Кровь, которую мы жаждем. Часть 1 - Монти Джей

Этот мальчик, сын Генри, здесь, чтобы убить меня.

Он ведь для того и приехал, не так ли? Чтобы помочь своему отцу связать ниточки, и я — одна из них, не так ли?

Но когда я вижу, как он смотрит на нее, я не могу заставить себя поверить, что он способен на это. Способен на то, что сделал его отец, и на мгновение я представила, как он лежит на мне, режет ножом по моей коже снова и снова, пока я окончательно не сдаюсь смерти. Его аккуратно уложенные волосы сбились бы с места, когда он закончил, кровь залила бы его безупречный каркас.

Я не могу это представить.

Не тогда, когда он такой... чистый. Методичный. Ухоженный. По сравнению с ним я чувствую себя грязной. Как если бы он скривился от несвежего пота, прилипшего к моей спине, или задрал нос от моих неуправляемых волос, которые высохли после душа перед сном.

В отличие от своего отца, этот мальчик смотрит на повреждения на полу. Он смотрит на тело, которое является всем, что осталось от моей матери, и слегка опускается на колени и я отчаянно хочу знать, о чем он думает, потому что одна общая черта у него с отцом — способность выглядеть без эмоций.

Бесстрастным. Холодным. Пустым.

Я хочу заглянуть в его разум. О чем он думает? Что он чувствует? Неужели он так же жесток, как человек, подаривший ему жизнь? Такого ли будущего он хочет для себя?

Что-то во мне щелкает, когда я вижу, как он лезет в карман и достает какой-то предмет, который начинает подносить к лицу моей матери. Неужели ей недостаточно жестокого обращения, что теперь ей придется испытывать мучения после смерти?

Я больше не боюсь за свою жизнь, не могу найти в себе силы беспокоиться о том, что произойдет, когда я выйду из этого чулана и заявлю о своем присутствии.

Мои пальцы обхватывают один из маминых каблуков, крепко сжимая его в руке, прежде чем я толкаю ногой дверцу шкафа. Когда дверь раздвигается достаточно широко, чтобы его тело полностью открылось мне, я делаю единственное, что могу придумать.

Бросаю туфлю прямо ему в голову.

Я хотела попасть ему в затылок, но открывающаяся дверь, должно быть, привлекла его внимание, потому что он поворачивается ко мне лицом как раз перед тем, как каблук с глухим стуком соприкасается с его нижней губой.

Не теряя времени, я вскарабкиваюсь на ноги, слегка спотыкаясь об одежду на полу шкафа. Голова плывет, комната кружится от того, как быстро я встала, но мне все равно.

Я просто хочу, чтобы этот кошмар закончился. Так или иначе.

— Ты не должна...

— Не трогай ее, — говорю я, потянувшись вниз, в живот, и пытаясь собрать как можно больше сил, но все, что получилось, — это хрупкий шепот. Мои ноги шатко несут меня к ее телу. Сомневаюсь, что смогу сделать что-нибудь, чтобы отбиться от них, но, возможно, в этом и есть смысл.

Дело не в том, чтобы защитить ее после смерти.

Не совсем.

Я знала, что если выйду из этого темного пространства, пока они еще здесь, моя жизнь закончится. Мне бы не пришлось узнать, каково это — жить без мамы, мне бы никогда не пришлось беспокоиться о неопределенности жизни, если бы они убили меня.

Дело не в том, что я не хочу жить в мире без нее.

— Ты заставила меня истекать кровью. — Его голос прокатывается по моей коже, как огонь, и обжигает. В его тоне звучит шок, как будто мысль о том, что кто-то может причинить ему боль, настолько необычна.

— Что ты... — Я смотрю вниз на ее лицо, бледное, безжизненное, но все такое же прекрасное. Вот только я не вижу ее глаз. Они закрыты двумя одинаковыми монетами, защищающими меня от зеленых радужек, которые я так хорошо знаю — моих глаз. — Что ты с ней сделал?

— Ты заставила меня истекать кровью, — повторяет он снова. Неужели он думает, что неуязвим? Неужели его отец убедил его в том, что они в некотором роде божественны и только они способны убивать других?

Я смотрю на него: он сидит на земле в нескольких футах от меня, вытянув пальцы в лунном свете, и пристально смотрит на кровь, покрывающую его пальцы. Кровь течет с его губ, стекает по подбородку и капает на ткань его свитера.

— Что ты с ней сделал! — На этот раз мой голос звучит громче. Я теряю терпение и способность заботиться о том, кто услышит мой крик. В том числе и его отец.

Ему требуется лишь доля секунды, чтобы отреагировать, и этого времени мне не хватает, чтобы отстраниться. Его рука протягивается и обвивается вокруг моего запястья, притягивая меня к себе на пол и я закрываю глаза, ожидая, что боль от удара об пол эхом отдастся в моих костях, но этого не происходит.

Зато я чувствую, как его холодная рука обхватывает мою спину, как он заключает мое тело в свои объятия. Он осторожно кладет меня на пол, при этом его тело частично лежит на мне, а частично — на полу рядом со мной, чтобы его вес не раздавил меня.

Мои глаза расширяются, когда одна из его рук зажимает мне рот, чтобы я замолчала. Его запах атакует меня со всех сторон. Темный, глубокий, древесный. Как в лесу после дождя.

Это как-то успокаивает меня и напоминает мне о высоких деревьях и счастье, которое я испытывала в лесу. Мое последнее чувство покоя. Потому что это тот самый момент, ради которого он пришел сюда. Чтобы убить меня. Маятник смерти качается все ближе и ближе ко мне с каждой секундой, что мы лежим здесь.

Слезы возвращаются, и я чувствую, как они скатываются по лицу. Хотя мой разум принял эту судьбу, мое решение никогда больше не покидать эту комнату, умереть рядом с матерью, мое сердце не приняло этого.

Мое сердце отказывается принять это. Оно так сильно бьется в моей груди, что мальчик, посланный убить меня, чувствует это — он должен чувствовать.

Я наклоняю голову