Новый год с его братом - Амели Хоуп
Вхожу в темное помещение. Свет не включаю. И так прекрасно дойду. Лишь бы к себе меньше внимания привлекать. Предвкушая тёплый душ, героически пересекаю маленький коридорчик, кухню и резко сворачиваю за угол, где натыкаюсь на что-то твёрдое.
— Твою ж… налево, — тру лоб.
Нехило я впечаталась в стену. Надеюсь, мои ночные походы не увенчаются шишкой, хотя достаточно символично в новый год. Буду с ёлкой в одном наряде его встречать. У неё много, а у меня одна на весь лобешник.
С ударом кажется немного умнею, и вытягиваю руку, чтобы далее действовать на ощупь. Хватит с меня бесстрашного шпиона.
Начинаю ощупывать преграды и медленно, но успешно продвигаться к цели. Так, картина, горшок с цветком, комод и … Руки проходятся по низу. Так-так, махровая ткань, такая мягкая.
— О, — удивляюсь. Здесь и полотенца для гостей есть. Приятно, однако ж! Вот это уровень обслуживания. Тяну руку верх, чтобы снять его с крючка. А что? Оно и вправду мягче моего. Можно по полной насладиться, раз всё включено.
Однако мою руку кто-то резко перехватывает. И я взвизгиваю.
— ААА…
Глава 6. Настя
— Чшш… — разворачивают меня спиной и закрывают рот медвежьей лапой. — Чего разоралась? — Узнаю хозяина приглушенного звериного рыка.
Выдыхаю. Не чужой и слава богу. Чувствую, что напряжённое от страха тело стало постепенно расслабляться.
Хочу ему хоть что-то ответить, но его одна рука по-прежнему прикрывает мой рот, а другая обдаёт теплом, нагло приютившись чуть ниже груди, вдавливая меня в своё влажное тело.
Гадаю — кусать или не кусать? Или сколько мне ждать, пока меня соизволят отпустить. Не шевелюсь, выжидаю.
И он будто прочитывает мои мысли.
— Могу отпустить? Не будешь кусаться? — Над ухом звучит пониженный голос, от которого кожа покрывается мурашками. Видимо волнение сказывается на мне, иначе как объяснить мою реакцию на него.
Положительно качаю головой. Будет хорошо, если он сейчас меня отпустит, и я отсюда поскачу. Я же говорю, пугливый заяц, что с меня взять. В противном случае я скоро приду в бессознательное состояние от тёплого воздуха, щекочущего мою шею и от рук, бесцеремонно господствующих на моём теле: то в центре живота, то немного выше, то немного ниже.
Сходила, твою мать, в ванну помыться. Ну чего тебе Настюш не спится? Завтра бы спокойно почистила свои белые зубёхи, отдраила бы в пенке свою круглую маленькую попку. Нет же, нужно было прямо сейчас устраивать себе чистый четверг, а то вдруг завтра другая вода будет течь из крана.
Меня освобождают из цепких лап, и я тут же, не задумываясь, улепётываю. В темноте. Бегу. Дышу рвано. Хочу в свою кровать, к Андрею. Сильно прижаться к нему и ни шагу от него не ступить. Быть его милым трясущимся хвостиком на веки вечные.
Мне надо было пробежать всего несколько метров, да — в темноте, да — я ни хера не вижу, да — я не особо спортивная, я же всего-навсего фотограф.
Увы, я в своём репертуаре. Никакое чудо меня не спасает, и я набегу спотыкаюсь об что-то большое и феерично падаю, совершив без тренировки один неуклюжий кульбит в воздухе.
Воплю от боли.
Нога!
На уголках глаз скапливается влага. Господи, как же больно. Ох, Настюш, Настюш, ты действительно решила во всю вырядиться на праздник. Гипса ещё на нижних конечностях для полного счастья не хватало.
Врубается свет.
Щурюсь.
Какая жалкая картина — слепая подбитая зверюшка распласталась на полу.
— Где? — Раздаётся рядом. Коротко с командным тоном.
Пробую встать, пока не вздумал полуголый мужчина оказать мне помощь. Я лучше к своему Андрюше у груди поною.
— Нигде, — корчусь от жуткой боли при попытке хотя бы сдвинуться с места. Напугал до чёртиков, а теперь решил в добряка поиграть.
Разворачивается и уходит куда-то. А я всё лежу и лежу. Только солнце не хватает, так бы на безопасного львёнка походила из песенки из нашего детства. И пяти минут не прошло, как он возвращается уже в спортивных штанах и футболке.
Хочет приложить лёд, я же отодвигаю его руку.
— У тебя ушиб. Завтра ногу растарабанет, ты об этом мечтаешь? — Безапелляционно кладёт ладонь на мою ногу и, плотно зафиксировав её, прикладывает холодный компресс.
Мог и без подручных средств обойтись. Одного его касания моего оголенного нерва достаточно, чтобы меня обездвижить.
Я замерла. И моё тело стало в открытом доступе.
— Ты врач? — Первая заговариваю. Лишь бы замять этот неловкий момент.
— А тебе врачи нравятся? — Мы встречаемся взглядами.
Боже, у него глаза же один в один как у Андрея, только голубые с отливом. Такие глубокие, что можно легко в них утонуть.
— Нет, — смущаюсь и отвожу глаза в сторону. Надеюсь, я недолго разглядывала его радужку, и он ничего лишнего себе не напридумывал.
— Зачем ты сюда пришла? — Наклоняется и ловит мой взгляд, вопросительно приподнимая бровь.
— Аналогичный вопрос, — вбрасываю, не раздумывая.
Серьезно? У тебя к нему вопрос? К тому, кто косвенно этим всем владеет? Не позорь меня Настюш, не позорь.
— Я здесь ночую, — убирает пакет со льдом и снова уходит.
То есть я сейчас как грабитель ворвалась в чужую обитель? Ой! Неудобно как получилось.
— А почему не в общем доме? — Говорю громче, не зная слышит ли он меня.
В ответ тишина.
Проходит минута, вторая, третья…и ничего.
Руками хватаюсь за диван и пробую приподняться. Ванну всё равно уже не сходить. А в кровать лечь и забыть этот стыд, пока что в силе.
Наступаю на больную ногу и снова взвываю. Прикусываю палец — не хочется своим воплем всех в округе разбудить.
Вот за что мне это? — Причитаю в потолок на свою судьбинушку.
— Давай помогу, — его пальцы впиваются в мою талию и несут меня на диван. Усаживает и садится снова передо мной на колени.
— Помажу мазью с обезболивающим эффектом, завтра будешь почти как новенькая, — его ровный тон успокаивает и в то же время напрягает. Ни улыбки, ни намёков, ни подколов, ни нравоучений, которыми в такой ситуации Андрей закидал бы меня по самую макушку — на его лице никаких чувств и эмоций. Не то, что я хочу в нём что-то вызвать. Ни в коем случае, я в этом не нуждаюсь, но странные мысли закрадываются в голову. И мне
