Скарлетт Эдвардс - Признание

Кажется, он борется с чем-то. Его челюсть работает в то время, как глаза смотрят на меня. Я же сижу, как статуя.

- Послушай, Лилли. Я..., - он останавливается.

Через какое-то время он пытается снова.

- Я. Я не хочу, чтобы ты меня презирала. Знаю, наши отношения натянутые, но всё же я надеюсь, что еще не всё потеряно.

Меня посещает тревога. Ногти впиваются в подлокотник кресла. Он снова вздыхает.

- Я не так часто признаю, что я неправ, - говорит он. - Не так часто я неправ. Но я начинаю думать, что с тобой я был неправ.

Я стараюсь оставаться безучастной, но его слова приковывают внимание.

- Твоя сила просто изумляет меня, - продолжает он, когда я ничего не говорю.

Он стоит спиной ко мне, но я могу видеть в окне выражение его лица. Он огорчен, растерян. Разбит.

- Когда я впервые привел тебя сюда, я бы ни за что не подумал, что ты продержишься так долго. Я не собирался заставлять тебя страдать так долго.

Он невесело усмехается и поглядывает на меня. На долю секунды наши глаза встречаются.

Он первым разрывает контакт.

- Я знал, что ты страдала, Лилли. Я наблюдал за тобой в этой комнате через камеры. Когда я преподнес тебе контракт, я думал ты подпишешь его на несколько дней. Максимум, неделю. Говорил я себе. Но никак не больше.

- Но ты удивила нас обоих. Ты оставалась твердой в своей решимости на протяжении шести недель. Шести недель. Это почти два месяца, Лилли. Это было невероятно.

Он замолкает. Я не двигаюсь. Еще никогда мы так близко не обсуждали мое лишение свободы.

Я не буду прерывать его. Не сейчас.

- Твое неповиновение заставило меня понять, какая ты на самом деле сильная. А потом, когда ты сказала Розе мое имя, прежде чем я известил о том, что держу тебя здесь - это также произвело на меня огромное впечатление.

Он поворачивается к бару. Берет стакан и наливает себе виски и предлагает мне, но я качаю головой. Я боюсь произнести хоть слово, дабы не нарушить признание.

Он пожимает плечами, опрокидывает стакан и осушает в одном глотке. Наливает еще. Он подходит ко мне, но не садится со мной. Вместо этого он занимает место за журнальным столиком.

Он запрокидывает голову и смотрит в потолок.

- Я знал, что тебя будет трудно сломать, - наконец продолжает он. - Вот почему я поступал с тобой так жестоко. Подарки, мои ожидания, правила, способ, каким я предподнес тебе себя - всё это было для того, чтобы научить тебя тому, что я управляю ситуацией. Я должен был подготовить тебя к вещам, которые я запланировал для тебя.

- Какого рода вещи? - тихо спрашиваю я.

Не знаю, хочу ли я слышать ответ.

- Великие вещи, - он смотрит на меня и улыбается. - Великие вещи, Лилли. Возможности, которые ты даже представить себе не можешь. Декстран был только началом.

- Это правда? - спрашиваю я.

Знаю, я и раньше выражала свою недоверчивость, много раз, но у Стоунхарта такое настроение, в котором я никогда его не видела. Снисходительное настроение.

- Да, - говорит он.

Он встает. До этого я никогда не замечала за ним, чтобы ему было трудно не двигаться.

- Когда ты познакомилась с Эстебаном - ты ведь помнишь тот день, не так ли? Я думал мы добились прогресса, ты и я. Я думал - и прости меня за прямоту - что между нами появилось доверие. По крайней мере, я надеялся.

Я озадаченно смотрю на него. Он надеялся, что мы будем доверять друг другу? Он хотел доверия, тогда как по непонятным мне причинам вся моя жизнь оказалась под его контролем? Как много доверия нужно человеку?

- Гораздо больше, - говорит Стоунхарт.

Мои руки прикрывают рот, когда я понимаю, что должно быть последнюю мысль произнесла вслух.

