Шейла Ранн - Цена любви
Но Стивен даже не улыбнулся.
— Вы не верите, что это судьба свела нас в этом самолете?
— Отнюдь, — улыбнулась я. — Это сделала служащая авиакомпании.
— Она стала лишь орудием судьбы, — рассудительно заметил Стивен. — Судьба странным образом помещает людей в определенные места. Служащая авиакомпании сидит на своем месте ради одной-единственной цели — чтобы мы оказались соседями в этом самолете.
Эта интерпретация показалась столь неожиданной, что мы оба весело рассмеялись.
Юная ревнивица уткнулась в журнал.
Стюардесса принесла маленькие подносы с едой. Я заказала особый «здоровый» обед и огорченно посмотрела на завернутый в целлофан фрукт.
— Хотите шоколадное пирожное? — Стивен протянул мне двойной фадж. Миновав несколько часовых поясов, мы не знали, сколько сейчас времени.
— Где-то сейчас обед, — я с благодарной улыбкой взяла фадж.
Ревнивица явно осуждала меня за отсутствие заботы о фигуре и прибавила громкость в наушниках.
Я старалась есть таявший шоколад как можно аккуратнее, хотя и не могла объяснить себе, почему столь озабочена ее мнением о моих манерах. Заметив несколько упавших крошек, ревнивица бросила на меня еще более презрительный взгляд и уставилась на облака.
Похоже, Стивен, избавившись от ее присмотра, тоже почувствовал себя свободнее.
— Надеюсь, вы не верите этим публикациям. Ну, я имею в виду ту статью в журнале, — пытался разговорить меня Стивен. — Никто не станет платить за журнал, напичканный правдой.
— Да? И в чем же правда? — удивилась я.
— Вы хотите ее услышать?
— Конечно.
— А правда состоит в том, что еще будучи молодым я путешествовал по свету, завоевав серебро на Олимпийских играх, имел массу девушек и иногда действительно позволял себе безумства… Тогда я был мальчишкой, не ведавшим страха. Та жизнь закончилась много лет назад, но паблисити осталось и поныне. Телекомпания использует меня для привлечения женской аудитории.
— Неужели они способны на такую низость?
— А телекомпании никогда и не делали вида, что занимаются благотворительностью. Они отступятся, что бы я ни говорил по этому поводу. Для них экс-чемпион — просто человек с подходящим имиджем.
— Точный расчет. Чисто коммерческий.
— Знаете, все эти похождения в молодости меня устраивали, но сейчас я совершенно утратил к ним всякий интерес.
— Что-то вроде кризиса середины жизни, который часто переживают положительные мужчины. Только у вас все наоборот, — я не преминула съязвить.
— Это не кризис, — насупился Стивен. — Просто серьезный очередной шаг в жизни. Сейчас передо мной открываются новые возможности, и мои отношения с женщинами меняются. Если появится кто-то постоянный, наши отношения будут, вероятно, гораздо серьезнее.
Легкая ирония в беседе потихоньку исчезала. Я попробовала ее восстановить.
— О эти пресловутые «отношения»! Ненавижу. Это слово убивает романтику. Слишком часто его употребляют. А звучит, как термин из психиатрии.
— Точно — как термин из психиатрии, — фотогенично улыбнулся Стивен, правда, как-то виновато; я же почувствовала себя остроумной, находчивой. — Это слово сулит проблемы, и обычно они действительно появляются, — продолжил он. — Но как назвать иначе? Привязанностью? Обязательствами?
— Пожалуй, нет, это еще хуже. Человек просыпается утром и вспоминает: «У меня есть обязательства». Прямо как работа. Я устал от этого. Роман — как вам нравится это слово, Элизабет?
— Это уже гораздо лучше. Чувствуется романтика, — откликнулась я. — Произнося слово «роман», сразу видишь парочку, целующуюся в Париже или Риме.
— Или в Барселоне?
— Или в Барселоне.
— Но романами я уже сыт по горло, — заявил Стивен, пытаясь снова перевести беседу в серьезную плоскость. — Мне бы хотелось более глубоких чувств. На самом деле я всегда избегал эмоционального риска.
