Райдо Витич - Банальная история
— Мама, мне надоело тебе объяснять — мне нельзя иметь детей…
— Бред! Как это женщине нельзя иметь детей?! Ты убогая, калека, тяжелобольная? Ты думаешь, у меня было богатырское здоровье?
— Мам, не сравнивай себя и Анюту…
— А ты помолчи — сначала женись, а потом лезь. Живешь бобылем, общаешься со всяким отребьем. И это сын научных работников, героев социалистического труда!
— Действительно — бред, — фыркнул зло Сергей, недобро покосившись на мать в зеркало обзора. Я молчала, смиряя гнев, недовольство и раздражение. А хотелось развернуться и высказаться — громко и доходчиво.
— Послушай меня, дочь, не верь Алексею, ему соврать ничего не стоит. Я же предлагала тебе сходить к Варваре Семеновне. Она тебя быстрее любых врачей на ноги поставит. К ней и раковые больные ходят и эти… как их? СПИД у которых. Бесплодие за три сеанса излечивает…
— Мама, я не бесплодна…
— Тогда перестань капризничать и рожай. Что тянешь? Или еще не решила, подходит ли тебе Олег? Так уже поздно. Да и где ты со своим характером лучше найдешь? Мужчина уважительный, интеллигентный, семья хорошая, а ты знаешь, не королева, да и больная — кому нужна-то?
— Мам, хватит!
— А ты помолчи! Я с дочерью разговариваю! С тобой тоже разговор предстоит. Почему до сих пор не женился? Королеву ищешь? И что, всех разобрали? Вот то-то и оно, много вы о себе думаете! И дети никакие — ни уважения к родителям, ни внимания, словно мы вам зла желаем. А я день и ночь о вас молюсь, уж до чего дошла — в храм ходить стала, детей вам вымаливать! А вы ничего не цените, живете только для себя…
Я больше не слушала.
Сергей лукаво щурился и, поглядывая на меня с пониманием, гнал машину, словно шел по трассе "Париж — Даккар". Он всегда был сумасшедшим. «Бесшабашным», как говорила Ольга, вновь и вновь расспрашивая о его жизни. Она любила его с того момента, как увидела в парке на танцах, куда он провожал меня на второй день после возвращения из армии. Высокий, загорелый и рисковый. Наглый, насмешливый взгляд, саженные плечи, мощная фигура, обтянутая военной формой, и десантный берет выделяли его из толпы. Но будь даже на той дискотеке вместо разноцветной разряженной толпы малолеток строй десантников, Сергей все равно бросался бы в глаза. Было в нем что-то необъяснимое, волнующее женские сердца. И девушки толпились вокруг, с нескрываемой завистью поглядывая на двоих счастливиц, держащих Сергея под руки.
Впрочем, держала я, а Оля откровенно висла на нем и преданно заглядывала в глаза, как дрессированный тюлень, выпрашивающий лакомство. А говорить она вообще не могла, только смеялась, как ненормальная, по малейшему пустяку. Выглядело это ужасно, так что мое настроение быстро упало ниже некуда. В тот раз мы впервые поругались с Олей и я услышала от нее обвинения в ревности и патологической привязанности к братьям. И возможной связи. Может быть даже постоянной и давнишней. Причем не только с каждым в отдельности, но и со всеми разом.
Год мы не виделись и не разговаривали с ней. Еще год она пыталась вымолить прощение. Я не могла простить — я впервые обиделась не просто сильно, а как говорят — смертельно.
В аэропорте мы проводили родителей до пункта досмотра, помахали на прощание и, перекинувшись взглядами, облегченно вздохнули и, смеясь, чуть не бегом направились к выходу. По дороге Сергей затерялся в толпе и нашелся уже у машины. Сунул мне в руку пластиковый кубик с орхидеей:
— Смотри, какую прелесть завезли, Анюта. Почти, как ты, хороша.
И хлопнувшись на сиденье, дал по газам, выражая радость освобождения громкими возгласами, больше похожими на брачную песню орангутанга. Я смеялась до слез всю дорогу. А Сережа вторил, периодически прерываясь на замечания в адрес скверных водителей.
