Он опасен для меня (СИ) - Ясмина Мар
— Не лезь ко мне, неженка, — усмехнулся брат и выдернул из моих ослабевших пальцев рукав толстовки.
И словно ничего не произошло, он спокойно направился к себе. А я встала на колени у осколков и, давясь слезами, собирала каждый из них. Поранила кожу, но это казалось пустяком по сравнению с тем, что творилось у меня внутри. Марк своим поступком всадил тот самый кухонный нож мне в сердце и душу. Глубоко. А затем провернул лезвие, чтобы мне было как можно больнее.
— Полина? — удивился папа, едва вошел в кухонную зону. — Что случилось, милая?
— Марк разбил мамину чашку, — прошептала я, стирая соленые капли с щек, при этом явно оставляя кровавое пятно на коже.
— Он случайно. Вставай, Поля, я обработаю твои пальцы. Ничего страшного, — голос отца дрогнул — солгал, — это всего лишь вещь.
Я знала, что не случайно. Он хотел и сделал.
— Да, пап, Марк случайно…
Склеить чашку мне не удалось — слишком мелкими оказались отколотые части. Вообще, фарфор очень похож на отношения между людьми. Такой же хрупкий, тонкий… и такой же не вечный. Разобьешь и потом не соберешь. А если попытаешься, то ранишь себя, умножая шрамы.
__________________________________________________________
Аркем* — вымышленная психиатрическая больница в городе Готем-Сити из комиксов вселенной DC Universe.
Глава 2
Настоящее
— Сегодня ты отвезешь Полю на занятия. У Влада выходной, — распорядился папа, потягивая из белоснежной чашки кофе.
Марк смерил его ледяным взглядом и ответил, откинувшись на спинку стула:
— Нет. Я не такси для капризных девочек.
Я сжала зубы и промолчала, продолжая дальше кромсать зелень для омлета.
— Марк, я тебя не спрашивал. Отвезешь и точка.
— Па, я могу сама доехать на автобусе, — пытаясь скрыть раздражение и обиду, сказала я. — Не хочу напрягать брата попросту.
Довлатов-старший с отчетливо слышным стуком поставил чашку на стол и решительно произнес:
— Ты поедешь с Марком, и это не обсуждается. Вы — семья, а семья должна стоять друг за друга горой. Что будет в более тяжелой ситуации, если при подобной мелочи брат не хочет помочь сестре?
Марк нахмурился, сжав зубы. Ему явно хотелось встать и уйти, но он не мог: завтракаем и ужинаем мы все вместе. Это традиция, которую придерживаемся из-за папы, который свято верит, что мы крепкая семья. Но все не так.
Я всегда готовила на троих, хотя брат никогда не прикасался к своей порции. Почему? Потому что мои руки готовили. Кажется, будь его воля, он бы вообще не дышал одним воздухом со мной. Однако я продолжала сервировать на троих чисто из принципа. Сегодняшний день не был исключением. Я поставила перед Марком тарелку, мельком скользнув по нему взглядом… и замерла на миг, не в силах понять, почему рука дрогнула, а сердце прыгнуло к горлу от вида тёмно-фиолетовой отметины на его шее.
Марк, заметив заминку, поднял на меня свои холодные бесстрастные глаза, но я уже отвернулась. Что на меня нашло?
Сев за стол, принялась завтракать с привычным чувством досады отмечая, что и сегодня он к еде не прикоснулся.
— Марк, ты нужен мне сегодня в офисе, — нарушил молчание папа. — После университета будь добр заехать.
Брат не ответил, но мы все знали: он сделает то, что от него требуется, несмотря на откровенную неприязнь. Я не представляла, чего добивался папа. Мне было ясно, что этому невозможному парню нельзя доверять. Он сделал всё, чтобы заслужить самую ужасную репутацию в университет, а у меня вызвать непреодолимое желание его хотя бы придушить. Исключительно из родственных чувств.
Конечно, в итоге я ехала на учебу вместе с ним. Папа проследил, как я сажусь в новую спортивную машину брата и одобрительно качнул головой. Он все никак не сдавался — все пытался сблизить нас. Мне его было искренне жаль. Папа не виноват в том, что у него сын уродился с мерзким характером.
Весь путь до университета прошел в напряжении. Я сидела тише мыши, но все равно ощущала враждебность Марка. Его движения были короткими, остервенелыми, он сжимал руль и смотрел только на дорогу, явно считая секунды до конца поездки. Естественно, он остановил машину не у ВУЗа, а у какого-то кафе в пяти минутах пешком до него. Весь его вид говорил: убирайся из моей тачки, мне ее еще после тебя как минимум стерилизовать.
Чувствуя, что вот-вот не выдержу, выскочила из его авто…
И столкнулась с одним из дружков брата. Рома, кажется, которого все называли не иначе как Бритый. Тот хмыкнул, помог поднять выроненный при столкновении конспект по математике.
— Спасибо, — буркнула, засовывая в сумочку тетрадь. Этого отморозка я помнила отчетливо — он подталкивал каждый раз Марика на дурости. Помнила и терпеть не могла.
— А ты выросла, малявка, — присвистнул он, оглядев меня. — И стала очень даже ничего.
— Хотела бы я сделать ответный комплимент, но увы, — язвительно отозвалась я. — Всего тебе плохого.
— Да ты ещё и на язычок остра, — хмыкнул он, заступив мне дорогу. — А не боишься?..
Сердце бросилось в горло раньше, чем он договорил, но я задрала голову, чтобы выглядеть уверенно и с силой ткнув ему пальцем в грудь прошипела:
— Не смей так делать! Я не из тех девчонок, что стелятся перед вами, как бы вы их не унижали, могу и голову откусить!
Бритый на мой выпад широко ухмыльнулся и отошел, сунув руки в карманы мятых джинс.
— М-м-м, самок богомола мне в этом универе видеть ещё не доводилось, — сказал он, но в ушах слышался только хлопок захлопнувшейся дверцы машины. Мне отчего-то подумалось, что брат за меня вступится. — Но если ты откусишь мне голову после ночи любви, я подумаю над твоими словами.
Рядом встал Марк, не обращая внимания на нашу перепалку.
— А ты что, думать научился? — прошипела в ответ.
— Да я тебя… — двинулся на меня Рома, стремясь запугать, но Марк положил ладонь ему на плечо и вскинул бровь.
— Ты чего?
— Она мне угрожает, Чер! Она! Мне!
— Кто “она”? — вкрадчиво задал он вопрос, от которого у меня пропал дар речи. — Здесь нет никого, кто был бы достоин внимания. Пошли.
Бритый бросил на меня многообещающий взгляд, но, ведомый рукой Марка, всё же ушёл. А я смотрела в спину брата и понимала, что моё терпение уже на исходе. Я старалась соблюдать нейтралитет, но он намеренно выводит меня из себя. Унижает, опускает на дно.
Отвратительное чувство. Когда ты что-то мерзкое и неприятное
