Мой наполовину (СИ) - Лила Каттен
Глава 4
– Куда ты пойдешь? Одна, с ребенком? – стала кричать вслед, ступая по пятам. – Кому ты нужна?
Мне хотелось закрыть уши, чтобы не слышать ее слов, но на моих руках стал возиться сын, а я мечтала о покое, о тишине.
– Стой, говорю, Александра, – услышала ее приказ и зашагала еще быстрей.
Автомобиль передо мной замигал и пикнул сигнализацией, которая была снята, а дверь вдруг открыл мужчина.
Мне было не до вежливости, я просто села туда и отвернулась от матери, которая почти бежала ко мне. Но… не добежала.
Я была уверена, что она успеет постучать. Поэтому прикрыла сына, чтобы не испугался. Повернула голову и увидела, что мужчина преградил ей дорогу, а после услышала:
– Если вы немедленно не оставите ее в покое, я вызову полицию. Саша напишет заявление, и вас ненадолго прикроют, за попытку того, что вы намеревались сделать. Вы меня услышали?
Я испугалась за мать, но сразу же отпустила эти мысли. Она чуть не погубила моего сына, я не могу жалеть ее в ответ. В отличие от нее, он беспомощен и не мог за себя постоять.
Мама что-то попыталась сказать, но не стала и зашагала прочь.
Не передать словами, как облегченно вышел из моих легких скопившийся воздух. Казалось, еще немного и я дышать не смогу.
Водительское место пустовало до тех пор, пока мать не скрылась из виду, а после он сел в него.
Мы медленно и аккуратно выехали с больничной парковки и куда-то поехали.
Малыш тут же уснул, прижимаясь ко мне и взяв крепко в ладонь мой свитер, а я, смотря на него, вдруг заплакала. Сдерживаясь, но обильно. Слезы просто ручьем текли, а я все боялась, чтобы не завыть, чтобы не всхлипывать и не шмыгать забитым напрочь носом.
Губы и подбородок тряслись. А мне хотелось скрутиться в комок и ничего не говорить, ничего не делать.
Ненавижу эту безысходность.
Я помню это состояние. В последний раз оно было, когда я узнала о том, что беременна.
Мое положение обнаружилось уже очень поздно. После случившегося я приходила в себя не очень долго, по меркам психолога. Хотя, мне кажется, я до сих пор не пришла. Но Агата Львовна помогла мне это пережить. Пусть я и думала, что это невозможно.
Здоровье сбоило из-за препаратов. А принимала я их много в те первые месяцы. Месячные были вообще нерегулярными. И вот, я почувствовала, что меня кто-то бьет изнутри. Это было так внезапно. Что я решила, будто просто сидела неудобно, и кишечник среагировал на зажатость в животе. Потом я, разумеется, поняла, что это глупость. Но я бы никогда не подумала, что внутри меня четырехмесячный ребенок.
Однако он там был. Такой крошка.
Мне сделали УЗИ, и я осталась одна. Сама с собой и этой новостью, потому что мама и врач ушли «поговорить».
Это был дичайший, выворачивающий наизнанку страх.
Я весь тот ужас пережила вновь за те несколько минут. Меня стошнило на пол пару раз. А после затрясло.
Первая мысль, была схожа с материнским вердиктом, который она выдала, вернувшись в кабинет гинеколога. А потом я почувствовала, как он снова стал шевелиться. Слезы не утихали, а я положила ладонь на живот, и он будто… будто почувствовал. Захотел сказать, что слышит меня в тот момент, что понимает и любит. Что он не виновен… Ведь он был и остается не виновным.
И я осознала это. Вдруг четко увидела и поняла, что мне нужно делать.
Сейчас я ощущала те самые первые минуты. Я потеряна. Я не знаю, что мне делать.
Подняла голову, потому что от слез стало невыносимо щипать глаза, и столкнулась взглядом с мужчиной в отражении зеркала заднего вида.
Я и забыла с кем еду. А главное – куда?
– Держите, – он протянул мне платок, который я приняла, пусть и неловко было.
– Спасибо, – быстро вытерла глаза и немного нос, чтобы не сопливить тут, а вот платок обратно отдавать было еще более стыдно. – Я верну вам его. Пожалуйста, на улицу Школьную, двести сорок пятый дом. Третий подъезд.
– Сколько времени вам понадобится, чтобы собрать вещи? – внезапно услышала вопрос.
– Какие вещи?
– Я не шутил по поводу квартиры.
– Я тоже не шучу, когда говорю вам сейчас, что я никуда не поеду. Ни на какую квартиру.
Он умолк, и мне показалось, что этот вопрос закрыт. Но когда мужчина снова посмотрел на меня, я поняла, что он только начал.
– Как думаете, сколько денег вы потратите на съем хотя бы однокомнатной квартиры? Такой, которая устроит опеку, и вашего сына не заберут у вас при первом же посещении? – его слова били наотмашь этой правдой, и я терялась в ответах. Перебирала их в голове, но достойных не находила. – Это первое. А питание и содержание ребенка? Сколько сейчас пособие составляет? Двадцать пять? Тридцать тысяч? Ведь вам придется уволиться с работы официантки. Нанять няню? Которая может быть хуже родной матери? – а я складывала в уме цифры, понимая, что мне как минимум нужно тысяч сорок, чтобы жить в ноль. – Чего молчите? Так сложно принять помощь, которая вам предлагается в угоду своих каких-то там приоритетов и споров с совестью? Или с гордыней?
– Я… Я вас не знаю. Вы посторонний…
– А близкий человек много помог?
– Не говорите со мной в таком тоне? – вдруг почувствовала необходимость защищаться.
– Тебе восемнадцать отроду. Родила ребенка, была взрослой. Ну так будь ею до конца и подумай, как взрослая. Как мать!
Он что злится? Да с какой радости? Глаза высохли за секунду. А моя обида и боль, быстро сменились злостью. И что самое удивительное, она была направлена не на него. Совсем нет. На маму, на себя, на обстоятельства и прочее.
Мы остановились у подъезда и, прежде чем выйти, я решила сказать:
– Мне не восемнадцать. И все, что я делаю, о чем думаю – это мой сын.
Захлопнула дверь машины и подойдя к входу все ждала, что услышу визг шин, но их не было. Он что впрямь решил, что я поеду с ним?
Обернулась в открытой двери и заметила его хмурый взгляд, а дальше идущую маму. Я и забыла, что мы живем у больницы, пройдя через аллею, к которой прийти так же, как и проехать на машине пару улиц вокруг.
Мужчина повернулся и тоже ее заметил. Вылез из авто и направился ко мне. А я от страха надвигающейся катастрофы устремилась в подъезд.