А потом, мне стало не до смеха. Я открыла окно, пытаясь справиться с накатившей дурнотой, и, видимо, выглядела хуже некуда, потому что испугала Сергея. Тот резко тормознул у обочины и засуетился, помогая мне расстегнуть шубку, отклонил кресло, открыл дверцу и все вопрошал:
— Ну, что ты Анюта, что? Все хорошо, маленькая, вот… Все, да? Ну посмотри на меня, солнышко… легче?
В эти минуты он был настоящим, нежным и совсем не грозным, не жестким, а мягким и пушистым, как норка на моей шубке. Я любовалась им и все пыталась подбодрить улыбкой, но, похоже, сотворила ее хуже некуда, потому что Сергей окончательно перепугался, позеленел, затрясся. Начал одной рукой стаскивать с меня шарф, другой набирать номер на мобильном. Я уже почти не видела брата — противная сизая дымка плыла перед глазами и лишала не только зрения, но и сил. Мне было слишком хорошо знакомо это ощущение, и ненавистно.
— Да, да!! Леха! Да, мы на трассе, твою!!… Ане плохо!! Что?!! Да что за связь? Порву, блин! Ну!! Не знаю!… Плохо!! Совсем!! Кого? Понял!
Шорох, стук, хруст снега, щелчок, еще шорох.
— Какие?! С желтой полосой? А дальше? Достал — есть. Дальше что, спрашиваю?! Вода? Фанта! Ага. Ага. Всегда с собой. Ладно, не учи. Ага, давай.
Руки не слушались. Сергей помог — сунул в рот кусочек шоколада, потом накрыл пластырем место укола с ватным шариком на локтевом сгибе. Снял куртку и, прикрыв ею мне грудь, вынырнул из салона. Затоптался около дверцы, закурил и злобным шепотом бросил в разрумяненный морозом солнечный диск, уходящий за горизонт:
— Убью недоумка!
Я поняла о ком речь и огорченно вздохнула, потому что поверила — он может. Легко.
Я начала встречаться с другом Ярослава, Славой Рысевым от безысходности. Мы шатались по улицам, пиная пивные банки, и болтали ни о чем. Отношения были вялыми и бесполыми — пару раз сходили на дискотеку, пару раз в кино. Где-то между этими событиями я стала замечать на себе косые взгляды одноклассников. И словно лыжи с горы, поехали события одно хуже другого. Косые взгляды сменились откровенно похотливыми, грязные намеки и сальные шуточки стали сыпаться на меня со всех сторон. Парни из параллельного класса и те, что старше на год, караулили меня и то гнали, как бешенную собаку, то пытались зажать и облапать.
Я ревела день и ночь, боялась идти в школу. Но и не идти не могла — там был Ярослав. Пусть он усиленно избегал меня, откровенно пренебрегал и старался оградить Олю от общения со мной — я все равно не хотела лишаться возможности видеть его.
Конечно, я пыталась понять суть происходящего, жаловалась Славе, просила помощи. Тот странно смотрел на меня и все пытался обнять при всем классе, в то время как наедине не делал и малейшего движения в мою сторону, говорил, заикаясь и краснея, а руки в карманы прятал.
В конце февраля ситуация настолько ухудшилась, что я стала скатываться все ниже по всем предметам — в голову ничего не шло, ее гнуло до пола непонятным стыдом и обидой на все человечество разом. Я стала прогуливать, а когда шла в школу, брала с собой кухонный нож. Встречаться со Славой мы перестали. По вечерам я лежала на кровати и тупо разглядывала стену. Зачастили «скорые», в начале марта я оказалась в больнице и вышла только в конце четверти, чтобы в первый же день попасть в медпункт. Спустилась в раздевалку и была зажата тремя одноклассниками со Славкой во главе. Я испугалась настолько, что не смогла даже закричать и мгновенно рухнула на пол. Они разбежались от испуга, а меня нашел физрук, провожающий первоклашек.
