Настя как ненастье (СИ) - Горышина Ольга

— Настя, садись уже в машину! — бросил Кеша нервно.

Она села — а куда сейчас денешься! Он тоже занял место водителя, но не пристегнулся, хотя она сразу щелкнула замком ремня безопасности. Чтобы обезопасить себя от Кеши.

— Настя, давай поговорим прямо сейчас… Я не планировал этой встречи, но раз так вышло… Может, даже хорошо. Иногда такая встряска необходима, чтобы все встало на свои места.

Она лишь кивнула. Что тут скажешь? Да и как… Когда ком стоит в горле. Горький, огромный, незаслуженный…

— Я был с ней три года. Для кого-то это много, для кого-то мало. Для меня они прошли вот так, — он щелкнул пальцами. — Незаметно.

Настя нервно кивнула. Зачем ей подробности? Для чего?

— После аварии и смерти отца я был в депрессии, полной. Я вообще не мог думать про какие-то отношения… Мона как-то решила все за меня. Впрочем, отношений не вышло. Я был занят своей работой, она — своей. Потом мы с ней не соглашались друг с другом по девяноста девяти из ста вопросов. Не знаю даже почему. Возраст или просто разные интересы. У нас был секс и ничего больше. Во всяком случае, мы старались именно так и относиться к нашим встречам. Никому о них не рассказывать. Особенно мамам. Не поняли бы… Приходилось врать и выкручиваться… А вот в ту пятницу про ту субботу я впервые сказал правду — что встречаюсь с девушкой, и этой девушкой была ты.

Кеша смотрел вперед, точно вел стоящую на месте машину. Настя тоже уставилась в лобовое стекло, не силах смотреть на говорящего.

— А в то воскресенье… Понимаешь, если бы она сказала мне заранее: все, мальчик, побаловались и хватит. А то, получается, она устраивала свою жизнь у меня за спиной, потому что от секса не хотела отказываться… Будто я не человек. Будто мне не больно, когда мне говорят такое между делом, вместо доброго утра… А вечером ты добавила — трахни меня. Будто у меня на лице клеймо выжжено, что ни для чего другого я непригоден.

— Кеша, это не так… — наконец сумела вымолвить Настя.

— Я знаю, что не так…

Он сгреб ее рукой и вдавил себе в грудь, не заботясь, есть ей чем дышать или нет. Да и сам не дышал. Настя не слышала ничего, кроме его бешено стучащего сердца.

— Просто тогда я думал именно так, вот и рассказал тебе все, как есть. Как было… Чтобы ты не думала ничего лишнего ни про меня, ни про Монику… Я тоже поступал с ней нехорошо, бегая за тобой и держа ее про запас. Наверное, надо благодарить судьбу, что вот так все разрешилось — само собой, и мы как бы не в обиде друг на друга.

Кеша наконец ослабил хватку, и Настя сумела вытянуть ремень.

— И ты не в обиде на меня, верно? — Кеша снова тряс головой, и шрам его горел ярче обычного. — Но я не стану просить тебя знакомить меня со своим бывшим. Я могу не сдержаться и съездить ему по морде.

Настя потянулась назад, и Кеша отпустил ее.

— Настя, прости. Я не хотел… Не хотел бередить твою рану. Извини, вырвалось. Само… Я — дурак.

Она вскинула голову, надеясь, что в глазах не стоят слезы. Но они точно стояли в горле. И голос даже не дрожал, он гудел, как водопроводные трубы, на которых кто-то неумело заиграл ноктюрн среди бела дня. Впрочем, день потускнел. Солнце сбежало с небосклона.

— Кеша, он мертв. Разбился на трассе вместе с девушкой, которую якобы бросил ради меня. В тот день, когда я уехала поступать в училище.

— Настя…

Он потянулся было к ней, но она еще сильнее вжалась спиной в дверь.

— Ничего, Кеша… Я действительно была плохой. Говорила, что это ему такая вот кара свыше… за его ложь. Нельзя так было говорить, я знаю.

— Но и врать себе тоже нельзя. Не получится.

Наперекор ее желанию, Кеша снова притянул к себе Настю и ткнулся губами в отросшие корни на ее макушке.

— А у нас все получится, слышишь? Мы почти как на духу друг перед другом… Никаких страшных секретов. У всех новая жизнь. Может, правильно, что раньше новый год считали с сентября. Смотри, какой у нас всех август получился — месяц подведения итогов и первых шагов. Мы, конечно, еще шатаемся, но уже куда-то идем… А это главное… Главное, что не по встречной… Судьбу не обгонишь. Но обплывешь. Поехали на кораблики, да?

