Мириам Рафтери - По вине Аполлона

Внутри дом пострадал не слишком сильно. Разбитые оконные стекла и посуда, отвалившаяся штукатурка да пара тонких трещин, змеившихся по стене кухни, были, пожалуй, самыми серьезными повреждениями. В открытые окна проникало уже гораздо больше света. Натаниэль задул свечу, и мы вышли в сад. Или, вернее, туда, где когда-то был сад.

Гигантская трещина образовалась футах в двадцати от дома, на том месте, где был розарий. На другой стороне трещины почва опустилась на несколько футов. Все постройки были засыпаны землей, запах свежей земли пропитывал воздух. Кукольный домик, в котором Виктория играла со своими куклами, помещения для слуг, беседка, мастерская Натаниэля — все это лежало в руинах. Лишь каретны сарай уцелел.

— Мой аэроплан! Он наверняка не выдержал землетрясения такой силы. Но модель, чертежи. — Натаниэль бросился к груде обломков, бывших когда-то его мастерской, и принялся растаскивать расколотые и погнутые доски.

Я положила руку ему на плечо.

— Ты их там не найдешь.

— Что-то же должно было остаться, — упрямо проговорил он, отталкивая меня и продолжая рыться в обломках.

Я встала перед ним.

— Ты не найдешь их там, потому что вчера ечером, пока ты помогал Виктории собираться, я унесла их. Они в твоем кабинете.

Он застыл, выронив доску, которую держал в руке. При взгляде на него у меня сжалось сердце. Рубашка и лицо были забрызганы грязью, волосы спутаны, но выглядел он при этом еще более привлекательным, чем всегда.

— Ты обо всем подумала, да?

— Надеюсь, что так. — Я нервно посмотрела на горизонт, где в небо поднимались пока еще не слишком густые клубы дыма, освещенные первыми лучами солнца.

Натаниэль проследил направление моего взгляда,

— Пожар. — Он резко, с присвистом втянул воздух. — Он принесет большие разрушения?

Я приготовилась сообщить ему самое худшее.

— Должно быть, это «ветчинный» пожар. Он возник, как считают, оттого, что кто-то готовил себе завтрак, когда началось землетрясение. Отсюда и название. Будут и другие пожары, десятки пожаров.

— Да, пожарным придется потрудиться.

— Все обстоит гораздо хуже. Дело в том, что во время землетрясения нарушилась система водоснабжения города.

— Боже мой! Это означает, что…

— Весь город сгорит, — увидев потрясение в его глазах, я шагнула вперед, борясь с искушением погладить его по небритой щеке кончиками пальцев. — Центр, китайский квартал, Ноб-Хилл, практически вся та часть, что существует со времен золотой лихорадки, а также большая часть портового района превратится в пепел, — продолжала я. — Но город отстроят заново. Ты увидишь, через несколько лет он станет даже больше, чем раньше.

Натаниэль покачал головой.

— Он никогда не будет прежним.

— Нет, — согласилась я, — не будет. Но иногда перемены бывают к лучшему. — Только не для меня, подумала я, вонзая ногти в ладонь. Мой мир превратился в кошмар, от которого нельзя было избавиться.

— Да, — по его лицу промелькнуло выражение, которому я не сумела дать определение, — я заметил. — Спустя минуту он вытер пот со лба. — Ты уверена, что с моим домом ничего не случится? Что он не пострадает ни от пожара, ни от утечки газа?

— Уверена. Согласно известным мне историческим данным, Пруденс — она была твоей женой, — я чуть не подавилась этим словом, — оставалась в доме все то время, пока в городе бушевали пожары, и с ней ничего не случилось.

В этот момент наше внимание привлек женский крик. Натаниэль схватил меня за руку, мы повернулись и побежали через улицу, обогнув дымящуюся трещину в середине.

— Это Миллисент! — Мейбл, рыдая, бросилась к Натаниэлю. — Она там внизу, но я не могу до нее добраться.

Она указала на нагромождение камней, в самом низу которого был узкий лаз. Выглядела эта каменная «конструкция» довольно неустойчивой.

Натаниэль встал на колени и протиснулся в лаз. Сердце у меня бешено забилось при мысли о том, что все эти камни могут обрушиться на него. Но спустя секунду он вылез назад. Лицо у него было угрюмым.

— Я вижу ее, но не могу до нее дотянуться, — объявил он. — Нам придется разобрать этот завал сверху. Пойду поищу еще мужчин.

Я откашлялась.

— Дай я попробую.

— Это не женское дело. Слишком опасно.

— Я меньше тебя. Думаю, я смогу пролезть.

Прежде чем он успел возразить, я влезла в тоннель и проползла под упавшей балкой, которая, судя по всему, преградила путь Натаниэлю. Надо мной скрипели и скрежетали тонны камней, отчего волосы у меня становились дыбом. Миллисент хныкала, а я медленно продвигалась вперед. Еще чуть-чуть и еще…

Наконец я доползла до нее. Ее рука была согнута под неестественным углом, она невнятно постанывала.

— Успокойтесь, — сказала я. — Мы вытащим вас отсюда.

На лице ее появилось потрясенное выражение, когда она перевела взгляд с моего мужского костюма на мое лицо, но, по крайней мере, она перестала плакать. Я попыталась сдвинуть камни, державшие ее в плену, закрыв глаза и приготовившись к худшему при звуке смещения камней у меня над головой.

— Тейлор, с тобой все в порядке? — донесся снаружи голос Натаниэля.

— Пока да. И с Миллисент тоже. Скрипя зубами, я тащила и толкала и каким-то образом мне наконец удалось добиться того, что Миллисент смогла распрямиться из своего скрюченного положения и лечь на живот лицом к выходу. Когда я прикоснулась к ее руке, она застонала. Поддерживая ей руку, насколько это было в моих силах, я направляла ее по тоннелю дюйм за дюймом. В какой-то момент земля снова задрожала и на нас посыпалась пыль. Во рту у меня мгновенно пересохло. Это был последний отголосок землетрясения. При моем везении меня вполне могло засыпать, похоронив заживо в этой каменной могиле.

Я не помню запаха лучше, чем запах сырого утреннего воздуха, который я вдохнула, вылезши наружу, хотя к нему и примешивался резкий запах дыма. Натаниэль прижал меня к себе. Мне было слышно, что сердце у него стучит как молот.

— Слава Богу, ты жива, — прерывисто проговорил он. — Никогда больше не пытайся сделать что-нибудь подобное.

— Я не потерплю, чтобы мной командовали, ни ты, ни кто другой, — выпалила я, прежде чем до моего затуманенного сознания дошло, что им движет беспокойство за меня.

Мейбл хлопотала вокруг Миллисент, потом она заметила ковыляющего к нам от своего дома доктора Грили в ночной рубашке с лицом, серым как пепел.

— Миллисент повредила руку, — простонала она. — Вы должны что-то сделать, доктор.

— Мой дом, труд моей жизни, — слезливо пробормотал доктор, оглядываясь на развалины, оставшиеся от его дома.

— Сейчас не время предаваться жалости к себе, — сурово сказал Натаниэль. — У вас больной, которому нужна помощь, и я уверен, что скоро таких людей будет множество.