Жена для генерального - Мария Сергеевна Коваленко
Это была адская ночь. Я за компьютером на Лимасоле. В гостинице недалеко от морга, где лежало тело Карины. Штерн с термосом кофе у себя в охранном бюро.
Но если бы я только знал, каким «счастливым» будет следующей день и следующая ночь!
В аду нет отдельного круга для тех, кто обманывает любимых. Ад для них начинается при жизни. С пустой вешалки, где еще недавно висел женский плащ. С опустевших шкафов. С барной стойки, на которой, будто почетный караул, всегда стояло две чашки, а сейчас сиротливо поджидала одна.
Раньше я думал, что не смогу снова привыкнуть к женщине в своем доме. После смерти Насти ни одна из любовниц не оставалась здесь на ночь. Всем вызывал такси или отвозил домой на своей машине.
А с мышкой всего за месяц умудрился впасть в зависимость от нее в моей кровати, на моей кухне, на каждом сантиметре моего жилища.
Спать – только в обнимку. Есть – с рук. С закрытыми глазами брать что угодно с чужой вилки. Целовать перед сном, после сна и вообще при любом случае или без него. Спорить по рабочим вопросам, а потом еще жарче спорить о том, что дома работа не обсуждается.
Я не знал, как живут другие пары. Занимаются ли они сексом так часто, как занимались мы. Засыпают ли вместе перед телевизором, не досмотрев до конца ни одного фильма. Умеют ли целоваться настолько долго, что кофе приходится греть дважды.
Может, для кого-то это было неправильно. По-юношески, будто впервые окунулись в отношения.
Но у нас все получалось именно так. Без просьб, без бытового подкупа, без занудных разговоров о правилах и рамках, о которых из каждого утюга талдычат новомодные психологи.
Мне досталась неправильная мышка. Без стандартного женского набора привычек и напряженного графика «техобслуживания» в салонах и спа.
А ей достался я. Голодный до ее искренности. Слетающий с катушек от невинно закушенной губы или мелькнувшей в отвороте халата ножки. Любой телевизионной передаче предпочитающий смотреть, как подо мной выгибается и кончает любимая женщина.
Сложились, как пазлы.
Задышали полной грудью. Радость от жизни почувствовали. Пока одна сволочь в моем лице сама все не разрушила. Хладнокровно. За считаные часы.
Ночью, пожалуй, было больнее, чем днем.
После аэропорта я лишь на несколько минут заехал домой. Стиснув зубы, принял душ и переоделся. А ночью сбегать на работу было поздно.
Ночью пришлось знакомиться со всеми последствиями своего поступка. Под стук дождя в окно, под хмурый взгляд Бадоева, который до глубокой ночи не желал «выписываться» из моей квартиры. Под боль где-то в районе желудка, будто меня нафаршировали ядом и сейчас он медленно разъедал изнутри.
Во всей этой какофонии паршивых ощущений спасало лишь одно. Даже на секунду, на миг я не сомневался, что поступил правильно.
Наверное, это было стандартное оправдание для палача, но я верил, что другого выхода не существовало. Потерю одного урода – меня – мышка переживет. Переболеет, как тяжелой болезнью. К проклятию от Брошкиной добавится еще одно. И жизнь продолжится.
Но, если бы я позволил ей волноваться и дальше, если бы подверг риску жизнь неродившегося ребенка... собирать по осколкам было бы некого.
Оставалось успокаиваться тем, что все исправлю. Избавлюсь от врагов. Отвоюю свою девочку назад. Костьми лягу, но заставлю забыть все, что из-за меня пережила.
Нужно было только немного потерпеть. Хотя бы пять месяцев. До родов. Чтобы избавиться от главного риска. А потом хоть в бункер вдвоем. Хоть на яхте в открытое море.
Нужно было лишь протянуть полторы сотни дней.
Не позволить себе ринуться к Аглае среди ночи. Не разбить в хлам телефон от желания написать, что все вокруг ложь. Не сдохнуть в ее гостевой комнате, на ее кровати, представляя, как охрана собирала проклятый чемодан, а моя мышка боролась. Все еще надеясь на ошибку, не хотела уезжать. Вопреки фактам, верила в меня и в нас.
Эгоистом в паре может быть только кто-то один. И я стал им на полную катушку.
Соучастница-совесть молчала. Ключи от машины и телефон так и оставались в гостиной, подальше от меня. И не было никакого шанса отмотать назад.
Только как-то выжить. Без ласковых объятий. Без «люблю». Без собственного признания, которое уже давно созрело и через неделю-другую обратилось бы в кольцо.
Тяжелая это была ночь. Даже с моим похоронным опытом – адская. И только к утру, когда желание сдохнуть сменилось желанием убивать и руки не разбирая стали громить все подряд, стерва-судьба решила побаловать своего любимца.
Вначале я не понял, на что смотрю. Черно-белая распечатка с фотографией мальчика выпала из тумбочки как-то незаметно. Вначале я даже не обратил внимания эту бумажку. В спальне не осталось ни одной целой вещи, и груды мусора лежали повсюду. Лишь обернувшись перед уходом, зацепился взглядом за идеально ровный белый прямоугольник.
А потом чуть не оглох и не ослеп от шока.
Это было мое фото. Старое, детское, но мое. Где последний раз видел его, я помнил отлично, пусть и мечтал бы забыть.
А вот номер под фото, едва заметный, составленный из букв и цифр, заставил все же без сил опуститься на кучу мусора.
Это был он – тот самый неизвестный донор из досье Штерна. Номер, который я не мог вычеркнуть из памяти, хоть и смирился, что Аглая ждет ребенка не от меня.
Моя сладкая, моя замечательная девочка умудрилась из десятков кандидатов выбрать именно меня. Еще до знакомства. Ничего не зная обо мне. И так метко, что из груди рвалось что-то дикое. Похожее на хохот и вой одновременно.
* * *Не думал никогда, что стану отцом по-настоящему. Так, чтобы видеть своего ребенка, держать на руках и вдыхать аромат. За несколько лет после ухода Насти личная жизнь сама сменилась работой, а планы на будущее – стратегией развития компании.
Нормально было. Никакой головной боли и геморроя. Так
