Сердце напополам (СИ) - Резник Юлия

– Ем! – демонстративно подносит ко рту бутерброд и откусывает сразу половину. – Кошке надо купить наполнитель в туалет. И одноразовые пеленки, – сообщает с набитым ртом.

– Куплю.

– И что потом?

– Что потом? – отпиваю кофе.

– Что потом мы с этими кошками будем делать?

А вот и началось. Прощупывание почвы. Что, Дениска, прикидываешь, не зря ли так выложился? Мы? Мы будем делать?

– Кошку, может, себе оставлю. А котят, – пожимаю плечами, – маме в деревню отвезу, когда подрастут. Им хорошо будет на природе. – Не ведусь на провокацию.

– Так ты из деревни?

– Нет. Я местная. Поел?

Выбираюсь из-за стола, чтобы убрать грязную посуду в мойку. Потом снимаю с батареи его шмотье. Футболка, худи, джинсы, смена трусов. Денис бесшумно подкрадывается из-за спины и кладет мне руки на талию.

– Может, задержимся? – игриво шепчет на ушко.

– У нас не приветствуются опоздания, – резко дергаюсь, сбрасывая его ладони, оборачиваюсь и вручаю стопку пахнущего кондиционером белья.

– Какая строгая, – хищно оскаливается Денис, и эта улыбочка действует на меня просто сокрушительно! Низ живота тяжелеет. Внутри яростно сжимается. А там, где все-все высохло, растертое и истерзанное, за столько-то подходов, опять становится сыро.

– Собирайся, – сиплю я, облизав губы.

– Выгоняешь? – сощуривается… зло? Да-да. Именно. В ответ я молча ухожу к себе. Мне тоже надо одеться. Да и нет у меня ответа на его вопрос. Я сама ничего еще не решила. Серая водолазка под горло – самое то, что нужно. Скрывает следы на теле. Шиплю. Тонкая шерсть больно царапает натертую кожу. Под водолазку – джинсы с высокой талией. Сережки, часы… Выгляжу вполне нормально, но не чересчур. Когда выхожу, Денис уже полностью собран.

– Как бы кошка мимо лотка не нагадила, пока нас нет. Он-то пустой.

– Может, в обед завезу наполнитель, – равнодушно пожимаю плечами, опять игнорируя его «нас».

Машину конкретно так замело. Достаю щетку из багажника, чтоб обмести, но Денис меня опережает, забрав ту из моих рук. Не мешая ему, переступаю с ноги на ногу, чтобы не окоченеть.

– Не против, если я поведу?

– Ты же говорил, что сел, потому что кого-то сбил.

– Так и есть.

– Разве у тебя не должны были забрать права?

– Забрали. На три года, – цедит Денис. – И вернули, когда этот срок вышел. Пытаешься меня подловить на вранье?

Вранье – все, что между нами происходит. Поэтому нет. Не пытаюсь.

– Просто поддерживаю беседу. И нет, я поведу сама.

– Как хочешь.

Денис, конечно, старается, чтобы его голос звучал ровно. Но ни фига у него не выходит. Моим телом прокатывается волна дрожи. Я чокнулась, сто процентов. Иначе как объяснить, что меня так заводит его темная сторона? Почему мне так нравится выводить его на эмоции? И провоцировать… Может, просто интересно, как далеко он готов зайти в своей игре? На что пойти, чтобы остаться в моей квартире?

Сажусь за руль. Щелкают ремни безопасности. Вчера Денис постеснялся, а сегодня отодвинул свое кресло, даже не спросив разрешения. Неужто так поверил в себя? Я молчу, Денис с кем-то переписывается в телефоне.

– Друзья, наконец, объявились?

– Нет. Это Батя.

– Слушай, а почему ты не поехал к родителям? Все ж проще. Хотя бы крыша над головой.

Денис моргает, недоуменно сведя брови над переносицей.

– А-а-а… Нет. Ты неправильно поняла. Батя – мой сокамерник. Мои родители погибли.

Интересно, врет, нет? Не похоже. Вон, какое лицо…

– Мне очень жаль. Ты попал в детский дом?

– Нет. Они разбились, когда мне было за двадцать.

– А сейчас тебе сколько?

– Двадцать девять. А тебе?

Бросаю на Дениса короткий взгляд. Тут, конечно, можно сказать, что у женщины о возрасте не принято спрашивать, но какой в этом смысл? Я свой возраст не скрываю. И не стесняюсь его. Если у Дениса с этим какие-то проблемы – это его дело.

– Тридцать два.

– Тебе не дашь.

