Снежинка для бандита (СИ) - Лав Натали
В это время раздается стук в дверь.
Я не реагирую на него. Пусть меня кто-нибудь убьет уже. Я все равно после такого не смогу быть нормальной.
-Барс, открывай. Там Сивый звонит. Нам всем пи**ец из-за тебя.
Демид идет к двери как есть голышом. Распахивает ее и рычит:
-Чё надо?
На пороге тот громила, что отвозил меня к папе.
-Поехали, говорю! Совсем ума лишился? Там Сивый рвет и мечет.
Демид не впечатляется ни перепуганным голосом громилы, ни упоминанием Сивого.
-Чего истеришь? Щас лапулю одену и поедем.
-Барс! Девчонку велели оставить здесь.
-С чего вдруг? Я её с собой заберу. И с Сивым разберусь.
Я не успеваю испугаться из-за услышанного.
Громила бьет Демида в челюсть, тот отлетает к стене, а потом снова бьет его кулаком по голове. Тот съезжает по стенке вниз.
Но я не чувствую даже радости. Ничего не чувствую. Продолжаю лежать на полу. Голая.
Мужчина наклоняется надо мной и спрашивает:
-Живая?
Я молчу. Он накрывает меня сверху одеялом. В номер заходят еще двое мужчин.
Громила командует:
-Тащите его в тачку.
-Прям так?
-Бля! Барс - сука! Чтоб тебя!
Он приносит из ванной халат. Они кое-как натягивают вещь на Демида и утаскивают его из номера.
На выходе один из мужчин спрашивает у громилы:
-А девчонка?
-Сивый велел не трогать. Её щас отец заберет.
Он в спешке собирает вещи по номеру. И уходит.
А я остаюсь лежать на холодном полу, похороненная под обломками своих розовых замков. И не чувствую ничего. Даже радости от того, что сюда едет папа.
Демид
Ноги, обутые в берцы, мельтешат перед лицом. Хотя один глаз заплыл, вторым хорошо вижу, как одна из них со всего маху впечатывается мне в бочину. Захлебываюсь судорожным кашлем, переворачиваюсь на спину. Еще чуть, и мне придется удалять селезенку. Хотя, скорее всего живым из этого подвала я не выйду. В моем мире репутация - это такая же важная часть игры, как и в бизнесе. Даже важнее. А я испортил не свою. Уважаемого человека. Я Сивого понимаю. Если бы какой-нибудь сопляк выкинул то же, что и я, я бы велел его закопать живьем. Так что к нему у меня претензий нет. Сам дурак. Вот сдалась мне эта дырка? Срубил бабла, вернулся в Москву и е*и, кого хочешь. Потом вспоминаю, как классно было внутри тугого девичьего тела и, б*я, таких до нее не встречал. Может быть, я бы и сдержался, если бы не пара колес, после которых море мне стало по колено. Но не факт.
Не знаю, сколько времени меня бьют. И парней, которые используют меня как боксерскую грушу, тоже не знаю. Это и к лучшему. Потом, если бы выжил, я бы такого никому из знакомых не спустил. Да и этих я тоже найду. И грохну. Шрэк еще сука, меня сдал. Привез прямо в руки к Сивому. Хотя я бы и сам пришел. Против него мне переть еще рано. Но наступит и такое время, когда я смогу.
Если наступит.
Переворачиваюсь снова на бок и закрываюсь, потому что в этом положении я менее уязвим.
И думаю, когда меня в крайний, раз так лупили. Пожалуй, это было в детдоме. Еще до того, как я научился рвать глотки зубами, чтобы выжить.
Ожидаю следующего удара. Боль можно вытерпеть. Она проходит, как и всё остальное.
Вдруг раздается знакомый голос:
-Хватит пока.
Сивый! Пришел-таки сам. Значит, что-то надо. Значит, сейчас не убьют.
-Что ж ты, Демидушка, меня, старика, позоришь? Или ты не знаешь, как с насильниками принято поступать? Думаешь, из-за твоих заслуг не прикажу тебя опустить?
Тут главное не пасовать.
-Да ты, чё? Дядь Тём! Какой насильничал?! У нас с ней все добровольно было. Я как ее увидел, так сразу влюбился. Веришь?
И я улыбаюсь разбитыми в кровь губами. Жуткое зрелище, потому что лицо у меня все тоже залито кровью. Ах, Лера, Лера, как дорого ты мне досталась. Но ничего. Я ее обязательно себе заберу. Только Сивого немного утихомирю.
