Глазами пришельца (СИ) - Влизко Виктор Борисович

Вдруг Рад увидел, как отодвинулась в сторону дверь и в комнату вошла женщина. В приятном полумраке отчётливо виднелся её волнительный силуэт.

— Путану вызывал? — вкрадчиво спросила гостья.

— Нет! — Рада бросило в жар.

— Тогда, наверное, твой друг заказал меня для тебя, как подарок, — и одежда соскользнула на пол.

Рад напрягся, проклиная Людвига. Только он способен на такой сюрприз. Не спросив, не посоветовавшись! Да что он себе позволяет! А сердце бешено забилось в груди, мысли устроили настоящую карусель, душа затрепетала. Как в тумане увидел Рад надвигающиеся глаза, лицо. И в тот же миг ужас парализовал мысли. Путаны не были так красивы! О, боже! К нему в постель ложилась Любава! Этого не могло быть! Но это происходило.

— Ты не рад? — горячее дыхание обожгло лицо.

— Я… я не знаю… — залепетал Рад. — Я не хочу…

— Молчи, будущий Герой, — пальчик прикоснулся к губам. — Сейчас ты можешь представить в своей постели всех Примадонн Земли. А может, тебе хочется позаниматься любовью с Мадлен?

— Я не готов! — выдохнул Рад.

— Ты великолепно готов! — и Любава грубо швырнула попытавшегося было подняться Рада обратно на кровать. Когда же он, возмущенный таким поведением, попробовал сопротивляться, с силой сорвала с него одежду и мощным ударом на время лишила сознания. Пришёл в себя уже со связанными руками. Любава истязала молодое тело. Пресытившись, ободряюще похлопала Рада по щеке.

— Ты непременно станешь Героем и женишься на Мадлен, — и развязала руки. — Тем более у неё никаких шансов пройти испытание. Но для этого тебе надо будет очень потрудиться. Думаю, в следующую нашу встречу ты не будешь таким скованным. Поверь в своё счастье…

Рад свернулся в клубок, диким взглядом провожая насильницу. Потом поспешно оделся, чтобы Людвиг не застал в таком виде и не догадался о происшедшем. Спазмы сдавили горло. Как он мечтал о такой встрече, сколько нежных слов приготовил для той, которая впервые разделила бы с ним постель! И как теперь посмотрит в глаза своей будущей жене? Грязь, всюду грязь! Она липнет, обволакивает тело! И как отмыться?!!

Продолжение дачной истории

Виталий Степанович сошёл с электрички и направился к своей даче. Улицы дачного посёлка имели не только номера, но и названия. Они извивались во всех направлениях, стиснутые то шикарными трёхэтажными коттеджами, то убогими фанерными домиками. Взобравшись на гору, Виталий Степанович устало оглянулся. В свои сорок лет давно забросил занятия спортом. И лишь нечастые поездки на дачу давали заряд бодрости на всю трудовую неделю. И всё же дыхание подводило. Пять дней с паяльником в руках. Испарения олова и канифоли. Отсюда и внезапные приступы мелкого кашля. Но здесь, вдали от города, дышалось легко. Правда, в такой ранний час веяло сыростью от расположенного неподалеку озера. Оттуда же наползали клочья тумана. Мирно шелестели не испорченные городским смогом берёзы. В погоне за лишними метрами, дачники изрядно потрепали эту чудесную берёзовую рощу. Но деревьев осталось достаточно, чтобы радовать и глаз, и душу, и лёгкие. Виталий Степанович подставил лицо первым лучам солнца, прибежавшим сюда по железной дороге, которая широкой просекой разрезала холмистую местность. Так и стоял бы, наблюдая, как тают туманные облака. Но надо идти. Тяжёлые сумки оттягивают руки. Да и Танюша заждалась. Дочка всегда встречает у окошка. Раньше приходила к электричке, но с тех пор, как на неё напала бездомная собака, не выходит из дома. Всё лето на даче. Любовь и боль. Пять лет назад дочку укусил энцефалитный клещ. Хватились поздно. От полного паралича удалось спасти. А вот правая нога… По дому ещё передвигается кое-как, а на улице только с помощью костыля. Виталий Степанович стряхнул мрачные мысли и расцвёл в улыбке. Танюше и своей печали хватает. Вот она радостно машет ручкой в окошке!

— Привет, моя маленькая красавица! — привычно поприветствовал Виталий Степанович и, бросив сумки у стола, поцеловал дочь.

