Линн Мессина - Дизайн мечты
Один резкий порыв ветра, и Таллулаленд был готов рухнуть. Моя вина — я непочтительно отзывалась о москитных богах, пыталась что-то построить, вырастила в сердце крошечный росток надежды, не затоптав его на корню.
Слова Кэрол стали последней каплей, соломинкой, сломавшей спину верблюда, но меня не трогали ее желчь, недоброжелательность и непомерное самомнение. Меня душили слезы о моем прекрасном мире, лежавшем в руинах, и я смотрела на отца, ожидая и от него комка грязи на свежую могилу. Плечи у меня были расправлены, спина прямая, в душе крепла решимость не раскисать. Даже с разбитым сердцем я не собиралась унижаться, объяснять, оправдываться или молить о понимании. Буду просто стоять, выпрямившись и расправив плечи, и приму все, что услышу.
Со стороны отца неожиданно послышалось непочтительное фырканье — звук недоверия и нетерпения.
— Кэрол, не будь смешной. Таллула ничего не украла у этого человека.
Это бред… Галлюцинации, как у утопающих от недостатка кислорода, — они видят красочные миражи, а в душу снисходит небывалый предсмертный покой, о котором мы столько слышали. Не мог отец произнести ничего подобного, я точно знаю. Мы в театре, где за него говорит мошенник-чревовещатель.
— Не украла? — с вызовом спросила Кэрол. Ну еще бы, она-то знала правду: Джозеф Уэст не настоящий, рядом манекен, кукла со стеклянными глазами.
— Разумеется, нет. Если тот человек распространяет ложь о моей дочери, этому может быть лишь одна причина: он сам украл дизайны у Таллулы. — Отец посмотрел мне в глаза: — Я прав?
— Да, — ответила я. Напряжение спины и плеч ослабело, но настороженность не проходила — я боялась, что разговор с отцом мне почудился (вдруг опять проделки синапсов?).
Кэрол недоверчиво прищурилась, словно ей предложили купить Бруклинский мост.
— Почему ты так уверен?
— Я знаю работы своей дочери, — деловито заявил отец. — Вон тот диван — вариация ее раннего проекта. Боковые швы диванных подушек сшиты швом ее матери. Столы сделаны в стиле оп-арт — Лу всегда восхищалась ранними работами Бриджит Райли. Настенный светильник в виде звезды с лучами изготовлен из модернизированного алюминия — именно такой материал использовал бы я сам. Кроме того, — несколько запоздало добавил он, — Уэсты не крадут чужие идеи. Мы в них не нуждаемся.
Впервые после смерти матери я не чувствовала себя сиротой. Вот для чего нужны родители — принимать сторону своих детей и верить в них, несмотря ни на что.
Пока Кэрол извинялась, я старалась обрести самообладание. Я отчаянно пыталась казаться хладнокровной, а не женщиной на грани истерики, когда Кэрол уверяла, что сожалеет о досадном недоразумении. Она держалась отчужденно и неискренне: единственное, о чем Кэрол явно сожалела, — что выдвинутые против меня обвинения оказались ложными. Все это было не важно, главное — ее извинения позволили мне выиграть немного времени. Я глубоко вздохнула, сосчитала до десяти и задалась вопросом, что дальше.
— Я думала, ты в Италии, — неловко сказала я, нарушив паузу, повисшую в воздухе после извинений Кэрол. Я хотела поговорить о другом, но язык не повиновался, слова вылетали изо рта без приглашения, как мыльные пузыри из детского водяного пистолета.
— Мы там были, — подтвердил отец. — Но сократили поездку. Моя помощница переслала твою открытку на Капри.
Эмоции, которые я надежно оттеснила за полицейское оцепление, рванулись вперед, локтями расчищая себе путь к месту преступления. Сначала папин «прыжок веры», теперь — сокращенный ради меня отпуск…
— Спасибо, — мягко сказала я, с трудом преодолевая комок в горле.
— Не мог же я это пропустить. — Отец снова огляделся, задержав взгляд на столах, светильниках, подушках. — Твоя мать очень гордилась бы тобой, Таллула.
— Я знаю, — ответила я. Глаза ярко блестели от непролитых слез. Утверждаю без зеркала — блестели, я ощущала, как слезы стоят в глазах.
Почувствовав, что в первый раз сказал что-то к месту, папа поспешил закрепить успех:
— Я хочу приобрести диван.
Выражение ужаса на лице Кэрол было настолько комичным, что я хихикнула. Звук вышел совершенно детским. Папа подмигнул.
— Но, Джозеф, он же ни к чему не подходит в нашей квартире, — пробормотала Кэрол.
Папа пожал плечами:
— Сделаем ремонт и оформим квартиру заново.
— Диван твой, — сказала я. — Хочу, чтобы ты принял его в подарок. — Одна восемнадцатая моего наследства казалась сущей мелочью по сравнению с мимолетным ощущением, что у меня есть отец.
— Оформим заново? — Кэрол сморщила нос. — Мы же переделали интерьер перед самым венчанием!
— Нет, я все-таки настаиваю на оплате. — Папа вытащил чековую книжку. — Раздавать товар даром — плохой бизнес, а я не для того растил дочь, чтобы она стала плохим предпринимателем. Сколько? И не делай мне скидки как родственнику!
— Но диван слишком большой! Куда мы поставим домашний кинотеатр?
— Хорошо, — сдалась я, и по щекам покатились уже не сдерживаемые слезы. За последние двадцать минут на меня обрушилась эмоциональная буря такой силы, что я уже ничего не могла сдержать. — Пять тысяч долларов. Доставки придется ждать от шести до восьми недель.
— Слышишь, Кэрол? — восхитился отец, забавляясь отчаянием жены. Вот почему он жил с Кэрол: его смешили ее капризы. — У нас два месяца на покупку меньшего телевизора. — Папа подписал чек, вырвал его из чековой книжки и протянул мне. — Нам пора. Мы приехали на выставку прямо из аэропорта и оба устали. Придешь к нам завтра на ужин?
— Но как же… — запротестовала Кэрол, — завтра мы ужинаем с Престонами, и…
Взгляд отца придавил ее к самому полу, и она немедленно заткнулась. Бедняжка Кэрол, сначала ей пришлось раньше срока вернуться из Италии, затем ее попросили не смешить людей, а в перспективе ожидал обед в компании неуравновешенной падчерицы-плагиаторши вместо милых сердцу Престонов. Но Кэрол была не обделена смекалкой и знала, когда промолчать. Она не желала способствовать наведению мостов между отцом и дочерью, но и не хотела подъезжать к ним на экскаваторе с тяжелой «грушей» — просто была готова подождать, пока все разрушится само собой.
— Завтра вечером? — переспросила я. С языка готовы были сорваться разнообразные предлоги, увертки и уклончивые ответы, которые я держу наготове специально для подобных случаев, но мне вдруг расхотелось к ним прибегать. После сегодняшнего огромного «прыжка веры» я не хотела огорчать отца.
— Отпразднуем твой успех, — продолжал папа, пытаясь сделать приглашение как можно более заманчивым. Он по-прежнему не понимал, когда поступал неправильно, и искренне считал себя идеальным отцом, однако был способен признать прогресс, различить новаторство, когда оно стоит перед ним плача, и не хотел сейчас стать ренегатом.
