Галина Шатен - Две параллельные (СИ)

- Прости мама, - тихо говорю я, глядя за ворота, - я обязательно к тебе приеду. До встречи.

Я вновь сажусь на свой велосипед и еду, но не как обычно, а делаю небольшой круг, чтобы ещё немного побыть наедине с собой. Вот виднеются крыши домов "Изумрудного", я подъезжаю к большой дороге, и по правую сторону стоят обшарпанные пятиэтажки. Это считается криминальный район. Мой папа говорил, что в молодости он жил в одном из таких.

Уже почти восемь и начинает смеркаться. За два дома до моего я застаю зрелище, от которого чуть не падаю с велосипеда. В забор нашей соседки, разломав беседку, въехала большая черная 'Инфините', которая тоже выглядит не лучшим образом. И это ' Инфините' машина моего папы! Что могло произойти!? Мой папа не пил, и прекрасно водил машину. Мое сердце сжимается в груди. От тревоги я бросаю велосипед и уже со всех ног мчусь к себе домой. Забегаю в зал и вижу мирно сидевшего в кресле папу, он о чем-то в полголоса переговаривается с бабушкой, рядом на ковре сидит мой братишка и играет в своих любимых солдатиков.

- Папочка! - огромный камень падает с моего сердца, и кидаюсь на шею к отцу. Целую и смотрю на него, - с тобой все в порядке? Я видела нашу машину в заборе.

- Со мной все хорошо, - спокойно говорит мой отец, гладя меня по волосам, - меня не было за рулем, когда это произошло.

- А кто был? - я смотрю на бабушку, ничего не понимая.

- У нас будет брат! - неожиданно выдает Лешка. Я округляю глаза насколько это возможно.

- Б-брат?

Папа вздыхает, аккуратно меня отстраняет и встает. Начинает ходить из угла в угол, это так всегда, когда он принимает важное решение.

- Нам надо поговорить, - говорит он, я устраиваюсь в его кресле, - помнишь, мы с твоей мамой пытались открыть программу 'Лучший путь'?

Я медленно киваю, я была совсем маленькая, но знала, что суть программы заключалась в том, чтобы перевоспитывать трудных подростков, по средствам их проживания в обычной семье, научить взаимодействию и взаимовыручке.

- Сейчас у меня есть возможность помочь одному трудному подростку.

- Ты хочешь его поселить к нам? - спрашиваю я, - это он разбил твою машину?

- Да. Но, видишь ли, он был практически в отключке, но когда я его вытащил, он меня постоянно спрашивал, о том, пострадал ли кто-нибудь. При этом он сам сильно ушиб ногу. Понимаешь? Он был накачен наркотиком, но его волновало только это.

- Он ещё и наркоман, - говорю я.

- Каждый может отступиться, милая.

- А кто такой наркоман? - спрашивает Лешка.

- Никто, - отвечаю я. Отец на мгновенье замирает.

- Я понимаю, что все это коснется всех. Но это важно. Как говорила наша мама: ' В каждом человеке есть хорошее, даже в самом плохом'.

Это были и папины любимые слова, в которые он свято верил.

- А где он сейчас? - спрашиваю я, обдумывая, что может измениться в моей жизни. Она и так уже хуже некуда, и если можно помочь человеку, имею ли я права лишать его такой помощи?

- У Дениса лежит, после промывания, - отзывается папа и подходит к окну, - я ни в коем случае не возьмусь за это дело, если хоть один из вас будет против. Поскольку вы все будет увлечены в это дело. И я очень надеюсь на тебя, милая.

- На меня?

- Именно, ты можешь повлиять на кого хочешь своей добротой.

Папины слова мне льстят, но за него говорит его любовь ко мне. Я вовсе не была доброй, ну, чересчур точно.

- А я? - спрашивает Алеша, отец улыбается, глядя на него, наклоняется и берет его на руки.

- Ты больше всех, - говорит он. Я смотрю на бабушку, она смотрит на меня, затем выдыхает.

- Я не против, если ты, так веришь во все что сказал, значит этот парень того стоит, ты редко ошибаешься в людях.

- И я не против! - кричит весело Лешка у отца на руках.

Все смотрят на меня.

- Я не верю в него, но я верю в тебя, папа. Я тоже не против, - говорю я. Отец возвращает Лешку на ковер и смотрит на меня.

- А теперь, милая, пойдем в кухню. Нам нужно поговорить.

Я выхожу следом из зала в кухню. Папа уже стоит у окна.

- Ты сегодня сбежала со школы, мне стоит волноваться?

-Нет, - говорю я и смотрю на свои руки.

- Где ты была?

-У мамы

Отец поворачивается и смотрит на меня долго и печально.

- Ты собираешься сделать так ещё раз?

- Нет, папа, я думаю, что нет.

Отец раскрывает объятья, и я погружаюсь в них. Вот мой самый любимый мужчина на свете, который никогда не предаст меня и не сделает мне больно.

- Приготовь комнату для гостей на завтра, - просит меня отец, целуя в макушку - и помни о сострадании, соучастии и терпимости.

А мне уже не терпится в ванну и в свою желтую футболку, которую мне подарила Кира, с надписью на уровне груди 'Хочешь меня? Улыбнись!', и чтобы все, что произошло со мной сегодня, просто исчезло из моей памяти.

Микаэл

Я сегодня очнулся за решеткой, у меня жутко болит нога, и, кажется, даже слегка распухла. Я знал, что такой день когда-нибудь наступит в моей жизни, но не думал, что это произойдет настолько скоро.

Здесь воняет мочой, потом и ещё каким-то дерьмом. И я совершенно точно не помню, что совершил и за я задержан. Что-то должно было этому предшествовать. Я помню, как утром пошел в школу, после заехал за Эдо, мы с ним немного побеседовали, я ему рассказал о возвращение моих детских кошмаров, и что я хочу узнать, что произошло с моим отцом. На что мой друг сделал озадаченное лицо и сказал: ' Чувак, я с тобой ты же знаешь'. Затем мы поехали к моему двоюродному брату Давиду, который держал автомастерскую, я попытался у него хоть что-то узнать о смерти отца. Но он лишь покачав головой, сказал: ' Брось ты это все. Пусть прошлое останется в прошлом. Ты ведь знаешь я в братстве, и даже если бы что-то знал, все равно ничего не сказал'. Это могло, значит только одно, он знал, но никогда не скажет ничего, поскольку клялся молчать.

Позже к семи часам мы приехали в клуб, где к нам присоединились ребята из братства...а потом я открываю глаза в клетке, словно животное.

- Эй, парень, на выход! - приказывает голос с оттенком металла и отпирается моя дверь. Мне надевают наручники и ведут под конвоем в комнату с железной дверью. Внутри голые бетонные стены, стол, по обе стороны которого расположены недлинные лавочки, на окне решетка. Похоже, что я серьезно влип. Меня сажают на одну и скамеек и оставляют одного. Сама атмосфера давит на меня. И мне становится страшно. Мне страшно, что без меня пропадет моя мама, чтобы не говорило братство, им на всех было плевать. Мне страшно, что без меня кто-то может обидеть мою сестру. И мне страшно, что я мог сделать то, за что сам себя не смогу простить никогда. Я мог убить.