— Папа, не называй меня маленькой, — обиделась Таня. — Мне завтра исполняется четырнадцать лет.

— Для меня ты всегда будешь маленькой, — Виталий Степанович дотронулся до носика дочки указательным пальцем. — Ну, рассказывай, как ты здесь хозяйничала?

— Я вчера грядки прополола! — чересчур громко похвасталась Таня.

— Молодец! — Виталий Степанович достал из сумки кассетный магнитофон «Легенда». — С наступающим тебя днём рождения!

— Ой, здорово! — Таня без особой радости положила подарок на стол. — А мама сегодня приедет?

— Наша мама дежурит в больнице, — Виталий Степанович внимательно посмотрел на дочь. — Будет с вечерней электричкой. А ты здесь скучаешь?

— С чего ты взял?

— Какая-то странная…

— Скучать не приходится, — нарочито громко перебила Таня и приложила палец к губам. — Ко мне Полина каждый день приходит. Папа, не хочешь посмотреть, как я грядки прополола?

— Да, зачем, — начал было Виталий Степанович, но Таня умоляюще сложила руки, а затем, выразительно проведя по шее ребром ладони, указала на потолок.

— Конечно, посмотрю, — понял желание дочери выйти из дома Виталий Степанович. — Давай прямо сейчас и посмотрим.

Таня взяла костыль и первой вышла на крыльцо. Потом увела отца вдоль грядок к теплице, которая ограничивала их небольшой участок. И только убедившись, что из окна мансарды никто за ними не наблюдает, быстро заговорила.

— Папа! У нас наверху какой-то мужчина!

— Мужчина?! — встревожился Виталий Степанович.

— Да! — Таня понизила голос. — Сначала выстрелы были, а потом он на веранду ввалился. Весь в крови, грязный. Я ему предложила уйти, а он, ни слова не говоря, забрался на мансарду.

— Он тебе ничего не сделал?

— Пусть бы только попробовал! У меня же пика.

— Пика — это для пугливых, — разволновался Виталий Степанович. — А когда стреляют…

— Привет соседям! — из-за теплицы появилась Виолетта Аркадьевна. Будучи на пенсии, она проводила на даче весь сезон, охраняя урожай и отдыхая от тесноты городского пространства.

— Здравствуйте, Виолетта Львовна, — Виталий Степанович быстро глянул на окно второго этажа своей дачи. — Вы у нас здесь самая информированная. Вот дочка говорит, что ночью стреляли?

— Ещё как стреляли! — непонятно чему обрадовалась соседка. — Опять какие-то скоты по теплицам шарили. Захотелось ранних помидорчиков на дармовщину. Но Олег Олегович — молодец! Из двустволки как пальнёт!

— И попал?

— Да нет. Убежали. А по мне таких гадов надо убивать и по-тихому закапывать. Чтобы не повадно было. А то развелось ворья, каждую ночь приходят! Ну, ладно, я пойду: у меня щи на плите стоят. Вот за укропчиком вышла. Приходите в гости. Щи у меня — витаминные!

— Обязательно придём, — пообещал Виталий Степанович.

— Что делать будем, папа? — Таня стояла, опираясь на костыль.

— Надо к Олегу Олеговичу идти, — принял решение Виталий Степанович. — У него двустволка.

— А если мужчина уже мёртвый?

— С чего вдруг?

— Разве не заметил, сколько крови на лестнице?

— Не обратил внимания, — признался Виталий Степанович.

— Давай возьмём пику и попробуем проверить? А что будем делать, если мёртвый? — Таня съёжилась от мысли, что на мансарде лежит труп.

— Хорошо, пойдём.

Ничего хорошего в этом не было. Но как порой хочется казаться в глазах детей героем! Сколько глупостей совершается из-за этого ложного чувства! Вот и сейчас, очутившись с короткой пикой у закрытого люка, Виталий Степанович почувствовал, что боится увидеть того, кто сейчас, возможно, затаился по ту сторону и только ждёт, чтобы ударить его по голове. Виталий Степанович нерешительно оглянулся. И встретился с глазами дочери. С любимыми глазами. Как можно поколебать веру, которую излучали они? И Виталий Степанович, с силой толкнув люк и вытянув вперёд пику, осторожно заглянул наверх. Мужчина, обнажённый по пояс, в синем облегающем трико, сидел на кровати, сложив ноги по-турецки, и смотрел на хозяина скорее с любопытством, чем с напряжением. Перед кроватью на испачканном кровью полу, лежала куча грязно-белого белья.