Эйлин Гудж - Снова с тобой
Бабушка фыркнула.
«Прошу тебя, молчи!» – безмолвно взмолилась Ноэль.
Но блеск в бабушкиных глазах не предвещал ничего хорошего.
– Вот что я вам скажу, доктор Ходжкин: можете написать в отчете, что Ноэль – лучшая мать в мире. Да она готова пожертвовать жизнью ради дочери!
– Не сомневаюсь, – учтиво отозвалась Линда, не удосужившись поправить собеседницу, которая переврала ее фамилию.
Бабушка указала узловатым пальцем на блокнот.
– Ну так запишите это!
– Бабушка, прошу тебя… – умоляюще выговорила Ноэль.
Но это не остановило Дорис.
– Стыд и позор, когда судьи позволяют поливать грязью невиновных! Кельвина Рипли я знаю с тех пор, как мы учились в школе. Уже в те времена он был подхалимом и ничтожеством. И теперь мне совершенно ясно: в черной мантии он не стоит и материи, из которой она сшита!
Линда прищурилась, прикрыв глаза голыми веками.
«Простите», – беззвучно произнесла Ноэль. Она мягко взяла бабушку за руку, но та нетерпеливо оттолкнула ее.
– Я еще не закончила! – заявила она.
– Пожалуй, я зайду в другой раз, – решила Линда, многозначительно взглянув на Ноэль.
Минуту Ноэль стояла неподвижно, слишком потрясенная, чтобы сдвинуться с места. Она не верила своим глазам. Оправдались худшие из ее опасений. «Я должна остановить ее. Спасти хотя бы остатки своей репутации!» Как в день встречи с Робертом, Ноэль почувствовала, будто что-то в ней пробуждается к жизни. Что-то подталкивало ее к решительным действиям подобно сильному порыву ветра. Она шагнула к бабушке и положила ладони ей на плечи. Но бабушка упрямо высвободилась, пошатнулась, и Ноэль поспешила подхватить ее. И вдруг, к ее ужасу, обе они повалились на пол. Ноэль крепко ударилась спиной, бабушка распростерлась на ней и вскрикнула. Ее крупное и тяжелое тело придавило Ноэль к полу.
Минуту они лежали неподвижно, ошеломленные падением, а потом разом зашевелились, но никак не могли распутать руки и ноги и встать. Ноэль сумела подняться только после того, как Линда протянула ей руку. Вдвоем они поставили бабушку на ноги и усадили на ближайший стул.
Бабушка прижала ладонь к высоко вздымающейся груди.
– Боже всемилостивый! Я думала, что придушила тебя!
«Так и получилось – в переносном смысле», – с беспросветным отчаянием мысленно ответила Ноэль. Даже если бы эту сцену поставил сам Роберт, она не произвела бы худшего впечатления. Только Богу известно, что теперь напишет в отчете Линда Хокинс. «Наверное, наш дом показался ей приютом для умалишенных… а мы с бабушкой – его пациентами».
Но бабушка споткнулась и упала случайно, хотя ее действия могли быть истолкованы превратно. Ноэль не собиралась извиняться за нее.
Тем не менее психолог помедлила у двери, по-видимому, ожидая объяснений.
– По-видимому, ваша бабушка строго придерживается своих убеждений, – сухо заметила она.
– Не стану спорить. – На языке Ноэль уже вертелось замечание, которое могло бы смягчить ситуацию, но даже слепой увидел бы, что ее положение безнадежно. Когда же Ноэль снова открыла рот, ей показалось, что кто-то другой, почти всегда молчащий человек, произнес за нее: – Жаль, что мне так долго не хватало смелости отстаивать мои убеждения.
Номер был записан на липкой бумажной ленте, приклеенной к телефонному аппарату. Много дней назад Ноэль записала его на всякий случай. И вот теперь, после неудачной беседы с психологом, она решилась набрать эти несколько цифр. Она не знала, живет ли ее знакомая по прежнему адресу. Не подумала, чем объяснить свое длительное молчание. Она поняла лишь одно: хватит ждать, когда Господь Бог или судья Рипли решат ее судьбу.
