Иветта Корпорон - О чем шепчут кипарисы
Yia-yia потянулась к Дафне и взяла ее руку в свои ладони.
– Я понимаю, тебе трудно понять и поверить в это. В свое время я испытывала такие же чувства. Я росла здесь, в этом доме, с мамой и бабушкой. И однажды, собираясь поиграть с цыплятами, обнаружила бабушку на коленях под кипарисом. Она плакала. Мне тогда было лет пять, примерно как сейчас Эви. «Yia-yia! – спросила я, подойдя сзади и обняв ее за плечи. – Yia-yia, что случилось?» Не вставая с колен, она повернулась, посмотрела на меня и заплакала: «Все решено, ты стала избранной». И притянула меня к себе. «Что решено?» – удивилась я. В этот момент Yia-yia повернулась и рассказала, какая судьба мне уготована и что наступит день, когда остров заговорит со мной. Многие пытались услышать слова в шелесте кипарисов, но они будут говорить – со мной. Это произошло, когда я стояла в дверях ателье и смотрела на Дору. В тот момент я поняла, почему плакала моя Yia-yia. Моя судьба была одновременно и благословением, и проклятием.
– Твоя судьба? – Дафна не могла поверить своим ушам.
– Моя судьба была предопределена еще до моего рождения, Дафна. Мне было суждено слышать шепот кипарисов. Об этом даре мечтают многие, но я получила его, как Мидас золото. И поначалу не знала и не могла понять, почему именно я стала избранной. Но потом я привела в свой дом семью Янни. Дора тогда замкнулась в себе, и несколько недель мы прожили в молчании. Я делилась с нею тем малым, что имела сама, и постепенно она начала рассказывать мне об истории своей семьи, о культуре и религии своего народа и о том, чему она научилась, работая в ателье рядом с мужем. Она показала мне, как починить блузку и сшить юбку из мешка, в котором хранился рис или мука. Как из лоскутов и тряпок, которые можно было найти в доме, сделать красивую вещь на продажу. Мы чинили старую одежду, шили новую и получали за работу еду и необходимые припасы. Мы с твоей мамой голодали бы, если бы не Дора и все то, чему она научила меня. Я спасла Дору, а она, выходит, спасла меня. Мне потребовалось время, чтобы понять это. Иногда, Дафна mou, когда мы не знаем, какой путь выбрать, или теряем надежду и веру, нужно лишь остановиться и прислушаться. Бывает, что решение совсем близко, но ты его еще не слышишь. Кипарисы постоянно что-то нам шепчут, надо лишь уметь различать их голос.
От этих слов Дафна застыла на месте. Год за годом она слушала бабушкины истории, сидя на этом самом стуле, и иногда даже мечтала о том, чтобы они оказались правдой. В детстве она часто размышляла, каково это, сидеть на пиру Аида рядом с Персефоной. Или, если бы, в отличие от Психеи, она смогла устоять перед соблазном и не взглянула бы украдкой на спящего возлюбленного. Но это было так давно, почти целая жизнь прошла! Те самые слова, которые она когда-то мечтала услышать, теперь привели ее в ужас. Разве такое возможно? Как Yia-yia может слышать голоса умерших людей? Как их может приносить ветер? Это какое-то сумасшествие.
И все же Дафна сделала то, что обещала: слушала бабушку, не перебивая, открыв сердце и заглушив голос разума. И сейчас, когда Yia-yia закончила рассказ, у Дафны остался всего один вопрос. Самое последнее, что ей необходимо было знать.
– Бабушка, они по-прежнему говорят с тобой?
Старушка ответила без тени сомнения:
– Да, конечно. Мой дар до сих пор со мной.
Легкий бриз пронесся над их головами и зашелестел листьями волшебных деревьев, которые окружали их со всех сторон. Дафна задержала дыхание и прислушалась. Ничего. Лишь колыхание листьев, пляшущих на ветру. И это подтверждало то, что она и так уже знала. Никакого шепота кипарисов нет.
– И что они говорят тебе?
Бабушка не ответила.
– Что они тебе сейчас говорят? – настойчиво повторила Дафна вопрос.
Ветер стих. Бабушка отпустила ее руку и заглянула в глаза. Наконец она сказала:
– Они говорят, что этот мужчина не для тебя. Не нужно выходить за него замуж, Дафна. Тебе не следует этого делать.
Глава 29
Коннектикут и Бруклин
2008
Родители Алекса настояли, чтобы его похороны прошли в епископальной церкви, где он был крещен. Когда их сын венчался в греческой православной церкви с ее странными традициями и непонятным языком, они очень переживали. Но Дафна была непреклонна: свои первые шаги как муж и жена они должны сделать вокруг алтаря церкви ее детства, той, где Алекс в течение нескольких месяцев терпеливо дожидался благосклонности ее родителей. Но страсть, с которой она принимала каждое решение, когда Алекс был жив, после его смерти сменилась полным безразличием.
– Мне все равно, ведь его больше нет! – эти слова она повторяла постоянно: когда распорядитель похорон спрашивал, в какой костюм облачить Алекса – в синий или в тонкую полоску; и когда полицейские сообщили ей, что водитель грузовика, врезавшегося в машину Алекса, действительно был пьян; и когда его мать, вся бледная, интересовалась, не возражает ли Дафна, чтобы прощание состоялось в церкви, которую ее сын посещал в детстве. – Мне все равно, его больше нет! – вот единственный ответ, на который она была тогда способна.
Но мрачное безразличие, с каким она встретила день похорон Алекса, к вечеру сменилось сильной усталостью, смешанной с чувством признательности. В церкви она сидела, не шевелясь, и наблюдала за церемонией. Это было скромное и цивилизованное прощание, никто не рыдал и не бросался на гроб, как часто делают женщины с черными вуалями на греческих похоронах. Священник оказался молодым, со светлыми волосами. Со скромным белым воротничком, он был полной противоположностью разодетым в богатые рясы служителям церкви, которых привыкла видеть Дафна. Он был назначен сюда недавно и никогда не встречался с Алексом. Пока он монотонно читал мессу, Дафна оглядывалась по сторонам и думала, насколько эта церемония обезличена и лишена эмоций, и именно за это была ему признательна.
После похорон и обеда в клубе Дафна села в черный автомобиль, который должен был отвезти ее назад в Бруклин – в ту жизнь, где у нее больше не было мужа. Эви, никогда не любившая долгих поездок в автомобиле, начала плакать в тот самый момент, когда они выехали на шоссе.
– Леди, может быть, остановиться? – Водитель взглянул на Дафну в зеркало заднего вида. – Все в порядке?
– Все хорошо, – пробормотала она.
Когда плач Эви перешел в крик, он снова поинтересовался:
– Леди, я могу остановиться, если нужно?
Не отрывая взгляда от окна, Дафна сунула в ротик Эви еще одну бутылку с молоком.
«Его больше нет, и мне все равно».
Войдя в квартиру, Дафна поставила на пол кресло-переноску, расстегнула пуговицы и, сбросив на пол свое простое черное платье, переступила через него. Затем, радуясь, что дочка наконец уснула, она перенесла ее в кроватку. В последнее время укладывание Эви на ночь превратилось в настоящую битву, но сейчас у нее не осталось ни сил, ни мужества, чтобы ее выдержать. Положив дочь, она сняла с переноски медальон, который защищал малышку от сглаза, и пристегнула его на место, к белой оборке мягкого кроватного заграждения. Потом налила себе большой бокал вина и, забравшись в кровать, потянулась за телефоном.
