Грязная тайна - Ольга Джокер
Я освежаюсь под тёплым душем и использую всевозможные баночки для тела. Настроение прекрасное несмотря ни на что. Наверное, это отголоски шока. Если бы не Басаргин, сидела бы я сейчас в следственном изоляторе и пыталась найти контакт с жестокими соседками. Между прочим, уроки коллеги пригодились бы.
Выхожу из душа, кутаюсь в белоснежный халат. Пока я нахожусь под покровительством Михаила, мне совершенно не страшно. Я откуда-то знаю, что, что бы ни говорил следователю Коля и как бы ни очернял — меня не тронут.
В мини-баре нахожу бутылку красного вина. В верхнем шкафчике над столом — выпуклый бокал на тонкой ножке. Наполняю его алкоголем, выхожу на веранду и сажусь в подвесное плетёное кресло.
Задорный смех приятелей Басаргина отлично слышно даже сюда. Им хорошо, они развлекаются. Вот только мне Михаил почему-то не предложил к ним присоединиться. Сказал, чтобы ложилась спать.
На телефоне светится один пропущенный звонок от Павла Юрьевича. Я перезваниваю по его номеру и делаю глоток вина. По венам мгновенно расходится долгожданное тепло.
— Алиса, наконец-то! Уснуть не могу! Расскажи, как дела? — спрашивает директор.
— Даже не знаю, что вам ответить.
— Ты сдала Басаргину поставщиков? Сделала всё, что он просил?
— Сдала, — глухо отзываюсь.
— Вот и умница. Может быть, он остынет и не станет слать на нас все проклятия мира в виде проверок. Авось обойдется, а?
— Понятия не имею.
— Ну ты же можешь его спросить? Можешь убедить, что это был последний раз? Больше никакого криминала. Я просто не выдержу подобного — откинусь преждевременно.
— Пал Юрьевич, я ничего не смогу сделать.
Залпом осушаю бокал вина, наливаю ещё. В голове шумит.
— Я верну вложенные средства в тройном размере, — шепчет директор. — Сколько ты тогда потратила?
— Послушайте…
— Алиса. Пока есть возможность. Другой не предвидится.
Я заканчиваю звонок с неприятным ощущением гадливости. С чего Пал Юрьевич взял, что я могу повлиять на такого человека, как Михаил? Почему подумал, что я вообще до сих пор нахожусь с ним?
Вернувшись в спальню, расчёсываю волосы и надеваю короткий сарафан на бретелях. Несмотря на то, что на улице нет жары, я чувствую себя вполне комфортно. Возможно, всему виной выпитый алкоголь.
Я иду по узкой тропинке к беседкам. Ориентируюсь по звуку. Слышу громкий раскатистый смех и гадаю — этот принадлежит Басаргину или нет? Густой, хрипловатый. От которого по коже рассыпаются мурашки.
Остановившись в тени деревьев, издалека наблюдаю за мужчинами, которые расположились за сдвинутыми низкими столами на мягких диванах. Не нужно много жизненного опыта, чтобы понять — все они при статусе и огромных возможностях. Едят, пьют коньяк или виски, а ещё курят. Кто сигареты, кто кальян.
На импровизированном танцполе рядом с ними красиво извиваются роскошные девушки под современные танцевальные песни. Пытаются привлечь внимание мужчин.
Михаила я вижу со спины. Светлый затылок, крепкие руки, которые он вальяжно закинул на спинку дивана. Рукава рубашки закатаны. Он больше не тот строгий прокурор. Басаргин отдыхает. Как обычный земной человек.
В какой-то момент, сидя в номере, я поймала себя на мысли, что боюсь его исчезновения. Уедет, мы так и не поговорим. Сколько мне сидеть здесь? Я получу какую-то дальнейшую инструкцию или нет?
— Что там со спи*женной машиной Валеева? — интересуется черноволосый мужчина, который курит кальян.
— Нашли, — коротко отвечает Михаил. — Тупая схема получилась. Её перегнали в соседний регион, там разобрали на запчасти. Затем эти же запчасти привезли продавать к нам.
— Еб*нуться. Они вообще в курсе, чья это была тачка?
— Без понятия.
— Представляю реакцию Геннадия Борисовича, — смеется черноволосый. — Дебилы, блядь.
— Он рвал и метал. Какая уж тут реакция может быть.
— Ну ты хоть на премию заработал, Мих? — не унимается собеседник Басаргина.
— Выше бери.
Я слушаю, затаив дыхание. Хочется хоть чуточку узнать о том, какой Михаил на самом деле. Вне работы. Чем живёт, занимается.
Делаю один крошечный шаг, чтобы лучше расслышать, но цепляюсь за лежащую перед ногами ветку и чувствую, что теряю равновесие. Накрывает паника, сердце колотится втрое сильнее. Тщетно пытаюсь ухватиться руками за воздух и коротко вскрикиваю.
Одна из танцующих девушек подбегает ко мне и успевает подхватить под локоть в самый последний момент. Всё происходит в считанные мгновения.
— Привет. Ты к нам? — спрашивает моя спасительница с обворожительной белозубой улыбкой.
— А к вам можно?
— Конечно!
Выпрямляюсь, отряхиваюсь. Поправляю сарафан. Смотрю на девушку с огромной благодарностью. Она милая, только немного пьяненькая. Взгляд расфокусирован.
К счастью, никто из мужчин за столом даже не смотрит в нашу сторону. Им всё равно. И это прекрасно, потому что прилюдного позора я бы не пережила.
— Меня зовут Олеся, — представляется девушка. — Потанцуй с нами.
Согласно киваю и выхожу на танцпол. Песня сменяется. Эту композицию я хорошо знаю. Остальные подруги Олеси тепло принимают меня в свою компанию. Ставят в центр, я плавно двигаюсь в такт музыке. Алкоголь разгоняется по крови и придает уверенности в собственных силах.
Качаю бёдрами, поднимаю руки. Ловлю волну. Мне почему-то до дрожи хочется, чтобы Михаил обратил на меня внимание. Но вместо него это делает другой.
— Это у нас кто? — интересуется черноволосый мужчина.
Он даже с дивана приподнимается. Облизывает губы, усмехается. Идёт прямо на меня. Я не знаю, кто он и чем занимается. И насколько в этой компании будет считаться грубым, если я попрошу от меня отойти?
Михаил наконец замечает меня. Подносит сигарету к губам, открыто и хладнокровно рассматривает.
Черноволосый становится за моей спиной, прижимается. Я мотаю головой и ищу поддержки у Басаргина. Он выглядит спокойным и расслабленным алкоголем. Затягивается, выпускает густой дым. Ему не нравится, но он не пресекает, а будто бы наказывает за неповиновение.
Я никогда не была в центре мужского внимания. В школе меня звали ржавой и брезговали прикасаться. Одноклассникам казалась отвратительной моя кожа, сплошь покрытая веснушками. Начиная с седьмого класса, я отчаянно пыталась затонировать их хотя бы на лице, но помогало, откровенно говоря, хреново. Поэтому сейчас, когда один мужчина ко мне прикасается, а другой смотрит, я чувствую себя не в своей тарелке.
Едва песня заканчивается, как я отстраняюсь от напарника по танцам,
