Покорить Ангела (СИ) - Победа Виктория

Девушка, скрестив на груди руки, нервно потопывала ножкой.

— Куда ты все время торопишься? — улыбнулся Рома.

— Я в туалет хочу, сейчас здесь лужу наделаю.

Наконец толпа рассосалась, Таська, бросив что-то о том, чтобы я заняла ей место, проскользнула мимо Ромы, который, почему-то, не спешил двигаться, и убежала так быстро, что я даже ничего сообразить не успела.

— Эмм, пропустишь? — я посмотрела на Рому, загородившего мне путь. Позади все еще возился Женя. Его блондиночке нужно было отдать должное, собралась девица быстро и теперь ждала своего ненаглядного.

А он, сволочь такая, явно решил побесить меня.

— Пропущу, если пойдешь со мной в кино, — Рома расплылся в улыбке, огорошив меня своим заявлением.

— Чего?

— Пойдем, говорю, в кино сегодня? — Эээ, нет, я не могу, у меня дела.

— Тогда завтра? — не унимался Рома.

— Ром, я не могу, у меня нет свободных финансов и…

— Лин, ты сейчас серьезно? Какие финансы, я тебя на свидание пригласить пытаюсь.

За моей спиной что-то грохнуло, Рома тут же перевел внимание на источник шума, я тоже обернулась.

— Жек, ты че такой рукожоп?

— Да пошел ты, — грубо отозвался Женя, и подняв с пола телефон, нервно схватил рюкзак, развернулся и пошагал прочь, даже не глянув на свою блондинистую фифу.

— Он всегда такой придурок? — только договорив, я поняла, как сильно облажалась, как бы там ни было, а они ведь друзья.

— Нормальный он, просто от горя все никак не отойдет, — выражение лица Ромы вмиг стало серьезным.

— Горя?

— Не бери в голову. Ну так что, пойдешь со мной на свидание?

Глава 5

Женя

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — стоило мне только переступить порог квартиры, как лицом к лицу я столкнулся с отцом.

И снова это его недовольное выражение, снова скрещенные на груди руки и взгляд свысока. Да, пап, вот такой я у тебя непутевый и мне отчего-то совершенно похер.

Я только ухмыльнулся в ответ на выпад отца. Прошел в прихожую, запер за собой дверь, устроился на пуфике, располагавшемся неподалеку от входа, и принялся разуваться. На отца я даже не смотрел, не хотелось. Да и в целом наше с ним общение уже почти год ограничивалось сухим приветствием и парой ничего незначащих фраз. Жили, словно чужие. Не понимали друг друга. Он не слышал. Я не стремился объяснять. А что тут объяснять, когда в груди давно образовалась дыра размером с Марианский жёлоб, когда хотелось орать от бессилия, крушить все вокруг. Отец и без объяснений, без разговоров ненужных все понимал.

— Женя, ты мне обещал, — он в очередной раз завел свою шарманку.

Обещал не обещал, какая нахрен разница.

— Ты мне тоже обещал, что она не умрет, — обвинение вырвалось из меня против воли.

Хотя, нет, вру, не против.

Поднявшись, я бросил кроссы на полку для обуви и двинулся в направлении своей комнаты.

— Жень, — он вздохнул, положил ладонь на мое плечо как раз в тот момент, когда я проходил мимо него.

И зачем все это?

Ну пропустил две пары. Первый день учебы, подумаешь, трагедия. Не пропустил бы, прибил бы эту сучку дерзкую. И чего меня с нее так торкнуло? Ничего особенного в ней, простая, без изюминки, лоска. Выбесила стерва. Член ее мой не заводит. Маленькая дрянь. За такое и отхватить можно. Вообще что ли ничего в голове нет?

— Жень, — мои размышления о языкастой стерве прервал усталый голос отца, — может хватит уже бунтовать? Кому ты этим хуже сделаешь? Я не могу ничего исправить.

— А не надо ничего исправлять, пап, просто меня в покое оставь, — я повел плечом, стряхивая отцовскую ладонь.

Год прошел, а я до сих пор не смог простить ему ее смерть. Я понимал, конечно, что, в общем-то, не виноват он в смерти матери и как лучше хотел, но, сука, он отнял у меня время. Я даже не попрощался.

— Жень… — его голос сорвался на последних словах.