– Ой, да перестань, – усмехаюсь. Настолько все эти слова избиты, что враз становится тошно. Поэтому я меняю тему: – И что твой сокамерник хочет?

– Да просто интересуется, что да как. Прощупывает почву. У нас с ним есть кое-какие планы на будущее. Ты не думай, я не собираюсь всю жизнь гнуть спину в магазине.

– А что собираешься делать?

– Я айтишник. – Хмурится. – Но пока буду на подхвате у Бати. Вот только его дождусь.

– Ты прям как девочка, – улыбаюсь.

– Чего? – переспрашивает Денис чужим голосом.

– Ну, дождусь, все дела… – начинаю было я и осекаюсь, остановленная Денисовым предупреждающим взглядом.

– Полегче, Света. За такие намеки можно огрести, – цедит мой пассажир, яростно раздувая ноздри.

– Эй! – пугаюсь я. – Да я ж ничего такого… В смысле, ни на что не намекаю.

Денис вцепляется в торпеду побелевшими пальцами и отворачивается к окну.

– Батя – мировой мужик. Я ему по гроб жизни обязан. Ты хоть представляешь, что такое – попасть на зону для парня, который с этой стороной жизни вообще никогда не сталкивался?

– Прости. Я, видно, что-то не то ляпнула, – лепечу. – Выйдешь здесь?

Притормаживаю за несколько домов от магазина. Денис отрывисто кивает. Сгребает потрёпанный рюкзак, в котором хранит весь свой нехитрый скарб, и выходит, хлопнув дверью. И это меня страшно злит. Тоже мне нашелся. По башке себе хлопни, блин. Еду к магазину, с трудом паркуюсь. Замело нас – ужас просто. Когда захожу в зал, звонит мама.

– Светик, привет!

– Привет, мам.

– Ты чего не звонишь, малыш? Как у вас с погодой? Нас замело чуть ли не под крышу. Лешик вчера весь день снег кидал, а сегодня опять насыпало – еле двери отперли. Думала уж тебе звонить, чтобы приезжала нас откапывать.

Мама чирикает, как птичка. Я улыбаюсь, включаю компьютер.

– Да забегалась что-то, мам, хорошо у вас.

– Так приезжай. Новый год на носу!

– В том-то и дело. У нас в эту пору работы выше крыши. Куда я уеду? Может, потом. Ближе к Рождеству возьму пару отгулов.

– Что ж ты одна будешь праздник справлять? Свет… Вот не надоело тебе это? С твоим образованием можно запросто найти работу в нормальной фирме. Сидела бы себе в офисе с девяти до пяти, а на каникулах отдыхала бы, как нормальные люди!

Ох… Мама оседлала своего излюбленного конька.

– Ну, я пока не в офисе, мам. Какой смысл говорить об этом сейчас?

– Может, и так, но я за тебя очень переживаю. Уже десять лет скоро, как Сашик погиб, а ты…

– Мам, пожалуйста. Не начинай.

– … все одна, и одна.

– То, что я тебя ни с кем не знакомлю, вовсе не означает, что у меня никого нет, – брякаю, лишь бы только перекрыть этот словесный поток. Вообще мама у меня деликатная. И опасаясь разбередить мои раны, о прошлом вспоминает нечасто, но…

– Что, правда? Све-е-ет! Что, правда?! Погоди, я выйду. А то тут Лешик со своим сериалом…

– Что за сериал? – осуществляю я заранее обречённую попытку сменить тему.

– Ай, да не помню я!

– Мам, я потом перезвоню, ага? Мне надо идти.

– Ну уж нет! Выкладывай. У тебя кто-то появился, да? У вас серьезно?

– Да, у меня кто-то появился, – то ли вру, то ли нет, сама не знаю. – И нет, ничего серьезного. Как там ты говорила? Заведи кого-нибудь для здоровья? Вот я, кажется, завела. Только ничего сверх не придумывай, – сразу предупреждаю. А то я свою маму знаю. Ей руку дай, она по локоть оттяпает.

– А он кто? Сколько лет? Женат был, наверное? Это ничего. В вашем возрасте уже все хоть по разу в загсе отметились. Сложней, когда в той семье дети. У него есть дети?

– Ма-а-ам! – закатываю глаза. – Прекращай!

– А я что? Я за тебя беспокоюсь. И внуков… Внуков хочется, Свет. Пока я молодая. Пока силы есть нянчиться.

– Просила же – не выдумывай.

– А ты поставь себя на мое место! Знаешь как сложно держать в узде фантазию?

Ну, вот и как на нее обижаться? Смеюсь.

– Все, мам, мне правда пора браться за работу. Потом тебе позвоню, ага?