Джеки Коллинз - Игроки и любовники. Книга вторая
— Слава Богу, с тобой ничего страшного. А то отец с ума сходит. Одевайся, поедем отсюда.
Эван определенно чувствовал, как кружится голова. Ему ввели успокаивающее, и он бы не возражал остаться на ночь в больнице и выспаться. Но у Пола были другие намерения. Бал будет продолжаться. Ничто не должно испортить день рождения Эла Кинга.
Половину вечеринки Эван продремал. Он почти не ел, с трудом глотал шампанское и залился краской смущения, когда из торта вылезла голая девица. Не то чтобы он никогда не видел голых девушек. Видел. И Плам, и Глория посвятили его в отвратительные мужские радости. Но это совсем другое дело. Они — его друзья, он один из них.
И теперь лежа в постели и в сотый раз взглядывая на часы, показывающие полтретьего ночи, он думал, куда это они могли подеваться. В последний раз он видел девиц на концерте. Они бежали вместе с толпой, улыбались, смеялись, не старались увернуться, как делал он, в результате чего его сбили с ног и слегка потоптали. Даже не попытались помочь ему, хотя глупо было бы думать, что они могли что-то сделать. Но где же они? С той поры как они подружились, они были неразлучны. Плам и Глория спали в его комнате, занимая кровать по очереди. Да и все их пожитки находились в старой сумке, стоящей в углу. Этот факт придавал ему уверенность. Не могли ведь они уехать без своих вещей.
Жаль, что у него нет под рукой одной из таблеток, которые Глория называла „колеса". Они здорово поднимали ему настроение, придавали уверенность, он становился разговорчивым. Глория пила их горстями, но он следовал примеру Плам и принимал лишь изредка.
— Ей они нужнее, — терпеливо объясняла ему Плам. — Понимаешь, она хочет бросить сильную наркоту, а то она еще недавно совсем никуда не годилась. Щас она в порядке, полежала слегка в больнице, выправилась чуток.
Эван кивал с умным видом, как будто понимал, о чем это она говорит. А теперь они исчезли, и без них ему было плохо. Наверное, их тоже сильно помяли, увезли в другую больницу… Он уже начал паниковать, как раздался тихий стук в дверь. Он поспешил открыть и увидел их, причем Глория просто висела на Плам.
— Где вы были? — спросил Эван на этот раз твердым голосом.
— Шшш, чувак, — прошептала Плам, — ей порядком паршиво. Давай уложим ее в постель.
И в самом деле Глория была смертельно бледна, глаза остекленевшие и, казалось, сейчас выскочат из орбит. Эван помог Плам подтащить Глорию к кровати, и она, свернувшись в плотный комочек, захрапела.
— По-моему, на сегодня она отрубилась, — сказала Плам, зевая и стягивая с себя цветастый жакет.
— Где вы обе пропадали? — прошипел Эван. — Я был в больнице. Моя рука… ты только взгляни на мою руку.
Плам устало посмотрела на него.
— Сам виноват. Мы ж тебе говорили, держись с толпой. Надо плыть по течению, чувак, или тебе здорово достанется.
Сдавшись, он молча сел на край кровати, а Плам расстегнула джинсы и вылезла из них. Трусиков она не носила, так что теперь на ней остался только грязный бюстгальтер, изначально имевший розовый цвет. Несмотря на излишнюю полноту, кожа у нее была на редкость гладкой. Целые акры белой гладкой кожи. Эван почувствовал желание. Она сразу заметила. Он неуклюже стянул с себя одежду одной здоровой рукой. Он ничуть не стеснялся. Она уже видела его голым, обе они видели. Им нравилось, что он такой тощий. Они его гладили и ласкали. Они брали его гениталии в рот и уверяли его, что он парень что надо. Они также раздвигали свои ноги и позволяли ему делать все, что вздумается. Он смотрел, удивлялся и пользовался ими. Сейчас ему снова захотелось, и, хотя он предпочитал Глорию, на этот раз годилась и Плам.
— Я вся вымоталась, чувак, — пожаловалась Плам, — только с одной дикой вечеринки. Да и кровать занята.
— На полу, — пробормотал Эван, — мы можем лечь на пол.
— Блин! — выругалась Плам, но все равно легла на пол и раздвинула свои массивные ноги.
Эван запрыгнул на нее, как бродячий пес. Плам деликатно пукнула. Но это не остудило его пыл. В конце концов он становился истинным сыном своего отца.
Артур Соренсон сидел за столом в приемной и смотрел на свои новые часы из нержавейки со светящимся циферблатом. Ему их подарили на восемнадцатилетие, которое он отметил две недели назад. Стрелки показывали ровно два сорок пять. Он дежурил уже час сорок пять минут, и скоро придет время пить кофе.
Он оглядел пустующий вестибюль, испытывая чувство гордости за то, что он один за все в ответе. Обычно мистер Ридли ночью дежурил с ним вместе, но сегодня он позвонил, чтобы сообщить, что его дочь больна, пострадала во время давки на концерте Эла Кинга. Мистер Ридли добавил, что с ночной сменой Артур и один справится, нельзя только никуда уходить, какой бы важной ни казалась причина. Мистер Ридли работал в гостинице уже двадцать два года. А Артур Соренсон — две недели. Он был очень доволен, что мистер Ридли так доверял ему после столь недолгой службы.
Он фальшиво насвистывал, наблюдая, как к подъезду подъехало такси, высадив одинокого пассажира. Около ноги Артура находилась кнопка, которую он мог нажать в случае необходимости, вызвав таким образом полицию. Излишняя осторожность в наше время не помешает. Он держал ногу поблизости, следя за приближающимся человеком.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он вежливо, хотя, если учесть время суток, более подходящим было бы „Доброе утро!".
— Ключ от двадцать второго номера, — проворчал человек. Толстый, весь в поту и одет как-то не по-людски.
— Слушаюсь, сэр. — Артур быстро заглянул в регистрационный журнал, нашел фамилию, потянулся за ключом и сказал: — Спасибо, мистер Сантэн, сэр.
Толстяк схватил ключ и исчез в лифте.
Артур снова посмотрел в журнал. Берни Сантэн. Ну и имечко! Разумеется, он из команды Эла Кинга, этим все и объясняется. Странная они компания. Одна из горничных рассказала ему о вчерашней вечеринке. Вот, наверное, было зрелище! А пять минут назад в гостиницу заявилась женщина. Странная такая, в темных очках и норковом пальто, перетянутом поясом. Удивительно, ведь середина лета, вряд ли подходящая погода для норки. Она спросила, как пройти в номер Эла Кинга, и, пока он звонил, чтобы убедиться, что ее можно впустить, она рассматривала спущенную петлю на своих колготках, высоко, до самого бедра, задрав подол шубы. Не оставалось сомнений, что на ней, кроме этих колготок и норкового манто, ничего не было.
Если бы он не держал себя в руках, Артур мог бы здорово возбудиться от этой мысли. Но он старался держать себя в руках. Он смотрел, как она вошла в лифт, и дивился выносливости Эла Кинга. Сначала давка на концерте, потом дикая вечеринка, а теперь еще и это.
