Его другая - Элла Александровна Савицкая
Ставлю чайник, чтобы заварить себе чай, когда в дверь вдруг раздаётся звонок.
Витая в облаках, даже не задумываюсь о том, кто это может быть. Соседка ли, или Мариам? Мне все равно, если честно.
Спешу открыть дверь, но тут же застываю на пороге.
— Лусинэ? — вылетает из меня нервно.
Женщина, окинув меня презрительным взглядом, бесцеремонно входит в мою квартиру.
— Поговорить нужно, Оля, — бросает через плечо и не разуваясь, проходит по коридору.
Заглядывает в комнату, и я вижу, как с отвращением морщится её лицо при виде не застеленной кровати.
Тревога внутри меня закручивается мгновенно, но я стараюсь подавить её, потому что теперь на моей стороне Давид. Он сделал свой выбор, и бояться мне нечего.
Закрыв дверь, прохожу на кухню, а Лусинэ входит за мной.
— О чём Вы хотели поговорить? — оборачиваюсь, встречаясь с ней взглядом.
— Я так понимаю, что Давид сегодня ночевал у тебя? — произносит холодно.
Уверенно киваю.
— Да.
Сильно стиснув губы, она бросает свою сумку на мой стол.
— Сядь, Оля, — говорит приказным тоном.
— Мне удобно и так.
— Сядь, сказала.
Не знаю почему, но я опускаюсь на стул. Будто мне на плечи ложится неподъемная тяжесть и буквально придавливает к месту. Мать Давида подходит и становится прямо напротив меня.
— Думаешь, ты такая умная? — цедит, смотря на меня сверху вниз, — Считаешь, если Давид таскается к тебе каждый день, то женится? Ошибаешься!
Отрицательно мотаю головой.
— Я не прошу его жениться.
— Это сейчас. Потом попросишь. Но он не женится. Знаешь почему? Потому что ты для него игрушка, Оля. Девочка, с которой можно провести хорошо время.
— Это неправда. Давид любит меня, — цежу сквозь зубы и вздрагиваю от неприятного смеха.
— Может быть, ты так думаешь.
— Нет, — резко встаю, до боли сжав кулаки. — Давид любит меня. Он сам мне сказал. И он не женится на Ани. Потому что это кощунство жениться на той, кого не любишь. А вы, как любящая мать, его поймете. Ведь вы хотите ему счастья, правда?
— Какая ты дура! — опешиваю от такой грубости и теряюсь, но Лусинэ не даёт мне возможности даже в себя прийти, — Думаешь, я не люблю его? Счастья ему не хочу? Это я и делаю, когда пытаюсь уберечь его от тебя! Ты же своей пустой головой не понимаешь, что значит пойти против семьи. Это у вас здесь женятся и разводятся когда захотят, а у нас так не принято! Если женился, то на всю жизнь. Женщину после развода в собственной семье уже не примут, поэтому к браку у нас относятся серьезнее. Как и к той, на ком женятся. Даже если Давид сейчас откажется от Ани, то на тебе не женится никогда. Разве он захочет это сделать, если вся семья от него отвернется? Вся, не только мы с Тиграном. Его на порог не пустит ни один член нашей семьи. Останься он один — последняя о ком он будет думать — это ты.
— Как Вы можете так говорить? — шокировано вскрикиваю, — Разве можно отказаться от собственного сына только потому, что он влюбился в человека, не угодного Вам?
— Ты живешь в своем мире и не желаешь видеть, что существуют другие миры и традиции. Если Давид хотя бы заикнется отцу о том, что выбрал не армянку, он его из дома взашей погонит. Ты этого хочешь?
— Да как же… — лепечу, а сама лихорадочно вспоминаю слова Давида о том, что ему нужно будет перевести свои вещи.
Меня бросает в холод, по спине струится мороз.
— Да так! Не ты первая, кто считает, что может влезть в годами выстроенные устои. Не ты последняя. Но жить с этим потом МОЕМУ сыну! Сыну, которого не пустят больше на порог никто из нашей семьи. Ты дрянь эгоистичная, подумала об этом?
— Это неправда! Нельзя так поступать! Вы не сможете. Хотя может быть Вы как раз и сможете, — тут же исправляюсь, потому что понимаю, что эта женщина, наверное, действительно смогла бы отказаться от своего ребенка, — но не Тигран Арманович. Он справедливый и любит Давида. Он не поступит так с родным человеком!
Карие глаза, испещренные морщинами, сощуриваются.
— Ты в это свято веришь?
— Да!
— Ну что ж. Пойдём.
— Куда? — торопею, смотря, как она тянется за своей сумкой.
— Снимать твои розовые очки.
Глава 42
Останусь пеплом на губах, Останусь пламенем в глазах, В твоих руках дыханьем ветра. Останусь снегом на щеке, Останусь светом в далеке, Я для тебя останусь — светом… (с) Город 312 — Останусь
Не знаю, как я одеваюсь и расчесываюсь. На автомате сажусь в такси, вызванное Лусинэ и еду молча, сидя рядом с ней.
В памяти всплывает наш ночной разговор с Давидом. Его тревога, сочащееся напряжение, фразы о том, что мы справимся. Неужели это правда? Неужели он готов быть со мной, зная, что его ждёт такая участь?
Сердце раздувается от боли и любви к нему. А еще ноет. Изводится в страхе, потому что я все еще надеюсь, что это неправда. Что любящие родители не смогут отказаться от своего ребенка.
Прихожу в себя, когда такси останавливается у «Ахтамара».
Выбираюсь на улицу, осматриваясь по сторонам.
— Зачем мы здесь?
Выйдя из машины, Лусинэ становится рядом.
— Ты же думаешь, что Тигран пойдёт против традиций ради семьи? — надменно окатывает меня взглядом, — Так я тебе покажу как на самом деле обстоят дела. Может, тогда ты поумнеешь и поймешь, что ждёт Давида в будущем. Дай свой телефон.
Машинально разблокирую его и вручаю ей. Она вводит какой-то номер, звонит на него, а когда из её сумки доносится мелодия, отдаёт мне его обратно.
— Трубку не бросай, — достаёт свой мобильный и принимает вызов. — Подождёшь здесь.
Оборачиваюсь по сторонам и отхожу немного подальше от входа. Ребра вибрируют от галопа, которым скачет сердце, я дрожу, не понимая, что она будет делать, а потом слышу в трубке голоса.
— Лусинэ? — удивленный Тиграна Армановича.
— Здравствуй, — и уважительный, мягкий матери Давида.
— Проходи. Ты как здесь?
— Да вот решила зайти в универмаг, посмотреть Мариам платья к поступлению. Скоро экзамены, может присмотрю что-то достойное.
— Конечно. Если что придется по душе, можно будет приехать с дочкой, пусть бы выбрала себе то, что понравится.
— Я тоже так подумала. Сейчас сама прогуляюсь, приценюсь, а потом с ней приедем. Как твои дела? Устал?
— Да не успел еще, — смеётся мужчина, — пару часов как рабочий день начался.
— Да-да, ты прав. Это
