Грязная жизнь (ЛП) - Аврора Белль
Когда он развернулся на каблуках, качая своей головой, я вошёл в свою комнату. Она была приличной. У меня были и похуже, это точно. Она была простой, со встроенным шкафом, комодом и кроватью королевского размера.
Да. У меня определенно были и похуже.
Она хорошо будет служить, и я отлично буду спать по ночам. Это бóльше, чем я мог надеяться. В конце концов, я всё еще остался бы в камерах SFPD, которые никогда не были тихими, никогда не были тёмными.
Взгляд Блэка отрывается от газеты с многозначительной медлительностью. Его брови поднимаются, когда он спрашивает:
— Сколько людей знают о том, что ты жив, Твитч?
Я не отрываю от него взгляда, мне не нужно задумываться об ответе.
— Один из моих парней и старый партнёр. А теперь, офицер Куэйд, начальник SFPD и ты.
Он обдумывает это, и затем его губы растягиваются в улыбке. Слегка покачав головой, он громко смеется, и меня это бесит. Я не предмет для чьих-либо шуток.
— Что смешного? — выхожу я из себя.
Его смешок превращается в откровенный хохот.
— Я бы не хотел быть на твоём месте, когда твоя женщина узнает о том, что всё это время ты был жив. — Он морщится с издёвкой. — Нет, сэр. Она превратит твою жизнь в ад.
Дерьмо.
Моё тело холодеет от этой мысли. Я пытаюсь оправдаться перед человеком, который не имеет ни малейшего грёбаного представления о том, чего мне стоило оставить Лекси.
— Она поймёт, как только узнает причину моего ухода. У меня не было выбора. Мне нужно было уйти.
— Ты говоришь это мне? — он фыркает. — Ты когда-нибудь имел дело с брошенной женщиной, Фалько? Ты вообще что-нибудь знаешь о женщинах? — Он смотрит, как я хмурюсь, и смягчает свой тон: — Это никак не исправить. Она не простит тебя. Тебе повезёт, если она вообще позволит тебе увидеться со своим сыном.
— Я его отец. — Мой аргумент не убедителен.
Блэк бормочет:
— И согласно его свидетельству о рождении, ты покойник. Даже со своей новой личностью, которую мы для тебя готовим, у тебя не будет никаких прав. Не в суде.
Мой желудок переворачивается при мысли, что меня будут держать подальше от ЭйДжея.
Прошло уже столько времени.
Мне нужен мой сын.
Мне плохо.
Я умираю без него, без неё.
Избавляясь от невыносимой мысли, я повторяю:
— Мне нужно позвонить.
Показывая головой на телефон на кухонном столе, он говорит:
— Защищённая линия. Подними трубку, дождись трёх щелчков и набери номер.
Ему нужно время, чтобы подчеркнуть:
— Не используй свой телефон. Даже если он одноразовый. Даже предоплаченные можно отследить.
Когда я встаю и подхожу к стойке, Блэк непринуждённо произносит:
— Надеюсь, ты не слишком к этому привязан.
Ненавижу, когда он говорит загадками.
— Привязан к чему?
— К татуировке. — Он похлопывает себя по щеке, намекая на мою печально известную тату «13». — Потому что это должно исчезнуть. Это твоя метка. Мы не можем допустить того, чтобы кто-то увидел её и начал распространять слухи о том, что ты жив.
Это значит, что он планирует брать меня на другие операции. Хорошо. Я смогу с этим справится.
— Нет, — вру я, хотя хочу разозлиться. — Я не привязан.
Я стараюсь не думать об этом, хотя он предлагает мне удалить мое прошлое — день, когда я встретил Лекси. Этот день — это всё, и я чертовски привязан к этому воспоминанию.
— Хорошо, — бормочет Блэк кивая. — Потому что твой первый сеанс лазера будет сегодня днём. Парень говорит, что тебе нужно от четырех до пяти сеансов, с разницей в четыре недели.
Вот бл*ть.
Значит, выхода нет.
Я сделаю это так, как делал всё остальное в своей жизни. Я приму это как мужчина.
Взяв трубку, подношу ее к уху, дожидаюсь трех щелчков и набираю номер. Приходится звонить один, два, три раза, прежде чем телефон отвечает:
— П*здец. Сейчас шесть утра. Лучше бы кто-нибудь умер, мудак, — стонет в трубку Виктор Никулин, и я борюсь с улыбкой.
Я перехожу к делу.
