Клер Кальман - Слово на букву «Л»
— Елки! Я же сказал, носите юбки! Но вообще-то… — и он стал поочередно загибать пальцы. — Во-первых, ты все время в черном. Это нагоняет тоску. Во-вторых, сделай нормальную прическу. Никто же не видит твоего лица! Заколи волосы наверх или собери, открой шею. В-третьих, надень что-нибудь обтягивающее, а этот ужасный пиджак немедленно выкинь. Он же тебе велик. Хочешь, чтобы тебя под ним никто не разглядел?
— Ник! — предостерегающе воскликнула Вив.
— Ну что, что вам теперь не нравится?
— Все нормально, продолжай, — сказала Белла.
— И улыбайся почаще. Мужчинам это нравится. Когда женщина улыбается, мы чувствуем себя желанными.
— Вот так? — Белла изобразила американский оскал и энергично прошлась по комнате. — Ах, жизнь так прекрасна! По сравнению со мной Полянна — просто ходячий депресняк!
— А что, мое лицо тогда надо волосами завесить? — спросила вдруг Вив.
— Начинается. Я так и знал. Я вас обеих ненавижу. — Ник решительно поднялся с дивана. — Захотите поговорить как взрослые люди — я на толчке, читаю автомобильный журнал. Как приличный мужчина.
Когда Белла вернулась домой, на автоответчике мигали два сообщения. Одно от прораба, сообщавшего, что сырость устранить нельзя. Для этого, говорил он, нужна хорошая погода. Наверно, надеялся, что, пока идет дождь, штукатурка совсем отвалится и можно будет содрать с хозяйки побольше денег. И второе от ее отца, Джеральда: «Звоню узнать, как у тебя дела. Ты просто молодец, дочка. Позвони, когда сможешь. Целую, папа». Джеральд всегда заканчивал свои сообщения так, как будто писал письмо.
* * *У Беллы нет настроения перезванивать, да и по телевизору нет ничего интересного. И, несмотря на то, что она принесла домой папку с набросками, совсем не хотелось придавать йогурту необходимую ему сексуальность. Вместо этого Белла набирает в ванну воду с лавандовым маслом. Свечи давно оплыли, закапав воском края ванны и дешевые подсвечники. Все в подтеках, они выглядят, как миниатюрные готические соборы. Она присаживается на край ванны, ожидая, пока наберется вода. Принимается было отколупывать воск, но отвлекается на поиски новых свечек. Потом ерошит пальцами волосы, подражая модели на рекламе шампуня, и долго ищет в ванной заколку.
— Я слишком нежна для света ламп, — громко произносит она. — Где мои розовые лепестки для ванны? Где мои верные евнухи, чтобы покрыть мне ногти лаком и нежно выдавить прыщи?
Принимать ванну при свечах — этому ее научил Патрик. Все пары так делают. А еще трут друг другу спинки, сооружают холмы из пены над выступающими из воды коленками и добровольно садятся с той стороны, где кран. Перед ней тут же возникает образ Патрика.
Она хватает массажную перчатку и яростно трет кожу. Интересно, от этого на самом деле уменьшается целлюлит? Или он просто меньше виден на красной, распаренной коже? В неровном свете она пытается приглядеться к собственным бедрам. Нет, свечи определенно хорошая штука. Мало того, что не видно никакого целлюлита, еще и не слышно воя вытяжки. Эта вытяжка включается вместе с лампочкой и продолжает выть, когда свет давно выключен. Белла давно планирует ее починить. Как только разберется с сыростью. Но сил действовать по Списку нет, и поэтому пока что она просто оставляет дверь в ванную открытой, чтобы не включать свет. И принимает ванну при свечах.
Она лежит в ванне, убаюканная свежим запахом лаванды и мерцанием свечей. Перед ее мысленным взором проходят мелкие события дня. Не вызвала ли она раздражение у Селин своим ответом? Нужно спросить у Энтони о следующей презентации. Сколько времени займет у прораба борьба с сыростью? Он наверняка разведет грязь, и ей придется выехать на пару дней из дома. Ах, если бы кто-нибудь решал за нее все проблемы. Белла поглубже погружается в ванну и кладет на лицо влажную салфетку. Закрывает глаза и воображает, что видит себя со стороны. Она следит, как ее мысли, словно куски мокрой штукатурки, отделяются от тела, высвобождая ум и душу. Слышно, как дождь тихо постукивает по оконному стеклу.
Всем сердцем она желает услышать, как приближаются его шаги, как поворачивается ручка двери.
* * *Язычки пламени играют на ее веках, изменчивые тени колеблются на стенах, мокрых бедрах и груди. Дверь в ванную тихо открывается. Он полувопросительно смотрит на нее. Она радостно улыбается, и он опускается на колени рядом с ванной. Волосы падают ему на лицо, и он медленно, одной рукой убирает их. Тишина. Ему не нужно ничего говорить, он лишь скользит взглядом по линиям ее тела. Вот он закатывает рукава и опускает руки в воду…
Внизу звонит телефон, разрушая призрачные картины.
— Привет, это опять папа, — включается автоответчик. — Приезжай к нам на выходные. Мы так соскучились. Мама просила передать, чтобы ты не стеснялась пригласить кого-нибудь из друзей. В смысле, из парней, если есть кого. Мы тебя целуем. Да, тебя ждет подарок на новоселье.
Белла закатывает глаза к потолку. Она и вправду давно не была дома. Никуда не денешься, рано или поздно придется навестить этот Дом Веселья. Вода постепенно остывает, она уже почти остыла до температуры тела. Скоро станет совсем холодной. Надо бы добавить горячей или вылезать.
— Вылезать, — решает Белла, — а то превращусь в сморщенный орех. Еще не поздно перезвонить папе. Может, и вправду поехать? Сменить обстановку, а то эти коробки, сваленные в кучу, уже начинают действовать на нервы. Хорошо бы вместе с папой пойти погулять с собакой.
Вылезая, она автоматически стряхивает воду сначала с одной, а потом с другой ноги. Неискоренимая детская привычка. Белла, дорогая, вечно ты все забрызгиваешь. Не лей воду на коврик, а то он сядет.
4
— Я умираю без тебя-а-а… — подпевает Белла Элле Фитцджеральд, посасывая кусочек засахаренного лимона. И, посылая проклятия на голову подрезавшего ее водителя, — зачем еще жива я-а-а…
Надо было выезжать в обед, тогда она не попала бы в пятничный исход из города. С тех пор, как Белла переехала, ей рукой подать до ее родителей — всего пятьдесят миль. Но сегодня их увитый цветущими глициниями домик, расположенный в «миленькой-премиленькой» деревеньке в Сассексе, кажется просто недостижимым, так долго приходится тащиться по сельским дорогам.
Нельзя было попадаться вчера на глаза Селин. Пришлось выслушивать ее нескончаемый монолог про ее вечно чем-нибудь болеющих кошек. Потихоньку отступая к двери, Белла только мелко кивала головой: «Какой ужас. Выпадают клочьями? Вся в струпьях? Бедное животное». Кошки Селин всегда страдали от какой-нибудь мерзкой болезни, о чем хозяйка беспрестанно рассказывала всем по очереди. Целый день то от одного стола, то от другого доносилось: «Свечки в попу? Кошмар! Да ты что?»
