Сара Джио - Фиалки в марте

Как-то раз, когда мне было пятнадцать, мы с моей кузиной Рэйчел пробрались в ланаи, открыли заветный шкафчик с темными плетеными дверцами и выпили по четыре стопки рома, пока в другой комнате взрослые играли в карты. Помню, как мне хотелось, чтобы веранда перестала кружиться. С тех пор я больше не пью ром.

Би вернулась с двумя бокалами «Гордон грин» — огуречный сок, смешанный с соком лайма, немного джина, сахарный сироп и щепотка морской соли.

— Ну давай, рассказывай.

Я сделала глоток и подумала, что рассказывать-то и не о чем. Ни одной мысли. В горле снова встал ком. Я открыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, однако слова не шли, и я уставилась на свои колени. Би понимающе кивнула.

— Все ясно.

Мы сидели молча и глядели на завораживающие языки пламени до тех пор, пока у меня не отяжелели веки.

Не знаю, что разбудило меня утром: то ли волны, которые обрушивались на берег с таким грохотом, что казалось, будто бы море стучится прямо в дверь, то ли аппетитный запах из кухни — пахло блинчиками. Никто уже не ест на завтрак блинчики, по крайней мере, взрослые точно не едят, тем более в Нью-Йорке. Возможно, я проснулась от дребезжания мобильника: он трезвонил между диванных подушек. Ночью я так и не дошла до гостевой спальни: свалилась от усталости. Или перенервничала. А может, все вместе.

Откинув одеяло, которым меня заботливо укрыла Би, я заметалась в поисках телефона. Звонила Аннабель.

— Привет! Хочу узнать, как ты добралась. Все в порядке? — весело сказала она.

Честно говоря, порой я искренне завидую Аннабель. Жалею, что не могу, как она, дать волю чувствам и хорошенько выплакаться. Видит бог, мне бы это не помешало.

Сейчас Аннабель на месяц переселилась ко мне — ее соседи сверху решили научиться играть на трубе.

— Кто-нибудь звонил? — с надеждой спросила я.

Конечно, она поняла, кого я имею в виду. Довольно жалко с моей стороны, но мы с Аннабель уже давно не стесняемся выглядеть несчастными друг перед другом.

— К сожалению, нет.

— Ну и ладно. Как ты там?

— Нормально. Сегодня утром встретила в кафе Эвана.

Эван — бывший парень Аннабель, тот, за которого она не вышла, потому что он не любил джаз; впрочем, других причин тоже хватало. Давайте-ка по порядку… Он храпел. И ел гамбургеры — серьезный недостаток, ведь Анни вегетарианка. Да, еще имя. Нельзя выходить замуж за человека по имени Эван.

— Вы говорили?

— Вроде того. — Голос подруги вдруг стал отстраненным, словно она делала два дела одновременно. — Правда, вышло по-дурацки.

— Что он сказал?

— Познакомил меня со своей новой пассией, Вивьен.

Аннабель произнесла имя девушки, как будто это было название заразной болезни вроде чесотки или стафилококковой инфекции.

— А ты, случаем, не ревнуешь, Анни? Вспомни, ведь это ты его бросила.

— И нисколько не жалею.

Так я и поверила!

— Анни, я знаю Эвана. Если ты позвонишь ему прямо сейчас и скажешь, что чувствуешь, он твой. Он до сих пор тебя любит.

В трубке молчали, словно подруга размышляла над моими словами.

— Алло, Анни, ты там?

— Угу. Прости, отвлеклась. Курьер принес посылку, нужно было расписаться. У тебя всегда так много почты?

— Значит, ты ничего не слышала?

— Прости. Что-то важное?

— Нет, — вздохнула я.

Аннабель считает себя неисправимым романтиком, но ни это, ни ее социологические исследования не помешали ей достичь немыслимых высот в умении разрушать отношения, когда дело касается любви.

— Ладно, позвони, если захочешь поболтать, — сказала она.

— Обязательно.

— Я тебя люблю.

— А я тебя. Да, не смей трогать мой увлажняющий крем от Лауры Мерсье! — полушутя-полусерьезно предупредила я.

— Постараюсь, но только если пообещаешь хорошенько выплакаться.

— Договорились.

Выйдя на кухню, я с удивлением обнаружила, что Би там нет и никто не хлопочет. Зато на столе меня ждали блинчики, маленькая стопка ломтиков бекона и банка домашнего малинового варенья. Радом лежала записка:

«Эмили!

У меня дела в городе, не хотела тебя будить. Оставляю тарелку твоих любимых гречневых блинчиков и бекон (разогрей в микроволновке, сорок пять секунд на максимальном режиме). Вернусь после обеда. Я отнесла твои вещи в комнату в конце коридора, располагайся. Обязательно погуляй после завтрака. Залив сегодня великолепен.

С любовью,

Я посмотрела в окно. И правда, серо-голубая вода, пестрая полоса берега с песчаными и каменистыми участками вперемешку — просто дух захватывает! Захотелось побежать туда прямо сейчас и собирать ракушки, переворачивать камни в поисках крабов или сбросить одежду и доплыть до буйка, как когда-то в детстве. Погрузиться в таинственную и прекрасную морскую пучину. На какую-то долю секунды я почувствовала себя живой, но это ощущение сразу исчезло. Я полила блинчики вареньем и принялась за еду.

Кухонный стол выглядел совсем как раньше: желтая клеенка с ананасами, салфетница, украшенная ракушками, кипа журналов. Би читает каждый номер «Нью-Йоркера» от корки до корки, потом вырезает понравившиеся статьи и отсылает мне, предварительно обклеив бумажками с комментариями. Сколько раз я твердила ей, что сама выписываю журнал… Би не переубедишь.

Я засунула тарелку в посудомоечную машину, вышла в коридор и стала открывать все двери подряд, пока не нашла комнату, куда Би отнесла мои сумки. Странно, в детстве я часто навещала Би, но ни разу не заходила в эту комнату, словно ее вообще здесь не было. Впрочем, у Би есть обыкновение запирать некоторые комнаты, и мы с моей сестрой Даниэль до сих пор не понимаем зачем.

Да уж, эту спальню я бы не забыла. Розовые стены, самый ненавистный для Би цвет. Мебели немного — кровать, комод, тумбочка и большой шкаф. Выглянув в окно, которое выходило на западную сторону залива, я вспомнила, что Би предложила погулять. Распакую вещи позже, решила я, и отправилась на берег, не в силах сопротивляться его притяжению.

Глава 3

Я не удосужилась переодеться или причесать волосы, что обязательно сделала бы в Нью-Йорке. Натянула джемпер, сунула ноги в темно-зеленые резиновые сапоги, которые нашла в чулане, и вышла на улицу.

Как ни странно, в прогулках по вязкому песку есть нечто целебное; видимо, ощущение хлюпающей под ногами жижи посылает мозгу сигнал, что можно немного расслабиться. Именно это я и сделала тем утром. Даже не отругала себя, когда вновь подумала о Джоэле, перебирая в памяти подробности прошлой жизни, просто наступила на пустой крабий панцирь и раздавила на тысячу кусочков.