Но мне почему-то всегда хочется, чтобы зимы не было. Осень тоже не подарок, но… Всё-таки, она даёт больше свободы.
Сегодня я отмечаю День Рождения. И вместо посещения ресторана, как хотелось Миладе, я накрыл стол в своей комнате в общежитии. Мне не хочется никуда выходить. Всё, что нужно, сегодня здесь, со мной. И моя любимая девушка тоже.
Для Милады это почти что подвиг. Она не любит бывать в общежитии, и я могу понять её нежелание. Выросшая в совершенно других условиях, она едва ли представляла себе, что люди могут жить в такой бедности. У кого есть