В эту же секунду моего лба касается холодное дуло пистолета.
-Пи**ишь ты, как дышишь, Барс. Что мне должно помешать вышибить тебе мозги?
И он передергивает затвор. Ему остается только нажать на спусковой крючок.
Лера
Не знаю, сколько прошло времени, но вот дверь в номер снова открывается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})-Лера! - слышу голос папы.
-Папочка! - зову его.
Медленно приподнимаюсь с пола и сталкиваюсь взглядом с отцом. На его лице - ужас. Я придерживаю на себе одеяло. Мне очень стыдно. Постель не успели перестелить и на ней отчетливо видны кровавые пятна.
-Папочка! - всхлипываю я, - Нужно вызвать полицию.
Он пришел. И теперь все будет хорошо. Я справлюсь. Не сразу замечаю, как выражение его лица меняется.
-Какую полицию? Чтобы все кому не лень говорили, что моя дочь - шлюха? Что они тут с тобой делали?
-Папочка! Я же не виновата! - сильнее прижимаю к себе одеяло.
Что он такое говорит? Он же мой отец! Чудовище, которое со мной это все сотворило, нужно найти и посадить.
-Так как с тобой обращаются только с проститутками! - орет отец.
А у меня все внутри замирает от его слов.
Он продолжает орать:
-Значит, ты сама дала повод! Я - то думал, что вырастил порядочную девушку, а ты... Эх!
Его презрительный взгляд режет меня без ножа. Я, глупая, думала, что больнее уже не будет.
-Собирайся! - резко бросает он мне.
Он прекрасно видит, в каком я состоянии, но даже не делает попытки мне помочь. Я кутаюсь в одеяло, подбираю спортивки и разорванную майку. С вещами иду в ванную, меня слегка шатает. Там я одеваю брюки, которые мне дал Демид, и завязываю кое-как на себе футболку. Потом выхожу, подбираю с пола шубу и сапоги. Едва не падаю от того, что кружится голова. Сажусь на кровать и обуваюсь. Сапоги на тонкой шпильке, как я в них пойду, не знаю.
Папа все это время стоит у входа в номер. У меня не возникает даже мысли спорить с ним и настаивать, чтобы он вызвал полицию. Ведь в номере полно доказательств. Я думаю, что он делает так, как лучше для меня. Я не знаю, как смогла бы рассказывать чужим людям о том, что со мной делал этот скот.
Меня штормит, и только тогда папа поддерживает меня под локоть. Но у меня такое чувство, что он в любой момент отдернет руку, да еще и брезгливо вытрет ее салфеткой. Я больше не его принцесса. Я чья-то подстилка.
-Надень капюшон и надвинь его на лицо. Не хочу, чтобы ты на камерах светилась. И так теперь позора не оберешься.
Он доводит меня до машины и заталкивает на заднее сиденье. Он приехал один.
Мы доезжаем до дома в тягостном молчании. А все должно было быть не так. Почему он не хочет за меня вступиться? У него же есть знакомые, деньги. Он может, если захочет. Не хочет?
Он заводит меня в дом. Мы идем в кабинет. Мама видит меня и бросается ко мне с воплем:
-Лерочка!
Но он останавливает ее коротким движением руки:
-Погоди ты, курица.
Она тихо семенит за нами.
В кабинете я без сил опускаюсь в кресло. Мне бы лечь, отдохнуть. Да и к врачу, наверное, надо.
Но первое, что папа спрашивает:
-Как ты попала к Власову?
Я и не подумала о том, чтобы солгать, как-то обелить себя.
Тихо шепчу:
-Я сама к нему пришла.
Допрос продолжается. Без всякого сочувствия.
-В чем ты была одета?
-В нижнем белье и шубе, - ответ звучит еще тише.
-Ах, ты, б***ь! - вскрикивает он и замахивается, чтобы ударить.
Но у него на руке виснет мать:
-Не надо, Илюша! Она и так едва живая.
Но он стряхивает ее с руки, делает шаг ко мне и хватает меня за подбородок, поворачивает мое лицо к себе то одной стороной, то другой и спрашивает зло:
-Почему на лице следы от пальцев? Ты у кого-то из этих в рот брала?
Я краснею от его слов, а он отпихивает меня за лицо от себя. И правда берет салфетку, а потом вытирает руку, которой до меня дотрагивался.
Я все же решаюсь заговорить:
-Папочка, меня изнасиловали. Я не хотела...
Его взгляд я запомнила на всю жизнь.
-Я ж любил тебя...