Их любимая - Дана Блэк
Это все не по-настоящему, нет.
Неловко попыталась открыть дверь. Не получается, с задержкой понимаю, что в пистолет вцепилась обеими руками. С трудом разжала пальцы, и оружие с оглушающими грохотом бухнулось под ноги.
Тихо, тихо...
Это мне только кажется.
Выйти не решаюсь, обернуться не могу. Стою и вслушиваюсь в звуки за спиной, но там ничего, тишина.
Я ведь его не убила?
- Дим? - позвала и не выдержала, обернулась.
Муж лежит в той же позе, подогнув ногу. В паре метров от меня. Не двигается, и я не вижу отсюда, он жив?
- Дима, ты живой? - внутренний голос орет, что надо бежать быстрее, по пути вызвать скорую, и ему помогут, не могла я его убить.
Но ноги приросли к месту и, кажется, что за дверью не улица, а обвал, пропасть, в которую я шагну, если брошу его здесь, и назад дороги уже не будет. Муж, каким бы он ни был - умрет.
И как я буду с этим жить?
- Дима, вставай! - взмолилась и приблизилась.
Надо свет включить, а мне страшно, в слабом свете уличных огней вижу его бледное лицо с закрытыми глазами, острый нос.
И темное пятно на светлых брюках справа у бедра.
- Дима! - наклонилась и шлепнула его по щеке.
Он глаз не открыл, и даже ресницы не дрогнули, я смотрю на пятно.
Кровь идет. И у меня руки в крови, моей или мужа - уже не разберу.
Дрожащими пальцами коснулась его шеи, прижала, в попытке нащупать пульс, замерла.
И шумно выдохнула - жив.
Я не убийца.
Но тут нужна скорая.
Начала шарить по его карманам, нащупала свой телефон. Влажными пальцами завозила по экрану, размазывая бурые полосы, не попадая по иконкам.
Скорая...
Нет. Сначала надо позвонить Аресу, хоть кому-нибудь из Северских, узнать, где мой сын и потом...
Чуть не заорала от громкого, пронзительного звонка в дверь.
Такой длинный, тревожный дзи-и-и-инь, после которого наступило затишье. Огромный дом, минимум мебели, гулкие комнаты, я сижу на полу перед мужем, который истекает кровью - я словно в фильме ужасов. Слышу, как бешено стучит сердце, как на стене тикают круглые часы, как за дверью, снаружи шумит двигатель.
Был звонок или у меня галлюцинации начались?
Боюсь дышать и тело словно каменное, не могу шевельнуться.
Затаилась.
И снова едва не заорала, когда звонок повторился. Метнулась по полу, с размаху налетела на тумбочку. Стеклянная ваза покачнулась, рухнула, с громким звоном в стороны брызнули осколки, рассыпались цветы.
Господи...
Уставилась на темнеющую створку двери.
И раздался стук.
А после суровый мужской голос:
- Маргарита, я слышу, что вы там. Откройте. Это Роман Емельянович. Ольшанский.
Кто?
Молчу.
И за дверью тоже молчат, ждут. Там, снаружи, заиграл телефон, вызов сбросили. И голос нетерпеливо повторил:
- Вы прятаться собираетесь? Это Роман Емельянович. Мы с вами как-то встречались. Я отец Лидии. Открывайте, есть разговор.
Лидия...
Сразу вспомнила и блондинистую невесту Ареса, и ее отца - самодовольного дядьку в дорогом костюме, с которым мы виделись в доме у папы. Он смотрел на меня так, словно я ему чем-то обязана, как и все вокруг.
Какого черта он приперся?
- Маргарита, - выплюнул он по ту сторону мое имя. Начал злиться, - вы взрослая женщина, зачем детский сад устраиваете?
- Что вам надо? - отозвалась и поднялась с пола. Покосилась на лежащего без чувств Диму и приблизилась к двери. - Уже поздно, я легла спать.
- Я много времени не займу. Хочу только обсудить одно фото, сделанное прошлой ночью в таунхаусе Северского.
Прошлая ночь...
Закусила губу.
Таунхаус и Арес, бассейн, журналисты и я на пороге - это будто в другой жизни было, не со мной, все с ног на голову встало так быстро. Сейчас мой сын неизвестно где, за спиной лежит муж с простреленным бедром, мне нужно вызвать скорую и меня, наверное, арестуют...
И приперся какой-то Роман Емельянович и пристает с дурацкими фото.
- Уезжайте, уже поздно, - потребовала. - Если хотите что-то сказать - встретимся завтра утром.
- Не утром, - отрезал он. - Маргарита, я вам не мальчик - бегать туда-сюда. И я прямо сейчас хочу обсудить ваши отношения с женихом моей дочери.
- Нет у нас никаких отношений!
- Открывайте. Я не уйду.
- Черт...
Оглянулась на Диму.
Что делать?
Нет времени, может, он умирает, пока отец Лидии торчит на крыльце со своими идиотскими выяснениями.
- Маргарита.
- Ребенок и муж спят, я сейчас выйду! - рявкнула и схватила с вешалки кардиган. Закуталась в него, пряча бурые пятна, что украшают белый костюм, сунула ноги в туфли. Повернула защелку, глубоко вдохнула и рванула на себя дверь.
- Здрасьте.
Тараном поперла на крыльцо и сразу закрыла дверь, не давая отцу Лидии заглянуть в дом. Спиной загородила вход и сложила на груди руки.
- Слушаю вас.
Он болтать не торопится, молча оглядывает меня, в удивлении изогнув густые брови. И я с ужасом представляю, что он видит - бледная, растрепанная, в засохшей крови.
- Что у вас случилось? - спросил он.
- Говорите, что хотели - и уходите.
У Романа вытянулось лицо - не привык, что ему отвечают в таком тоне. Он мрачно усмехнулся и кивнул мне за спину.
- Пройдем в дом.
- Не пройдем.
- Очень интересно, - протянул Роман и сунул руки в карманы брюк. - Обычно люди предпочитают со мной дружить. Ссорятся только идиоты или бессмертные. Вы к какой категории относитесь?
- Вы хотели спросить про Ареса, - переступила с ноги на ногу, - Я никак не собираюсь мешать его свадьбе с вашей дочерью, - и это правда. Хватит. Ничего не выйдет. - Мы, вообще, с мужем и ребенком скоро улетаем обратно в Грецию, - вру. - Это вы хотели услышать?
- Примерно.
- У вас все?
Он внимательно меня изучает. Бегут секунды. Такие драгоценные. Я смело смотрю на него, не отвожу глаз.
И хочется плакать.
Безумие.
Куда нас все это завело? Если бы я только знала, чем все закончится - ни за что, ни ногой в этот проклятый город, да я бы лучше лоботомию сделала, чтобы стереть из памяти фамилию братьев, я больше не хочу ничего помнить, от этой любви одно лишь зло.
- Ладно...- начал Роман. И осекся, когда из дома раздался протяжный стон.
И