Неожиданно мы многозначительно переглянулись, как незнакомцы, с языка которых вот-вот слетит нечто большее, но они не понимают, почему.
— Похоже, в сегодняшней атмосфере присутствует что-то необычное, Стивен, — заметила я, когда погас свет и начался фильм, который уже демонстрировался во время другого полета. Неужели на земле Знаменитый Холостяк Стивен искренне опасается эмоционального риска? Мне рядом с ним весьма уютно. Стюардессы раздали подушки и одеяла; мы подняли подлокотники, чтобы освободить пространство. Содержимое маленьких бутылочек с «Абсолютом» наконец подействовало, и мы заснули. Позже, открыв глаза, я увидела, что даже дочь Стивена потеряла бдительность и погрузилась в сон.
— Почему бы нам не поехать в Барселону вместе? — по-джентльменски предложил Стивен, помогая мне управляться с багажом на таможне. — Меня ждет лимузин.
— Нет! — тут же запротестовала его дочь. — У нее слишком много чемоданов. Они не поместятся.
Бедная девушка в испуге принялась перечислять пункты их сложного маршрута. Никаких посторонних, говорили ее глаза, нечего даже думать об этом!
— Мы с папой будем очень заняты, нам надо составить список самых интересных мест для моих лучших подруг из Беверли-Хиллз. Они приедут сюда в следующем месяце.
«В надежде на то, что их отцы немедленно испарятся», — едва не выпалила я, отклонив предложение Стивена.
— У меня номер в «Колоне». Я позвоню и с удовольствием пообедаю с вами, — пришлось срочно придумать предлог.
— Обещаете? — спросил он.
— Обещаю.
— Хорошо, потому что теперь мне известно, где вы остановитесь, и не дай Бог не позвоните — я тотчас приду вас разыскивать!
«Как он мил», — подумала я, взяла его визитную карточку с телефоном в «Авенида Палас» и спрятала во внутреннее отделение своей сумочки. Несчастная девушка была вне себя от ярости, но на самом деле она волновалась напрасно. Вряд ли стоило затевать что-либо с обладателем столь яркой и «безупречной» репутации, как Знаменитый Холостяк Стивен.
Сейчас, в этом старом кафе по соседству с сероглазым незнакомцем и шведской парой, мне казалось, что беседа со Стивеном произошла не несколько часов тому назад, а давным-давно, в далеком прошлом. Я заглянула в сумочку проверить визитную карточку журналиста. Через мгновение подняв голову, я увидела его самого. Он мелькнул с дочерью среди потока автомобилей через Рамблас, потом растворился в толпе на боковой улочке в сторону Баррио Готико.
Официант подошел к нашему столику; сероглазый испанец собрал все счета — свой, мой и шведской пары и, несмотря на наш дружный протест, благодушно расплатился. Шведы, поблагодарив его, удалились. Вскоре мой щедрый сосед поднялся и пригласил меня прогуляться по пестреющей цветами Рамблас. Какой чудесный день! В это время суток в начале барселонского лета безоблачное небо еще хранит приятную утреннюю свежесть, блестящие автомобили еще не сверкают отраженными солнечными лучами, а потрескавшиеся тротуары и асфальтовые мостовые еще не пышут жаром… Вместе с новым спутником мы затесались на Рамблас в толпу вокруг торговца диковинными птицами; дюжины ярких пташек из разных стран радостно щебетали в чистеньких клетках… Давно забытые мужские голоса — «Que guapa, guapisima», прекрасная, прекрасная, — звучавшие когда-то на Рамблес вслед длинноногой Бетти, снова раздавались вокруг. Голоса мужчин становились все громче, ритмичнее и наконец превратились в вибрации, исходящие от движущейся толпы. Испанец нежно обнял меня за талию, желая то ли защитить, то ли заявить о своих правах, но я с удивлением испытала проснувшееся чувство опасности, всколыхнувшееся в душе… «Осторожно», — подсказывал почти забытый внутренний голос. Мы свернули с Рамблас на огромный, заваленный свежими продуктами знаменитый барселонский рынок «Ла Бокериа». Бетти всегда обожала бродить по «Ла Бокериа».
