Анна Дубчак - Тарантелла, или Танцы с пауками
— Я ее близкая подруга. Она доверяет мне, как себе. Вот и все. Поэтому можете чувствовать себя здесь спокойно. Она не вернется еще месяц, а то, может, и больше… Говорю же, ей прислали письмо из Польши, вроде там кто-то из ее родных умер… Я почему так туманно все объясняю? Потому что и сама Зося Вольдемаровна так и не поняла, кто именно оставил ей наследство… Но ей кроме письма выслали еще и деньги на дорогу. В долларах…
— Я так думаю, что, если у нее там дела заладятся, она ведь может и совсем сюда не вернуться. Ты бы позвонила ей и спросила… Валя! Сходи в ванную и посмотри, как работает система водоснабжения. Потому что если понадобится включить электронагревательный котел, то сделать это надо будет заранее, чтобы к вечеру была горячая вода…
— Я позвонила… — вдруг сказала Люся, и глаза ее заблестели. — От тебя… Из твоей же квартиры и позвонила. Ты разве не помнишь, какой большой счет пришел за переговоры?
— Нет, не помню… Я же с Фальком разговариваю, поэтому меня трудно удивить большими цифрами, ведь Фальк живет в Париже.
— Это тот самый, который занимался продажей твоих картин?
— Не столько моих, сколько Лотара. Ну и что тебе сказала Зося?
— Она сказала… Ты только не падай… Что она будет оформлять этот дом на меня.
— Слава тебе, Господи, раскололась. А то я все никак не могла понять, с какой стати мы будем здесь хозяйничать, на каких правах и все такое прочее… Я рада за тебя.
— Я тоже, но это еще только разговоры.
Кроме того, без Зоей здесь вообще будет скука страшная. Словом, я хочу, чтобы ты знала: я не передумаю уехать в город. Даже несмотря на то, что у меня здесь будет такой дом. Я его продам, а деньги верну тебе…
— Какие еще деньги? — насторожилась Наталия, переодевшая свитер. — Я не понимаю…
— Я знаю, что ты ту квартиру купила. Я тебе, конечно, очень благодарна, но деньги за нее все равно верну. Ты меня знаешь…
Наталия рассмеялась: Люся оставалась верна своим принципам. «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке», — любила повторять она.
— Ладно… Мы с тобой куда-то, кажется, собирались?
Из ванной вернулся Валентин:
— Хороший дом, все сработано с умом, добротно… Приятно находиться там, где все сделано с любовью. Мне даже стыдно стало за то, что я уже в возрасте, а ничего такого, фундаментального, что ли, не сделал…
— Ты сделал дочь, а этого вполне достаточно.
Люся, если бы ты слышала, как поет его Валентина! Кстати о музыке, я видела в дальней комнате пианино… — Наталия почувствовала некоторое волнение, связанное с тем, что в последнее время ее видения стали все реже, и Наталия стала опасаться того, что постепенно лишается своего дара. Находясь в этом доме, в полной тишине и гармонии с собой, она надеялась на чудо… — Ну что, мы идем на похороны или нет?
— Идите, а я отдохну. Может, подружусь с собакой… Кстати, а кто ее кормил, пока тебя не было? — обратился он к Люсе.
— Соседка Лида. У нее вы будете покупать молоко и грибы, если захотите…
— А как зовут собаку?
— Джек.
Глава 4
ДЕРЕВЕНСКИЕ ПОХОРОНЫ
Народ столпился возле калитки, ведущей к дому директора птицефабрики Ванеева. Люди стояли и у крыльца, и на ступенях. Женщины плакали и тихонько перешептывались.
Увидев приближающихся Люсю и Наталию, они стихли, переключив свое внимание на них.
— Людмила Михайловна, несчастье-то какое… Лариса умерла.
— А что с ней? — Люся уверенно поднялась на крыльцо и внимательно посмотрела на окружавших ее женщин. — Почему вы молчите?
Наконец одна из женщин, что постарше, в красном шерстяном платке и белом длинном, с мужского плеча, полушубке, сказала:
— А никто ничего не знает. Вроде сердце…
Ее уже мертвую нашли на ферме. Она совсем немного до дома не дошла, а откуда шла, никто не знает… Надька ее нашла, говорит, что Лариса была очень странно одета, почти раздета, вернее… Ступни все истерты до кровавых мозолей, руки в синяках, волосы растрепаны… Ну и снасильничали над ней…
Наталия молча прислушивалась к говорящей. Истертые ступни удивили ее больше всего.
— Ты пойдешь со мной? — спросила, обернувшись и взглянув с каким-то животным страхом в глазах, Люся. — Пойдешь посмотреть Ларису?
— Пойду.
— А ты не боишься?
Наталия усмехнулась. После посещений морга деревенские похороны могли ей показаться детским спектаклем. И все же во всей этой атмосфере с одетыми в черное женщинами, белым снегом и той тайной, которая окружала теперь дом Ванеевых, ощущалось нечто страшное, источавшее смертельную опасность. Ведь всех мучил один и тот же вопрос: «Кто это сделал?» За что убили молодую Ларису Ванееву? Кто изнасиловал жену директора птицефабрики? Виновата ли она в этом сама или насилие не было ею спровоцировано?..
Они вошли в дом, миновали просторные сени, кухню, забитую молчаливыми людьми со скорбными лицами, и оказались в большой комнате, в которой, кроме вдовца (достаточно молодого еще мужчины, лет сорока — сорока пяти, во всем черном и с красными, воспаленными веками от выплаканных слез и бессонных ночей), никого не было и стоял только гроб, обитый белым атласом. В гробу в пене кружев и с букетом белых, слегка подвядших роз, в ногах, лежала молодая женщина… Лицо ее было бледным, с большими сиреневыми кругами под глазами. Коричневые губы, прямой, сливочного цвета нос и рыжеватые, уложенные волнами вокруг маленькой головы, волосы.
Ванеев, увидев Люду, словно очнулся. Встал и подошел к ней:
— Как хорошо, что вы приехали. Я думал, что вы не проститесь с ней… Она вас очень любила и мечтала поскорее выучиться играть…
Наталия перехватила Люсин взгляд: она была более чем удивлена словами Ванеева.
— Сергей Николаевич, примите мои самые глубокие соболезнования… — сказала Люся и позволила себя обнять. У нее на глазах заблестели слезы.
Ванеев вдруг круто повернулся и направился к двери. Увлекая за собой Люсю, он сказал кому-то из присутствующих: «Ну все, пора…»
А Наталия, видя, как все разом, как-то слаженно и тихо двинулись тоже на выход, задержалась и даже прикрыла дверь… Когда же щелкнул замок, она даже успокоилась: у нее было минут пять, не больше, чтобы побыть наедине с покойницей и обследовать ее ступни. Быстро откинув кружевное белоснежное покрывало, она подняла подол светло-серого шерстяного платья, в которое была одета Ванеева, и, сняв с одной ноги тесную черную лаковую туфлю-лодочку, ногтями разорвала чулок на пятке. Странные синие пятна, в нескольких местах стертая до сукровицы кожа на ступнях… Затем Наталия осмотрела бедра (тоже в некоторых местах с почерневшими синяками, какие остаются от грубых прикосновений пальцев) и шею с черно-желтыми пятнами, почти скрытыми кружевом покрывала. Сунув руку покойнице под платье и нащупав тонкое белье, она определила, что вскрытия не проводилось.