Настя кивнула. Даже несколько раз, чтобы Кеша перестал уже жевать ее волосы. Но он так бы и не отпустил ее, не зазвони вдруг телефон. Настя вздрогнула — опять Мона? Не может оставить его в покое? Ревнует?

— Кеш, где кресло? — услышала она из динамика голос Лиды. — Мы с Никитой хотим поехать на дачу.

— Как ты себя чувствуешь?

Пауза.

— Никита за рулем. Но мне лучше. Я на таблетках. Где кресло?

— На даче. Когда едите? У меня тут небольшой презент для Тимки. Могу завезти.

— Ну, завози. Только к чаю ничего нет.

— Чай мы уже попили.

— Мы? С Настей, что ли? Ну, привет, Настя.

— Привет, — буркнула она, покраснев, будто то была видеосвязь.

— Пиратская комната будет?

— Будет, — так же тихо ответила она.

— У Кешки есть ключи, но я могу оставить тебе еще и мою связку.

— Лид, это уже наглость, — встрял Кеша. — У нас свои планы были.

— Какие планы, когда ты на работе торчишь с утра до вечера? Пусть рисует, пока мы на даче. Ты будешь рисовать, да?

— Хорошо, — чуть громче отозвалась Настя.

— Лида, мы будем минут через двадцать. Пока, — и Кеша отключил звонок. — Ты не обязана рисовать. Ты можешь отказаться.

— Но я хочу…

— А Ксюша хочет подносить тебе кисти в последний день каникул?

— А если ты мне поможешь?

— Меня возьмут в подмастерья?

— Если ты готов учиться?

— Я готов позировать в качестве пиратского попугая и кричать Полундра или Каруда… Я не помню, что считалось у пиратских попугаев более крутым.

— Однажды галок поп пугая…

— Настя, я сейчас тебя высажу…

— В кустах увидел попугая. Вдруг говорит тот попугай…

— Настя, я тебя люблю…

Продолжить скороговорку она не смогла, но ответила на поцелуй так, что его без всяких скороговорок можно было прочесть как — я тебя тоже.

Наверное, действительно обгонять по встречной опасно. Можно столкнуться лоб в лоб со своей любовью…

— Ой…

Настя замерла — выбившийся из хвоста волос накрутился на перстень.

— Погоди… Не дергайся… — Кеша осторожно размотал его, но удержал голову Насти у своего лица. — Если бы не отцовский перстень, который я забыл в офисе, я бы никогда не встретил тебя. Это знак, да? Папа обожал цитату из Васильева «А завтра была война»: настоящий мужчина должен любить в жизни двух женщин. Свою мать и мать своих детей. И я сейчас, как нельзя лучше, это понимаю.

Кеша осторожно провел пальцем по горящей Настиной щеке.

— Я не хочу загадывать наперед. Но если вдруг, то я готов… Ну, чтобы ты не думала, что с Лидой мне было легко… И тут не в деньгах было дело. Я, наверное, не готов был заменить отца двум племянникам сразу… Это же не только накормить-одеть…

Он снова затряс головой, и теперь Настя поймала его щеки в свои горячие ладони.

— Кеша, я не думаю о тебе плохо…

Он повернул голову, чтобы коснуться губами впадинки на Настиной ладони и замер. На несколько долгих секунд.

— Я просто хочу, — просопел он в ладонь. — Чтобы ты во всем мне доверяла. И не боялась ни за какие последствия. Если, конечно, — Кеша отстранился и усмехнулся, — у тебя вдруг не разовьется стойкая аллергия на попугая, как у Ксюшиной кошки.

Он смотрел ей в глаза, а она — в его. Долго. Даже слишком. Хотя, смотря для чего и для кого… Они лично часов не наблюдали.

— Я не кошка, я — мышка. У мышей не бывает аллергии на птиц.

— Я очень хочу в это верить.

Рука с перстнем скользнула Насте под волосы, чтобы сдернуть резинку и расправить по плечам.

— Мне они нравятся распущенными. Ты мне вообще нравишься распущенной… Но это секрет, — Кеша нашел губами Настин нос. — Пусть об этом никто не знает. Оставайся для всех тетей Мышкой, договорились?

Настя кивнула. И Кеша глянул на часы.

— Перезвонить или пусть ждет? Или нагоним в дороге…