Не дружи со мной - Ася Лавринович
Ульяна довела меня до открытой входной двери и отпустила мой локоть. Из сада доносился птичий гомон.
– Уходи, – сказала она, воинственно скрестив руки на груди. На ее запястье звякнули браслеты.
Впервые я видела Ульяну такой рассерженной. Честно, не думала, что когда-нибудь с нее спадет эта напускная приветливость.
– Уйду, – согласилась я, – когда ты скажешь, где Матвей.
– Какой Матвей? – не моргнув глазом поинтересовалась Уля.
– Не смеши меня! Такой Матвей, который втянул тебя в какую-то темную историю!..
Ульяна воровато оглянулась. Пустой светлый коридор был пуст.
– Я не знаю, о чем ты, – вновь повернувшись ко мне, сообщила она, – и Матвея никакого не знаю.
– А Мишу? – не отставала я.
Уля побледнела.
– Полина, уходи! – взмолилась она.
– Значит, ты ничего мне не расскажешь? – спросила я.
– Нет, – покачала головой Ульяна, – ничего не расскажу.
– Не знаю, какую вы с Матвеем игру ведете, но советую тебе из нее выйти, – проговорила я, окончательно для себя решив, что в это опасное дело больше лезть не буду. – Просто хотела предупредить: меня, перепутав с тобой, чуть не убили…
Последнее откровение застряло в горле огромным комом. Ульяна побледнела еще больше. Она стояла передо мной, по-прежнему скрестив руки на груди, не моргая. Губы дрогнули, а в голубых глазах сверкнула влага.
– Пока, – сухо сказала я, разворачиваясь.
– Пока, – шепотом отозвалась Уля.
Я медленно шла по саду, разглядывая розарий Шацких, вдыхая жаркий июльский воздух… У самых ворот обернулась. Ульяна застыла в дверях. Она смотрела мне вслед немигающим взглядом. Руки ее теперь были опущены вдоль тела, а по щекам струились слезы.
* * *В темном небе мерцали желтые звезды. Огромная луна нависла над нашим домом, забрызгав все вокруг холодным бледным светом. Представила, какая красота сейчас на пляже. Широкая серебристая дорожка расплескалась по черной глади моря…
За спиной негромко скрипнула дверь. Серый кот с тигровым окрасом выбежал на крыльцо, спустился со ступеней, на которых я сидела, и тут же начал тереться о мои ноги. Я погладила его по мягкой макушке, за ушами… Кот, задрав голову, громко затарахтел.
Продолжая гладить питомца, я уставилась на звездное небо. В последнее время в моей душе поселились тревога и страх, и их приходилось держать в себе.
Дверь снова скрипнула. Я знала, что за моей спиной стоит мама. Она молчала. И я тоже. Отчетливо представила, как мать поправляет палантин, который накинут на плечи. Волосы собраны в высокий пучок. Мама, хмурясь, сверлит мою спину осуждающим взглядом.
Так она смотрела на меня каждый раз, когда я, например, приносила плохую оценку из школы. А такое, к сожалению, происходило нередко. Я хотела учиться хорошо, правда, очень хотела. Но точные науки мне давались тяжело. Глядя на мои отметки, мама не раз признавалась: она рада, что отдала меня в другую школу. Не в ту, где она работает. Иначе приходилось бы краснеть и выслушивать замечания коллег. Меня эти слова обижали… Училась я не хуже всех в классе, это точно. По русскому языку и литературе так вообще одни четверки и пятерки были, школу не прогуливала. Разве что замечания в дневнике порой проскакивали о том, что я люблю поболтать на уроках.
Всю свою школьную жизнь мне хотелось поразить маму успеваемостью, порадовать ее отличной учебой, услышать одобрение. Хотелось, чтобы родители мной гордились. Но когда я приносила домой те самые с трудом заработанные по физике или алгебре отличные оценки, бурной радостной реакции на это не было, ведь я просто делала то, что и положено каждой девочке: хорошо училась. Зато любая тройка или двойка за контрольную обсуждалась намного дольше. Мама не кричала, не грозила ремнем, не наказывала. Она просто читала монотонную нотацию и разочарованно добавляла в конце: «Ну а что еще от тебя ожидать?» В итоге каждую свою неудачу я воспринимала как настоящую трагедию. Плакала в туалете на переменах, не хотела идти после уроков домой… Понять точные науки больше не пыталась. Не вникала в условия задач, не доказывала теоремы. Просто бездумно сдувала все решения у Долгих. Зачем стараться и мучить себя, если этого все равно не оценят?
Мама продолжала стоять за спиной. Я слышала, как она тяжело вздохнула… Мы по-прежнему молчали. Я думала, что она, скрипнув половицами, уйдет обратно в дом. Но мама села рядом.
– Мне правда жаль, что я доставила тебе столько беспокойства, – выдавила я из себя, не глядя на нее.
– Тебе жаль… – эхом откликнулась мама.
– Я не думала, что ты так за меня беспокоишься.
– Ты не думала…
Тишина. Только мурлыкающий кот в поисках ласки теперь метался от мамы ко мне.
– А ты когда-нибудь о нас с отцом думаешь? – спросила мама.
Этот вопрос я слышу от нее слишком часто.
– Думаю, – кивнула я. – И, если честно, почти всегда.
Мама открыла рот, чтобы что-то ответить, но я схватила ее за руку.
– Дай сказать, пожалуйста! – попросила я, пытаясь собраться с мыслями. Это не длинные сообщения отправлять и не записки на столе оставлять.
Мама внимательно смотрела на меня и ждала, что же я скажу в свое оправдание.
– Знаешь, мама, иногда я представляю свою будущую семью, – начала я, – и думаю, что никогда-никогда не повторю твоих ошибок.
– Ошибок? – оскорбилась мать.
– Не перебивай, – постаралась я сказать как можно мягче, боясь маминой бурной реакции. – Ошибок, да. Как-то, ссорясь со мной лет пять назад, наверняка из-за какой-нибудь ерунды, ты бросила фразу: «Да за что тебя любить?» И она так крепко засела в моей голове… Не знаю почему. Может, потому, что я была впечатлительным подростком. Но тогда я так сильно рассердилась и обиделась на тебя. Мы ссорились много и часто. Из-за троек, бардака в комнате… Из-за того, что я задержалась на улице, забыла убрать кастрюлю в холодильник, вовремя сдать классной деньги на выпускной… Все эти причины наших грандиозных скандалов были такими ничтожными, что в тот момент я испугалась. А если бы я совершила что-то по-настоящему страшное… ты бы отреклась от меня?
– Не говори глупостей, Поля! –
