Джулия Кендал - Портреты
– Тебя еще не хватало, маленькая дрянь, – прошипела София.
Макс неожиданно рассмеялся, причем на этот раз искренне и с удовольствием. Его смех казался странным посреди всего этого ужаса, и лицо Софии стало еще более напряженным.
– Боже, Клэр, ты просто создана, чтобы вернуть миру чистоту. А еще говорила, что не умеешь складно выражать свои мысли. – Он подошел, обнял меня и прижал к себе.
– Спасибо тебе, дорогая, но не беспокойся, ты напрасно стараешься меня защитить. Мне отлично известны ее фокусы. Ты совершенно права, если бы это было правдой, она бы давно этим воспользовалась. – И знаешь, София, – обратился он к ней, отпуская меня, – тебе, наверное, трудно это понять, но даже если бы ты сейчас не лгала, это не имело бы большого значения. Я обожал Дэниела с момента его появления на свет и никогда не переставал любить его или, если хочешь, память о нем. А к Гастону я почувствовал симпатию сразу, вовсе не подозревая, что он мой сын. Впрочем, ты же не знакома с Гастоном. Итак, теперь после того, как мы разобрались с еще одним из твоих обманов, не перейти ли нам к тому, что произошло тогда на самом деле. Знаешь, я нашел Жози.
– Это... это невозможно. Жози умерла! Она утонула вместе с Дэниелом. Перестань, Макс. Я начинаю всерьез думать, что ты – сумасшедший.
– Она жила в Ницце. Вдруг запаниковала и забрала племянника из Сен-Виктора, того самого племянника, чей портрет написала Клэр, и который так меня заинтересовал. Похоже, она не хотела, чтобы многие увидели его лицо, впрочем, как и ее собственное.
– Я ничего не понимаю, но, если ты уверен, что это была Жози, то она и должна была объяснить тебе все! Вероятно, она сбежала, чтобы избавиться от ответственности.
– Жози не смогла ничего объяснить. Мой милый кузен Роберт убил ее, а Дэниел видел, как это случилось.
София поднесла дрожащую руку ко рту.
– Да, я понимаю, что ты разволновалась. Жози сломала шею, София.
– Н-нет...
– Да, теперь я все знаю, София, – вы с Робертом украли Рембрандта, и Роберт убил Бэнкрофта. Потом по какой-то причине вы отняли у меня сына и заставили думать, что он мертв. А теперь, если ты хочешь спасти свою шкуру, то в твоих интересах начать говорить, а ты ведь всегда дорожила своими интересами.
– Я ничего тебе не скажу! – крикнула София. – Ты не можешь ничего доказать. Слова ребенка никто не станет принимать всерьез!
– Ты все скажешь, София, – холодно продолжал Макс. – Скажешь, если хочешь сохранить жизнь. Я отлично помню, как ты стремилась покончить со мной. Теперь настала твоя очередь. Если тебе повезет и ты перестанешь упрямиться, то тебя обвинят лишь в пособничестве убийству. Тем более за сроком давности тебе ничего не грозит. Лучше признайся сперва мне или тебе придется говорить с полицией. Так или иначе ты заговоришь, и лучше начни с Дэниела.
Как ни странно, Макс своего добился. София с такой силой вцепилась в ручки кресла, что ее изящные руки стали похожи на когти.
– Я же знала, что из-за этой проклятой картины будут неприятности! Я это просто сразу почувствовала, хотя не подозревала, что это Дэниел!
– Итак, – произнес Макс, – это правда. – Губы его побелели от гнева. Он добился от нее признания, и я могла представить себе, что он чувствует.
– Да, черт тебя подери, правда, – ты это хотел услышать?
– Мне кажется... – сказал Макс, – мне кажется, тебе лучше все рассказать по порядку. Все началось с появления Жозефины Ла Саль и кончилось с ее смертью, не так ли? Ты наняла ее няней к Дэниелу, поручив заодно приглядывать за мной.
– Да, – отчетливо произнесла София. Вероятно, она наконец решилась рассказать ему правду и спасти себя. – Это она, подслушав твой телефонный разговор, рассказала нам о Рембрандте. Ты упомянул, что стоимость картины приближается к четверти миллиона фунтов, и говорил так уверенно, будто не сомневался в том, что это подлинник. Роберт решил, что украсть его будет совсем несложно, и попросил Дэвида Бэнкрофта найти частного покупателя. Дэвид сказал, что на черном рынке можно получить за картину полмиллиона. Роберт заставил Жозефину сфотографировать картину. Мы уже распределили роли, но потом Дэвид и Роберт поспорили из-за того, кому какая причитается доля... У Роберта было ружье, они стали за него бороться, и оно выстрелило. Бэнкрофт умер на месте. Нам надо было что-то придумать, и вот Роберту пришло в голову обвинить тебя.
Макс посмотрел на нее с отвращением.
– Он так и не смог отделаться от застарелой привычки. Кто-то позвонил мне, изменив голос. Очень умно. Я на это попался. Потом вы поехали в ресторан, и Роберт бросил тело Бэнкрофта на аллее, а ты как ни в чем небывало пошла в бар и случайно заметила меня, как ты потом сообщила. В это время Жози украла картину из моего дома, воспользовавшись своими ключами.
– Да.
– Да. А можно спросить, что было с картиной дальше?
– Я... я не знаю.
– Не знаешь? Брось, София. Мне в это трудно поверить.
– Не знаю, клянусь тебе. Роберт куда-то спрятал ее, чтобы найти покупателя. Я не знаю, где она, но он ее не продал, это точно. Во-первых, после смерти Бэнкрофта он потерял связи, и потом считал, что надо выждать, чтобы все успокоилось.
Макс покачал головой.
– Вы с Робертом друг друга стоите. Знаешь, София, по-моему, тебе вообще неизвестно, что такое совесть. Жаль, что мне понадобилось столько времени, чтобы это понять. Единственное, что тебе удалось сделать хорошего – дать жизнь Дэниелу, да и то против своей воли. А потом ты ухитрилась от него избавиться. И здесь начинается следующая глава этой славной истории. Вы, конечно, все здорово придумали, но меня все-таки отпустили. И что было дальше? Я хочу знать, почему Жози увезла Дэниела во Францию, и зачем ты убедила меня в том, что они погибли.
– Я хотела как лучше, Макс, – не поднимая глаз произнесла София. Она выглядела сейчас перепуганной, и, вероятно, у нее были на то основания.
– Лучше для кого, София? Для тебя? Или, может быть, для Дэниела? Да, вероятно, для него. Ты решила, что он будет куда счастливее у совершенно чужих людей в крошечной французской деревеньке, оторванный от родных и одинокий. Думаю, когда меня выпустили из тюрьмы, ты поняла, что я снова захочу забрать ребенка, и решила, что лучше уж подстроить его неожиданную смерть, чем отдать мне. Какой великолепный способ причинить мне боль, и до чего это на тебя похоже, София!
– Нет! Макс, все было не так!
– В таком случае, может, ты мне объяснишь, как именно?
– Роберт испугался. Он был уверен, что тебя обвинят. А Дэниел... Я опасалась, что он станет преследовать Дэниела.
– Преследовать Дэниела? – удивленно переспросил Макс, подойдя к ней. – Но почему, почему, София? Зачем ему было преследовать ребенка, которому едва исполнилось три года?
