Ольга Строгова - Любовь приходит дважды
– Это хорошо, – серьезно сказала Аделаида, – только я-то здесь при чем?
– А при том, – ответил Борис, – Феликс ко мне хорошо относится, и у меня есть все шансы занять эту должность. Но у Феликса такие странные взгляды на мораль, что он ни за что не возьмет себе в заместители человека разведенного. Понимаешь, Феликс не станет разбираться, я тебя бросил или ты меня. А среди наших уже пошли слухи… В общем, если бы ты согласилась… просто пойти со мной туда, ничего более…
– Хорошо, – кивнула Аделаида, подумав. – Я вовсе не хочу портить тебе карьеру. Но ведь потом так или иначе все станет известно…
– Потом, – произнес Борис с усмешкой, – это будет уже неважно. У нас в институте уволить человека с должности гораздо труднее, чем на нее взять. Да и когда еще произойдет это «потом»…
– Не позднее чем через месяц, – твердо проговорила Аделаида.
– Так я заеду за тобой в субботу, – попрощался Борис, сделав вид, что не расслышал ее последних слов.
Может, не надо было соглашаться, подумала Аделаида, проводив его взглядом.
Странное какое-то чувство осталось после этого разговора, непонятное и тревожное – хотя с чего бы?
То, о чем Борис просит, ведь мелочь, пустяк.
Почему бы ей не сделать этого для человека, который как-никак двадцать пять лет был ее мужем и перед которым она виновата?
А потом пусть Борис сам разбирается со своим Феликсом…
К тому же она пообещала, что пойдет. А слово свое Аделаида держала всегда.
* * *В тот же день, только пятью часами раньше и шестью тысячами километров юго-восточнее, небольшая группа людей и вьючных животных устроилась на привал в заброшенном буддийском монастыре, последнем человеческом жилье на пути из населенной и гостеприимной долины Катманду к холодным и грозным вершинам Канченджанги.
Канченджанга, красивейший горный массив в Гималаях, пять вершин которой именуются также «сокровищами вечных снегов», одно время оспаривала первенство по мировой высоте у самого Эвереста-Джомолунгмы.
В Непале существует легенда, что Канченджанга – гора-женщина, и оттого она убивает всех женщин, которые пытаются подняться на ее вершины. В подтверждение этой легенды приводятся и факты: одной-единственной женщине, англичанке, удалось в 1998 году подняться на главную вершину Канчи и даже спуститься обратно, но отважная альпинистка все равно погибла полтора года спустя при восхождении на более низкую и безопасную Дхаулагири.
Вопрос о мировом первенстве по высоте решился окончательно в пользу Эвереста (географы-топографы оказались сплошь мужчины), а женщины всё продолжали штурмовать Канченджангу – надо полагать, из чистого упрямства.
Однако среди наших путешественников не было женщин.
Да и не собирались те, о ком мы говорим, подниматься на саму Канченджангу.
Они расчитывали найти то, что им было нужно, до того, как «сокровища вечных снегов» нависнут над ними всеми своими нестерпимо сверкающими вершинами и из дымчатых, обманно-молчаливых теней спустят на них смертоносные лавины.
По крайней мере, так обещал людям их предводитель.
Предводитель, немецкий профессор из Швейцарии, не бывал раньше в здешних местах, но, по-видимому, знал о них нечто такое, что оказалось неизвестно местным жителям, профессиональным носильщикам и проводникам.
Но это не имело для них такого уж большого значения.
Важно было, что всем им хорошо заплатили вперед, а кроме того, профессор пообещал: они ни в коем случае не полезут на опасные участки.
Обнадеживало также то, что ни у самого профессора, ни у его ассистента, тоже немца, не оказалось с собой никакого альпинистского снаряжения.
Кроме двоих немцев, в маленьком отряде было пятеро туземцев (двое коренных непальцев и трое китайцев из провинции Тибет) и три пони местной, особо выносливой породы, которые несли на своих широких мохнатых спинах почти весь груз экспедиции.
Люди покамест тащили только личную поклажу.
Самое ценное (ноутбук Sony последней модели с мощным, усовершенствованным, часов на двенадцать автономной работы аккумулятором) нес лично начальник экспедиции, а его ассистент тащил в рюкзаке коробку спутникового телефона.
Начальник, профессор Роджерс, еще в Катманду говорил ассистенту, что данная часть Большого Гималайского хребта традиционно является «белым пятном» для всех видов радиосвязи, но ассистент, свято веривший в достижения прогресса, не воспринял это всерьез.
Теперь тяжелая, громоздкая и совершенно бесполезная вещь болталась в плохо уложенном рюкзаке ассистента, при каждом подъеме или спуске больно ударяя его по копчику.
На привале ассистент решил наконец переложить телефон в поклажу одного из пони, но тут профессор подозвал парня.
– Клаус, – сказал он, разворачивая к ассистенту экран включенного ноутбука, – что ты об этом думаешь?
На экране была крупномасштабная карта местности, по которой им предстояло пройти. Вдоль дороги то тут, то там возвышались цветные пирамидки, обозначающие религиозные статуи, часовни и другие культовые сооружения.
– Очень уж их много, – недовольно заметил Клаус.
Он говорил по-немецки, чтобы местные (Клаус всех их, независимо от происхождения, называл шерпами) не поняли, о чем идет речь.
Профессор, настаивающий на том, чтобы любые разговоры велись на языке, хотя бы отчасти понятном каждому из присутствующих, то есть на английском, на этот раз промолчал и не сделал Клаусу замечания.
Ободренный ассистент продолжил:
– Если у каждой точки мы будем останавливаться хотя бы на десять минут, то…
– Не на десять, – возразил профессор на том же языке, – вот здесь, здесь и здесь – изваяния Авалокитешвары, а Панди у нас индуист… Полчаса, по меньшей мере, на каждую…
Самый старший из шерпов, смуглый и морщинистый, как грецкий орех, услыхав свое имя, вскочил и вопросительно посмотрел на них. Профессор улыбнулся и успокоительно махнул рукой – сиди, мол, и тот немедленно плюхнулся на прежнее место, одарив профессора, в свою очередь, широченной улыбкой и преданным взглядом.
– Вы что, помните их всех по именам? И даже знаете, кто есть кто? – недоверчиво осведомился Клаус.
Профессор, не отрывая глаз от экрана, рассеянно кивнул.
– Ну хорошо, – не унимался парень, – а как зовут того, что сидит прямо у вас за спиной, с головой, обмотанной желтой тряпкой, и в ужасном вонючем бараньем жилете? Судя по его виду, он готов молиться по часу каждому камню на нашем пути!
– Не думаю, – отозвался профессор, понизив голос и не оборачиваясь, – видишь ли, Лай-По – приверженец конфуцианства, а конфуцианцы, как ты знаешь, практически атеисты… если не считать культа предков.
