По осколкам лжи (СИ) - Шерр Анастасия
Решиться клянчить у него деньги на лечение своего ребёнка было сложно. Но я не позволила себе сдать назад. Для Ники я сделаю всё, что угодно. Хоть в самую бездну прыгну.
Охрана на входе в главный офис господина Романова меня не пропустила. Даже когда я сказала, что пришла по личному делу. Ожидаемо. Никто даже пальцем не пошевелил.
Однако и я сдаваться не собиралась. Села на лавочку в парке напротив и уставилась на раздвижные двери немигающим взглядом. Я не знала, сколько придётся так просидеть, но точно знала, что никуда не уйду, пока не увижу его. Рано или поздно он появится.
Он появился спустя несколько часов, я узнала его сразу. По походке, по развороту плеч, а за ним целая толпа охранников и помощников. Такого человека не заметить нельзя.
Я бросилась под машины, перебегая дорогу, чтобы успеть перехватить его. Мне посигналили, кто-то открыл окно и обложил матом. Но я не видела и не слышала ничего и никого, кроме него.
– Андрей! – закричала я, когда один из его охранников перехватил меня на лету и попытался откинуть назад. – Пустите меня! Андрей!
Он обернулся. В глазах промелькнула заинтересованность, а вот узнавания не произошло. По крайней мере мне так показалось.
– Я хочу поговорить с вами! – выкрикнула, опасаясь, что он не расслышит.
– Пусти, – бросил он удерживающему меня охраннику, и тот разжал свои пальцы, отпуская моё предплечье. – Слушаю, – это уже мне, заставляя обрадоваться.
ГЛАВА 9
– Кто ты и что тебе нужно? – шагнул ко мне, кивая своей толпе. Те разошлись по кругу, словно я могу представлять для него, здорового мужика, какую-то опасность.
– Я Аня… Мы с вами как-то встречались. Вы меня… – вдохнула воздуха побольше, но произнести это так и не смогла. – Я родила от вас дочь. Она больна. И ей сейчас нужна помощь. Дорогостоящая сыворотка, которой в нашей стране нет. Вы могли бы помочь, для вас это сущий пустяк. Я верну вам всё до копейки…
– Слушай меня, Аня… Или как там тебя. Если бы я платил каждой с кем трахался, я бы уже разорился. А сколько таких, как ты, прибегали ко мне с детёнышами на руках – не счесть. Так что, давай. Проваливай. Пока я не приказал выкинуть тебя отсюда за шкирку. Свободна, – в глазах чернота, а в голосе сталь. И столько жестокости в нём, что страшно смотреть.
– Её не станет! – меня схватили под руки два амбала, а он развернулся, чтобы уйти. – Слышишь ты, подонок?! Её не станет, если мне не удастся найти деньги на эту сыворотку! Помоги ей! Она твоя дочь! Её зовут Никой! – я кричала пока он не вошёл в здание, а охранники грубо швырнули меня на дорогу, и я едва не угодила под машину.
Водитель выскочил из машины, бросился ко мне, лежащей на асфальте и заливающейся слезами отчаяния.
– Вы как? С вами всё хорошо? Может вам в больницу? – мужчина трясёт меня за плечи, а я смотрю в его глаза невидящим взглядом и тихо реву.
– Мне нужно найти их, понимаете? Без них ей не помочь!
– Девушка, с вами всё хорошо? – подключается ещё какой-то мужчина, а я вырываюсь из рук водителя, мотаю головой.
Нет. Я никуда не уйду отсюда. Никуда. Пока он не поможет мне. Я буду дневать и ночевать у входа этого проклятого здания, но не отстану от него, пока он не даст мне деньги. И плевать, что он ничего мне не должен. Он должен маленькой крохе, которой дал жизнь. И точка.
Я возвращаюсь на ту же лавочку, где сидела до этого. Жду. Вокруг всё бежит, меняется. Все и всё в движении, лишь я, как застывшая глыба, жду, когда он выйдет, чтобы попытаться снова.
Приходится просидеть до вечера, и как только он выходит на крыльцо, я бросаюсь к нему. Снова меня хватают чьи-то ручищи, удерживают, как взбесившуюся кошку.
– Ты меня изнасиловал, подонок! Ты едва меня не искалечил! Ты мне должен, слышишь?! Я не прошу тебя признавать её! Дай только денег на сыворотку, и ты больше о нас не услышишь! – кричу, вырываюсь из лап охраны, как сумасшедшая, но всё зря. Он лишь бросает на меня равнодушный взгляд и уходит к своей дорогой тачке, в которую садится и тут же уезжает. Меня отпускают, но ноги не держат, и я падаю на колени. Опустив голову плачу, захлёбываюсь слезами. Я сейчас на всё готова. На всё. Даже убить этого урода. Только моей Нике это не поможет.
