Подари мне семью (СИ) - Гранд Алекса

– Нет, Лебедев.

– Да, Ильина.

Сцепляемся взглядами. Ведем бой и покрываем друг друга прицельным огнем, пока бедолага-Григорьев растерянно озирается по сторонам и ровным счетом ничего не понимает.

Щелчок. Выстрел. Контрольный.

Первой сдается Кира. Вдыхает шумно, отчего ее грудь высоко поднимается. Выдыхает уже тише.

– Ну, как так, Никит, а? Сегодня же пятница.

– Скажи это генеральному «Дельты», собравшемуся завтра отчалить в командировку на неопределенный срок. Они нас и так два месяца мариновали, не хочется контракт упускать.

– Перенести никак, да?

– Никак.

Отрицание. Торг. Принятие.

– Хорошо.

Обреченно соглашается Ильина, и тут отмирает ее Ромео. Мнет листья роз сильными пальцами, складывает, наконец, два и два и выдает недовольное.

– Кира, что здесь вообще происходит?

– Прогулка отменяется, Паш. Нам с Никитой нужно ехать к партнерам, чтобы заключить договор. Извини.

Поднявшись на цыпочки, Кира целует парня в щеку и забирает у него цветы, чтобы поставить их в воду. А у меня что-то колючее, горькое, едкое начинает ворочаться за грудиной при виде этой картины.

Нет, я не думал, что Ильина жила монахиней все это время после нашего разрыва, но смотреть на них с Ромео, на удивление… неприятно.

До покалывания в пальцах неприятно.

– Как освободишься, позвони. Я заберу, – пытается спасти остатки испорченной романтики Павел.

Бесполезно.

– Не нужно. Я сам ее отвезу.

Повесив пиджак на спинку рядом стоящего стула, я опять опережаю не особо соображающие мозги и скрещиваю на груди руки. Готовлюсь к словесной, а, может, и физической дуэли. Пространство между нами стремительно накаляется и искрит.

В воздухе, кажется, разряды летают. Кинь спичку – полыхнет.

Но не полыхает. Кира трогает Григорьева за локоть, еще раз извиняется и обещает перезвонить на выходных. Молчит, пока он широким шагом пересекает коридор. Волосы нервно взбивает. И пришпиливает меня вопросом к стене.

– Вот зачем, Лебедев?

– Что зачем?

– Уровнем тестостерона решил помериться? Ты один раз уже чуть не разрушил мою жизнь. Мало тебе? Мало?

Приближается, бросая обвинительно. Воздух таскает шумно. Лупит кулаками по моей груди. Гнев выливает.

У меня же внутри что-то коротит. Ломается механизм. Не двигаюсь.

– Прости.

Стряхиваю неловко оцепенение. Сгребаю ее в охапку. Обнимаю.

Чувствую себя последним подонком. Может, у нее и, правда, давным-давно все наладилось, любит она этого Павла и замуж за него собирается? А я лезу в их личный мирок в грязной обуви.

Урод, как есть.

– Прости.

Высекаю хрипло. Держу ее крепко. Аккуратно своим подбородком ей в макушку упираюсь.

Бурю вместе пережидаем. Штормит Киру знатно. Да, и меня прилично потряхивает. По телу прокатывается волна озноба, в жар превращается. Судорогой сводит конечности.

Какое-то идиотское окончание дня.

– Ладно, забыли.

Отклеившись от меня, произносит Кира. Осторожно смахивает слезы с ресниц. Направляется к столу. Складывает бумаги в портфель.

А я, как дурак, на нее засматриваюсь.

Хрупкая. Ранимая. С острыми лопатками, которые угадываются под тканью рубашки. С выпирающими ключицами. С тонкими изящными лодыжками.

– Ну, что, поехали?

Возвращаю мысли в рабочее русло. Еще пару минут, и начнем опаздывать.

– Поехали.

На стоянку, где припаркована моя Ауди, спускаемся в тишине. Так же молча размещаемся в салоне. Привыкаем друг к другу заново.

Я завожу двигатель, включаю негромко радио, чтобы чем-то разбавить этот ледяной вакуум. Плавно трогаюсь и сосредотачиваюсь на дороге. Маневрирую аккуратно и не жду, что Кира заговорит первой.

– А с чего ты решил, Лебедев, что так хорошо меня знаешь? Может, я не розы люблю, а пионы?

Произносит ехидно. Постукивает ногтями по подлокотнику. Издевается.

– А, может, я вообще теперь цветам предпочитаю гамбургеры и картошку фри?