Я остановился, повернулся, посмотрел на отца. Он, видно, и сам только недавно домой вернулся, даже переодеться не успел, только пиджак снял, да пуговицы верхние на рубашке расстегнул. А может просто меня все это время ждал, вот так, в прихожей. Чтобы наверняка подловить, не пропустить моего возвращения.

Я усмехнулся, посмотрел на часы на своем левом запястье. Половина пятого. Надо же, как мы сегодня рано. Специально ради меня с работы сорвался? Чтобы лекцию очередную толкнуть о важности образования и необходимости получения профессии?

Как будто это самое важно в жизни.

Универ — последнее, что меня волновало. Я ведь даже не прошел, по конкурсу не влез. И я прекрасно это понимал, я же не идиот. И знал я, конечно, что папочка дружбой старого друга своего — декана моего факультета — воспользовался, об услуге попросил. Тот и организовал мое поступление. И нахрена только, спрашивается. Как будто я собирался учиться. Только место чье-то незаслуженно занимал. Отец меня, конечно, переубедить пытался, заверить, что ничего не делал и никого ни о чем не просил, но я способен два плюс два сложить.

Ничего, глядишь достану — и попрут. В армию пойду, значит.

— Пап, — я вздохнул шумно, — ну вот че ты от меня хочешь услышать? Что ч был против, что я говорил, предупреждал? — я не хотел поднимать эту тему, видит Бог, я как мог ее избегал, себя тормозил, сдерживался.

— Женя ты не прав, — он покачал головой, устало потер глаза и сжал пальцами переносицу.

— Разве? Разве я не говорил, что эта операция неоправданно рискованная? Разве я не пытался отговорить тебя от этой затеи?

— Я пытался сделать все, что было в моих силах, — отец почти перешел на крик, но вовремя сбавил обороты.

— И отнял у меня полгода! Она могла жить, я мог с ней попрощаться!

— Женя.

— Пап, я не хочу об этом говорить, мне плевать, что ты скажешь. Плевать, понимаешь? Я даже не успел принять факт наличия у нее опухоли, я не успел смириться, подготовиться. Это с самого начала был плохой план, какой там был шанс? — я заорал так, что, должно быть, нас слышала вся лестничная площадка.

— Женя!

— Его не было, папа, почти не было! Эта операция с самого начала была для нее смертным приговором.

Зачем? Вот зачем он только завел этот ненужный, совершенно тупиковый разговор?

— Я тебя понял, Жень, ты мне этого не простишь, но учеба тут причем? Ты ушел посреди пар, неизвестно где шлялся. Опять гонял?

— Тебя это не касается.

— Ты понимаешь, что речь о твоем будущем. Мать бы хотела, чтобы…

— Не смей рассказывать мне, чего бы она хотела, — не выдержав, я перебил его на полуслове.

Как он мог? Как вообще посмел заикаться о том, чего бы она хотела? Если бы не он, она бы ни за что не согласился на эту чертову операцию и не умерла бы на операционном столе в тысячах километров от родного дома. От меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ее бы не привезли в деревянном гробу и мне бы не пришлось встречать этот гроб в аэропорту.

Ненавижу.

Да, я ненавидел отца. За его решение, за идиотское, циничное даже решение. Мать ведь ни за что бы против его воли не пошла. Она и не пошла. Согласилась. Там же шансов вообще не было, нулевые. Экспериментальный метод, программа для добровольцев. Ей досталась роль лабораторной крысы. Эксперимент не удался.

Она могла жить, могла. Лечиться проверенными способами.

Да, никто не давал больше полугода, но был шанс продлить, если захотеть. Лучевая терапия, комбинация с химией и мама бы жила. Возможно, даже до сих пор бы жила, несмотря на все неутешительные прогнозы. Но нет. Экспериментальную программу отцу подавай. За границей. Умники просто делали бабки на таких вот доверчивых идиотах.

— Никогда не смей говорить мне, чего бы она хотела, — повторил я и, не желая больше ничего слушать, пошел прочь.

Я завалился в собственную комнату, громко шарахнув дверью, стянул с себя толстовку, откинул ее на стул и завалился на кровать. Так и лежал, глядя на белый потолок. Отец меня больше не доставал, понимал видно, что не получится у нас с ним разговора. Больше не получится. Лучше и дальше делать вид, что ничего не происходит: здороваться по утрам, расходиться по делам и видеться раз в сутки в лучшем случаем. Создавать видимость нормальной семьи.