Свершилось чудо: на звонок ответили почти сразу.
– Алло!
– Гвен? – Ноэль крепко вцепилась в трубку. – Гвен, это Ноэль Ван Дорен… понимаю, я слишком долго не звонила…
Гвен Нолан издала гортанный смешок, и Ноэль представила, как она садится в кресло, прикуривая сигарету, – крепко сложенная женщина с усталыми глазами, повидавшими слишком многое, и заразительной улыбкой ребенка.
– Вот это да! Где же ты пропадала?
– Пыталась остаться трезвой, – ответила Ноэль с грустью, напоминая о том, что известно каждому пациенту общества анонимных алкоголиков: на их пути слишком много рытвин и ухабов. – Гвен, я звоню вот по какой причине…
Через час, пообещав побывать на завтрашнем вечернем собрании в Первой баптистской церкви, Ноэль повесила трубку и почувствовала себя увереннее и сильнее. Зачем она так долго медлила? Чего боялась?
«Ты избегала не только разговоров с Гвен», – шепнул ей внутренний голос.
Ей требовалось поговорить еще с кем-нибудь. С человеком, способным пролить свет на происходящее. Кто лучше ее бывшей соседки Джуди Паттерсон знает, как ей жилось в доме номер 36 по Рамзи-Террас?
Через несколько минут Ноэль уже вела свой «вольво» к Рамзи-Террас. «Джуди тоже мать, – думала она. – Она поймет, что мне пришлось пережить». Они не были слишком близки, но, несмотря на трусость, проявленную Джуди в тот злополучный день, она всегда была хорошей соседкой. Прошлой зимой, пока Ноэль болела гриппом, именно Джуди принесла ей кастрюлю куриного бульона и предложила присматривать за Эммой. Неужели теперь Джуди откажет ей в помощи?
Ноэль подъехала к длинному дому Паттерсонов, выстроенному в стиле ранчо, в половине четвертого. Дом выглядел запертым и покинутым. У Ноэль упало сердце, но она тут же вспомнила, что таким он был всегда. Джуди поддерживала во дворе безукоризненный порядок – никаких велосипедов и качелей перед крыльцом, никаких мячей на подъездной дорожке. Ее мужу Блейку принадлежала сеть дешевых аптек, он проводил в поездках несколько месяцев в году. Джуди по утрам играла в теннис в клубе и занималась в тренажерном зале. Детей она отправляла в дневной лагерь или в летнюю школу или же оставляла играть у бассейна на заднем дворе.
Джуди открыла дверь очень быстро. В бермудах, накрахмаленной белой блузке и переднике с вышивкой «Лучший повар в мире» она выглядела безупречно, как всегда. Но, судя по всему, увидеть Ноэль она не ожидала. От удивления даже приоткрыла рот.
– Ноэль! Что ты здесь… то есть вот так сюрприз!
– Прости, что я приехала без звонка, – начала Ноэль. – Я не вовремя?
Помедлив, Джуди посторонилась, пропуская ее в дом.
– Я пеку кексы для благотворительного базара – мы собираем средства для «Малой лиги». Не спрашивай, почему именно я! Ты же знаешь, я никому не могу отказать. Проходи же! Ты поможешь мне приготовить глазурь. – Ей не удалось замаскировать смехом нервозность.
Бывшая соседка Ноэль была худощавой и белокурой. Именно так она описала бы себя, решив поместить объявление в рубрику «Знакомства» (впрочем, сама мысль об этом была абсурдной). Да, именно так – «худощавая блондинка». Как будто этого достаточно, незачем даже быть симпатичной. Впрочем, ее глаза нравились Ноэль – бирюзовые, с густыми темными ресницами.