– Раз так, значит заскочим в Мак после переговоров.

Чеканю твердо и сильнее стискиваю руль, попутно косясь на Ильину, которая расплывается в несмелой улыбке. Такой, от которой становится светлее вокруг и все начинает петь.

Сам не замечаю, как уголки моих губ тоже ползут вверх. Настроение выправляется. О недавнем инциденте на фирме вспоминать не хочется.

К офису «Дельты» мы прибываем ровно в назначенный срок. Минуем систему охраны, достойную президента, и в сопровождении вежливой секретарши попадаем в просторный кабинет с панорамными окнами.

Вид на вечернюю Москву открывается великолепный. Думается, протяни руку – сможешь потрогать облака. Пушистые, предзакатные, перистые. Скользящее по небосводу солнце окрашивает их в приятный желто-оранжевый цвет.

– Здравствуйте, Антон Юрьевич.

– Ну, привет, Никита Сергеевич и…

– Кира. Можно, просто Кира.

Гордин, подтянутый мужчина лет пятидесяти, уверенно жмет мне ладонь, галантно целует Кире запястье и указывает на два громадных кресла из коричневой кожи.

Сам занимает место напротив и лукаво щурится.

– Очаровательная у тебя спутница.

– Мой новый юрист.

Сообщаю с необъяснимой гордостью и не отказываюсь от кофе, пока Кира закапывается в бумажки. Проверяет все до последней запятой, сосредоточенно закусывает нижнюю губу и спустя десять минут возвращает мне листки с коротким «можно подписывать».

Выдыхаю с облегчением. Отец долго гонялся за Гординым, но у них все время что-то не складывалось. Поэтому я ликую, оттого что у меня получилось закрыть этот гештальт.

– Рад нашему сотрудничеству, Антон Юрьевич.

– Думаю, сработаемся, Никита Сергеевич. После командировки приглашу вас на уху из Байкальского осетра. Любите уху?

– Любим.

Отвечаю за двоих и тепло прощаюсь с Гординым. Чувствую, как большая гора падает с плеч, и делаю глубокий вдох, когда мы с Кирой выходим на улицу.

Порыв прохладного ветра ударяет в лицо, облизывает шею, подхватывает клочок бумаги, валяющийся на асфальте. И я замечаю, как зябко ежится Ильина. Без слов снимаю с себя пиджак и накидываю ей на плечи, предлагая.

– Ну, что, отметим первую совместную сделку в Маке?

– Только недолго. Мне домой пора.

Помявшись, все-таки соглашается Кира. Плотнее кутается в пиджак и наверняка пропитывается запахом моего одеколона. Торопливо преодолевает расстояние до мигающей фарами Ауди и спешит скользнуть в салон.

Я же совсем не чувствую холода и даже подкатываю рукава рубашки. Но печку и обогрев сиденья включаю ради озябшей девушки.

– Два бигмака, две средних картошки фри, два сырных соуса и два ванильных капучино. Может, еще пирожок?

– Не надо.

– Пирожок не надо.

Подъехав к ресторану быстрого питания, я покладисто озвучиваю заказ и медленно продвигаюсь в очереди из автомобилей, чтобы забрать в окне выдачи два бумажных пакета с фаст-фудом.

В то время как я прикладываю карту к терминалу и расплачиваюсь, как благодарю вежливую девушку в желтой кепке, как откатываюсь к полупустой парковке, желудок громко ворчит. Напоминая о том, что неплохо радовать его чем-то, кроме литра хорошего и не очень кофе.

– Приятного аппетита.

Передаю Кире ее порцию и, не дожидаясь, пока она развернет упаковку, вгрызаюсь в сочный бургер. Едва не мычу от удовольствия и боготворю повара, слепившего этот шедевр. Проголодался.

В два счета расправившись с бигмаком, я приступаю к картофелю и замечаю, что Кира следует моему примеру. Обмакивает золотистые ломтики в сырном соусе и изящно отправляет их в рот.

Никаких диет. Никакой боязни поправиться. Никаких воплей о том, что есть жирное на ночь вредно. Нормальная земная девушка.

– Так все-таки, какие цветы, Кира?

Произношу негромко, возвращаясь мыслями к недавнему диалогу. Не то чтобы я планировал засыпать своего нового юриста букетами, но любопытство берет свое. По какой-то необъяснимой причине хочется знать, что обожает сидящая рядом девушка. Фанатеет ли она по легкому року, ходит ли на концерты «Сплина» и так же не любит горький шоколад, как раньше?