– Слушай, не моё дело, но шла бы ты отсюда, – ко мне подходит охранник, кажется, один из тех, которые меня удерживали. – Он урод моральный. Будешь надоедать – прикажет прикопать где-нибудь в лесочке. И прикопают, никто тебя не пожалеет. Иди лучше отсюда. С него ты ничего не стрясёшь.
Мужчина даже подаёт мне руку, помогая встать, и я ухожу, растрёпанная и униженная. Иду к остановке, чтобы успеть в больницу. Я так хочу увидеть свою девочку.
Время уже не раннее, но сочувствующая медсестра впускает меня, позволяет даже принять душ у них и переодеться. Чуть позже ко мне приносят мою проснувшуюся крошечку. Я прижимаю её к груди и, закрыв глаза, долго укачиваю.
– Всё будет хорошо, малышка. Я все равно достану деньги. Не у него, так у других. Надо будет – украду. Я тебя не оставлю, моя малышка. Ни за что.
Мы засыпаем вместе, и я ночью слышу, как у меня её забирают. А потом отключаюсь, чтобы проспать до утра. До самого страшного утра в моей жизни.
Умывшись и приведя в порядок волосы, сажусь на кушетку, ожидая, когда принесут Нику. Но время тянется, а медсестры всё нет. Начинаю нервничать, но успокаиваю себя тем, что у персонала пересменка, они ведь тоже люди.
Когда ожидание становится невыносимым, выхожу из палаты и тут же натыкаюсь на нашего доктора.
– Арсений Николаевич, доброе утро. Я за Никой, вы её уже видели? Как она себя чувствует?
Мужчина останавливается напротив меня, задумчиво поджимает губы и опускает взгляд.
– Вам ещё не сказали? Что ж… ваша дочь ночью… Её уже кремировали. Мне жаль.
– Что? – в этот момент меня как-то дико передёргивает, и я вонзаюсь в него бешеным взглядом. – Вы что-то путаете! Моя дочь – Ника! Она была со мной с вечера и её только ночью забрали! Она не могла… Не могла она… Голос пропадает, и я начинаю хрипеть.
– Я не ошибаюсь, Анна. Мне очень жаль. Честно говоря, я думал, что время ещё есть и сыворотка может помочь, но я ошибался. Простите за ложную надежду.
ГЛАВА 10
Бреду по улице, иногда спотыкаюсь. Меня шатает и мотает из стороны в сторону, а люди обходят меня, будто пьяную. Им страшно дотронуться до меня. Они думают, что я какая-то алкашка или наркоманка.
Не знаю, что служит причиной такому состоянию. Не знаю где я. Лишь помню, как орала, вцепившись в белый халат врача и требовала принести мне мою Нику. Затем укол и меня выдворяют из больницы.
– Давай проваливай. Пошла отсюда! – толкает в спину охранник, а я смотрю на свои руки, в которых ещё недавно держала дочь и ступаю босиком на асфальт. Я в одном больничном халате, даже обуви нет.
Не понимаю что происходит и где моя доченька. Почему меня выгнали? Как они могли? И как мне забрать у них мою малышку? Они твердили мне, что её больше нет, но я не верю. Это не правда.
С этой мыслью я падаю на тротуар, раскинув руки в стороны. Последнее, что вижу перед глубоким обмороком – личико моей Ники.
Просыпаюсь на больничной кушетке и только собираюсь выдохнуть, как замечаю, что тумбочка с другой стороны. И стены светлее, чем в родильном блоке. Мне приснился жуткий сон и, наверное, у меня случилась истерика. Вот меня сюда и переместили, чтобы не пугала других рожениц и их малышей.
Я придумываю новые версии одну за одной, чтобы не думать о том, что Ники больше нет. Это был сон. Какой-то жуткий кошмар. Они не могли сжечь мою девочку, я не давала им на это согласия. И она не могла так быстро… Не могла. Врач говорил, что у нас есть несколько месяцев, чтобы достать сыворотку.
Мне нужно увидеть её. Нужно убедиться, что она со мной, рядом. Что она никуда не уходила…
Но открыть дверь у меня не получается. Не получается, потому что та заперта. На окошке решётка, в том числе и на двери. Меня заперли.
