Энн Харрел - Огонь Менестреля
Единственная неизменная составляющая ее бытия — это долгие часы за роялем. Рядом с ней никого нет, и она может надеть на себя все что угодно; бой часов не объявляет о конце рабочего дня, никто не указывает, что ей нужно делать. Кроме Шаджи, конечно. Но она не обязана слушаться ни его, ни кого-либо другого. И мало кто видит ее напряжение, ее пот и слезы.
Она снова вспомнила Мэтью Старка — его неприступность, едкое чувство юмора, несокрушимую уверенность в себе. Ему решительно все равно, что пишут о ней в «Ньюйоркере», в «Вог» или где-то еще. Он назвал ее милашкой. Солнышком. Ее, которую называют красивейшей пианисткой мира.
Интересно, где он сейчас? Чем занимается? Думает ли о ней так же часто, как она думает о нем?
Лэн сидел в баре. Он ни словом не обмолвился о том, что прошлым вечером ее отчего-то одолел Шопен.
— Поговорим потом, — сказал он. — Иди, тебя ждут люди.
Она благодарно кивнула, сбросила виниловые ботинки, достала из сумки золотистые туфли Д. Д. с Т-образным ремешком спереди и, надев их, прошла к роялю. У рояля стояли посетители. Они любят ее. Но сегодня она сомневалась, что сможет порадовать кого-либо. Она слишком устала, и голова ее занята другим. Ей хотелось знать, что говорили друг другу мать и тетя Вилли. Хотелось выяснить, кто охотится за Менестрелем. И почему. И что теперь делать ей? Какова во всем этом роль сенатора Райдера? Что делал дядя Джоханнес в Амстердаме? Кто такой Хендрик де Гир? Что с приятелем Мэтью Старка?
Сплошные вопросы. А ответов нет.
Хотя, это не совсем так. У нее есть ответ на главный вопрос. Она знает, у кого Менестрель.
Она начала с нескольких отрывков из Эби Блэйка, потом перешла к Колу Портеру, а затем чередовала одного с другим. Она уже ни о чем не думала и не видела ничего вокруг. Она играла. И на этот раз не музыка управляла ею, а она музыкой. А вскоре ее перестало беспокоить, кто кем управляет, она играла просто ради игры. Джулиана ощущала такой мощный подъем, что не смогла бы описать его словами, даже если бы захотела. Просто ей нравилось играть. Впервые за многие месяцы ее игра выражала что-то настоящее. Ее настроение, ее чувства, ее смущение и страх. Она разговаривала с ними. Они сконцентрировались в кончиках ее пальцев.
Закончив исполнение, Джулиана вскочила — возбужденная, вспотевшая и опустошенная. Она улыбнулась Элу, который ждал ее с традиционным бокалом минералки. Лэн так и просидел в баре, хлопая вместе с остальными. Неплохо получилось. Она завела публику, но самое главное — завелась сама.
— Видишь, как трясутся стены? — спросил он. — Детка, я знал, что так и будет, стоит только тебе собраться. Ты сегодня была абсолютно свободна. Мне понравилось. И еще… — Он замолчал, его глаза сузились. Он смотрел на неожиданно побледневшую и оцепеневшую Д. Д., которая с открытым ртом уставилась куда-то в глубину бара. — Что такое? Опять Старк?
Она слабо кивнула головой, не в силах произнести что-либо. Ей казалось, будто она, как в тех мультиках с котом Сильвестром и койотом Вайлом, когда они вмазываются в кирпичную стенку, — будто она тоже разлетится сейчас на мелкие кусочки.
— Кого-нибудь надо выкинуть отсюда?
— Нет, — тихо, едва слышно, сказала она. — Пожалуйста, не надо.
— Ладно, крошка. Если понадобится, скажешь.
— Хорошо, — пробормотала она.
Она медленно встала и, бесшумно пройдя в глубину бара, облокотилась на стойку рядом с Эриком Шаджи Шидзуми.
Вдоль всей узкой зеленой улицы выстроились машины, и Мэтью пришлось припарковаться с другой стороны, прямо напротив дома сенатора Райдера. Его машина явно будет мешать движению. Ну и ладно, черт с ним. Пусть разворачиваются и едут другой дорогой. Он не собирался надолго задерживаться здесь. Они с Райдером жили всего в нескольких кварталах друг от друга, но никогда не сталкивались. Раньше такое бывало, но это всегда были случайные встречи, еще в те времена, когда Старк работал в «Вашингтон пост» и его приглашали на вечеринки, где собирался вашингтонский бомонд. Там нельзя было показаться в армейских ботинках, пить пиво и говорить о бейсболе. Он иногда ходил на них от нечего делать, если не подворачивалась возможность прочесть последнюю книжку, в пух и прах раскритикованную в книжном обозрении «Ньюйоркер», или сходить на какой-нибудь матч, — и всегда демонстрировал там тот цинизм и безучастность, которых все ждали от него. В бесконечной веренице комнат, наполненных антикварными вещами, первоклассным серебром, мужчинами и женщинами, для которых результаты голосования были единственным показателем того, что происходит «где-то там, в мире», он понимал, сколь сильно он отличается от них. От избранных. Все они, разумеется, читали «Горячую зону» — или делали вид, что читали. «Написано так реалистично», — говорили они ему, словно что-то знали об этом.
А вот Джулиана Фолл совсем другая, вдруг подумал Мэтью. Она не притворяется. Если ей неизвестно, кто ты такой, то она просто посмотрит сквозь тебя и все. Конечно, с ее нежной красотой и мировым именем она вполне вписалась бы в вашингтонское высшее общество. От артистов никто не ждет, что они будут в курсе последних событий. Им простительно витать в облаках.
Он одним прыжком преодолел пролет крыльца и несколько раз стукнул кулаком по двери гранатового цвета. Дом Райдера был выстроен в изысканном нордическом стиле — с черными ставнями, венецианскими окнами, пилястрами, сверкающими медными украшениями и изящной оградой из кованого железа. На двери висел еловый венок с шишками. Конечно же, его повесила прилежная консьержка. Золотой парень Сэмми Райдер во всем стремился соблюсти вкус и добиться совершенства. Старк подумал о своем доме. Он нуждается в ремонте. Нездорово нуждается.
Райдер сам открыл дверь. Сейчас, в отутюженных брюках и простом свитере, молодой сенатор выглядел еще более богатым, красивым и изысканным. Скоро его будут умолять баллотироваться в президенты. Но Мэтью не дурак, его не проведешь. Он знает, кто такой Сэмми Райдер.
Старка не порадовала побледневшая физиономия Райдера.
— Что тебе нужно?
— Хочу поговорить с тобой.
— Я не могу. У меня нет времени, я собираюсь уходить.
— Это займет всего несколько минут.
Мэтью решительно вошел в холл. Здесь чувствовался налет элегантной простоты — стены кремового цвета, обстановка времен королевы Анны. Какое совершенство. Райдер стоял у двери, не закрывая ее, и свежий ветер врывался в теплое помещение.
— Я не хочу тебя видеть, — сказал сенатор. Его высокомерие было неубедительным, сквозь него проглядывал страх. — Уходи, пока я…
— Пока что? Ты ничего не сделаешь, Райдер. Сейчас, когда на тебя насел Фил Блох, ты не осмелишься.