— Виктор Никулин?
— Ага, — бормочет он, и я слышу, как он шаркает, будто садясь. — Кто это?
Я говорю тихо, но твёрдо:
— Я живу в тени подполья и много чего вижу, имею дело со многими людьми, знаю много компаний. — Я на мгновение останавливаюсь, чувствуя на себе взгляд Блэка. — Твой брат — моя проблема.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Виктор Никулин отвечает, в его голосе звучит смесь гнева и отвращения:
— У меня нет грёбаного брата.
— Да, есть. Мы оба знаем об этом. И это нормально, отречься от него, психопата-убийцы, но Максим Никулин моя проблема. Мне нужно знать, где его найти.
Он останавливается на минуту.
— Ты убьешь его, когда найдешь?
— Нет, — честно говорю ему я. — Но он, скорее всего, умрет в тюрьме.
Он вздыхает.
— Мне не нравится мой брат, но даже если бы я знал, где он, я бы не сказал тебе. Дерьмо. Я тебя не знаю, чувак. Насколько я знаю, ты можешь быть копом.
Я тихонько смеюсь.
— Я определенно не коп.
Просто работаю на одного.
Он звучит озадаченно.
— Кто ты?
— Я не могу тебе это сказать. — Я пытаюсь получить информацию, которую могу. — И я знаю, что ты не разговариваешь со своим братом, но он по-прежнему твоя семья, и я понимаю, что ты хочешь защитить его. Не будет ли ему безопаснее в тюрьме? Похоже, Макс изо всех сил старался нажить себе много врагов.
— Я не боюсь того, что его посадят. Я не хочу защищать его, — тихо признается Виктор. — Я беспокоюсь за всех мужчин, которых он насадит на нож, пока будет там.
У меня в ухе раздаются гудки.
Дерьмо.
Не вышло.
Максим Никулин будет занозой в моей заднице.
Спустя одну неделю…
— Мне нужен пистолет, — кричу я Блэку, когда его солдатики разбегаются по прибрежной собственности, принадлежащей Нео Метаксасу.
Я больше чем просто вне себя. Нет смысла в том, чтобы свергнуть всех этих людей, если я не смогу наслаждаться своей жизнью, потому что я, бл*ть, умер, пытаясь добиться этого.
Блэк ведёт себя, как мудак.
— Тебе не нужен грёбаный пистолет. Держись подальше от бойни. — Он хватает меня за рубашку и трясет. — Мы договорились! — он рычит, и его слюна попадает на меня. — Ты не можешь отдавать приказы. Ты, бл*ть, выполняешь их!
Вот как, да? Мы ещё посмотрим.
Он отпускает меня, и я спотыкаюсь, пока он прыгает в бой. Люди Нео достают оружие, но солдаты Блэка быстрее. Раздаются выстрелы, а я остаюсь в стороне, с чертовой дубинкой в руке.
В моём шлеме и маске, наполовину скрывающей лицо, меня никто не узнает, и это отлично, потому что мы с Нео были друзьями. Его люди знают меня.
Только что прерванная покерная игра разбросана по всему полу особняка, и я наблюдаю, как красные пятна растекаются по белому бархатному дивану.
Нео будет в ярости. Он всегда любил белую мебель.
Когда я вижу одного из людей Блэка, кричащего, с торчащим из его бедра охотничьим ножом, свалившегося на пол кучей, и стонущего от боли, я, недолго думая, выбегаю посреди полномасштабной войны, чтобы перенести парня в безопасное место. Взяв его подмышки, тяну изо всех сил, потому что этот мальчишка весит как чёртов танк. Мне удается затащить его в пустую кухню и усадить у холодильника, чтобы не было видно.
Он стонет, и я его успокаиваю. Не в расслабляющей манере, скорее в стиле «заткнись и не привлекай к нам внимания». Он стонет еще немного и кладет свои трясущиеся руки на рукоятку ножа. Я знаю, что он планирует сделать, но отталкиваю его руки и хватаю его вспотевшее лицо.
— Уберёшь его сейчас, и ты истечёшь кровью. Прямо здесь. В этом доме.
Он, кажется, не слышит меня, поэтому я трясу его.
— Ты здесь хочешь умереть?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мужчина трясёт головой, и тогда я понимаю, что он молод, ему где-то около двадцати с небольшим.
Почему-то мои мысли возвращаются к моему сыну, и моё сердце сжимается.
Я мягко держу паренька и слегка хватаю его за плечи.