- Я надеялся на доверие, которое бывает у молодой девушки и любви всей его жизни. Доверие, которое бывает у супругов после пятидесяти лет совместной жизни. Доверие, что успокаивает тебя и бережет, когда находишься в самых темных уголках этого мира.

Мне ничего не нужно делать, чтобы выразить свое недоверие. Он должно быть шутит.

- Конечно же я знал, что у нас этого нет. И возможно никогда не будет. Но это не значит, что я перестал надеяться, Лилли, что в один прекрасный день мы сможем. Я видел, что ситуация меняется.

- А затем через несколько дней ты застала меня с...Анжеликой, - он шепчет её имя. - Я был в ярости. Не на тебя. На себя. Я был вне себя за то, что был так неосторожен, за то, что был так бестактен, за то, что был таким чертовски слабым. Мне не нужна была она, когда у меня была ты.

Он снова смеется надо мной.

- Но старые привычки проходят с трудом. Помнишь пословицу про старую собаку? Старую собаку новым трюкам не обучишь. Понадобится время, чтобы справиться с этим.

- Я знал, что это ты, когда услышал шум за окном. Кто еще это мог быть? А когда пришел в твою комнату, ты лежала в кровати. Я знал, что ты пыталась меня обмануть.

Из его горла вырывается рычание. Я неловко двигаюсь под его неожиданно-тяжелым взглядом.

- Чему я не был рад. Я пытался сдержать ярость, но я знал, что если я притворюсь, что не знаю, что ты сделала, мы бы оба выглядели дураками. Я был готов уйти из твоей комнаты, но вдруг заметил следы на полу. В этот момент у меня не оставалось выбора, как наказать тебя. Я не мог проигнорировать их.

- Но ты помнишь, что я сказал дальше? Что с этого момента, каждый раз, когда я вижу тебя, я хочу тебя на руках и коленях? Я пожалел о тех словах. На следующее утро, когда я уехал, я весь день мечтал забрать их обратно. Поэтому, когда я вернулся, у меня не вызвало сомнений твое неподчинение.

- Ты игнорировал меня, - говорю я.

- Я пытался сохранить лицо, - вздыхает он. - Я не мог смотреть, как ты покачнешься от моих требований. От этого я стал слабым. Больше всего я ненавижу слабость.

- Но так ты похож на человека, - шепчу я.

- Возможно. Но тогда я не был готов показать тебе ту сторону себя.

Он поворачивается, смотрит на меня и идет прямо вперед. При этом его глаза прикованы ко мне. Я не прерываю контакт, как бы мне этого не хотелось.

То, что он делает дальше, застает меня врасплох. Он падает на колени и берет мою руку.

- Но сейчас я готов, - шепчет он.

Я моргаю сквозь слезы. Я плачу? Почему? Я никогда не была слишком сентиментальной.

Но от слов Стоунхарта во мне бушуют непонятные эмоции. Увидев его на коленях, меня охватывает благоговением.

- Ты можешь спросить у меня всё, что захочешь, - говорит он мне. - Но сначала позволь мне закончить мою историю.

Я молча киваю с трудом примирившись с тем, что происходит со Стоунхартом.

Он встает и снова начинает расхаживать по комнате.

- Две недели были самыми долгими в моей жизни. Чертова поездка обязательно должна была случиться в тот момент, когда мы начали прогрессировать. Я волновался, что за это время мы растеряем прогресс. Но не только это беспокоило меня. Не прошло и дня, как я начал скучать по тебе. Ты стала моим наркотиком. Я пристрастился к тебе, Лилли. Всю поездку я был сам не свой. Я принимал плохие решения. Даже мои коллеги заметили это. А всё потому, что я не мог выкинуть тебя из головы. Сотни раз я боролся с тем, чтобы не сесть в самолет и не прилететь домой к тебе. Сотни раз я хотел улететь обратно, чтобы просто обнять тебя. Ни одна женщина никогда не производила на меня такого сильного влияния.